Леонардо да Винчи - Гастев Алексей Алексеевич. Страница 95

Маршальский конвой заскучал, а некоторые успели выспаться – хороший солдат готов к этому в любых обстоятельствах места и времени, – когда наместник Карл д'Амбуаз вышел со двора пораженный, что можно понимать двояко: во-первых, в смысле достигшего крайней степени удивления, а во-вторых, буквально как поражение в единоборстве или в какой бы то ни было схватке с противником. И второе и первое толкования происшедшего полностью ему отвечают – удивление не нуждается в дальнейшем размежевании и каждому понятно; что же касается поражения в схватке, тут имеется в виду, что ошибаются некоторые, полагая, будто бы военной силы всегда бывает достаточно для овладения местностью и ее населением. Напротив, жестокий могущественный завоеватель другой раз оказывается как бы в силках, расставленных хитроумием тех, кого военное счастье доставило ему в подчинение.

Спустя несколько дней мастерскую посетил Цезарь Борджа, называющийся племянником римского папы Александра, а на самом деле его сын и сообщник во всех преступлениях. Этот Борджа находился в Милане проездом из Франции, куда доставил папскую буллу, разрешавшую королю Людовику развод с хромоногой Анной Французской и брак с красавицей вдовой несчастного Карла VIII, другой Анной, принцессой Бретонской, За такую услугу король отдал Цезарю герцогство Валентинуа и назначил пенсию в 20 тысяч ливров, а также предоставил четыре сотни копейщиков с лошадьми и прислугой, в которых тот нуждался для исполнения своих планов. Силой оружия Борджа надеялся восстановить утраченное единство области Романья, принадлежавшей прежде к церковным владениям, а ныне распавшейся на многие непокорные княжества.

Прославленный в хрониках как негодяй, Цезарь отличался умом, и силой характера, и особенным даром нравиться людям, если желал их привлечь в свое окружение для каких-либо целей. По-видимому, Цезарю удалось заручиться согласием Мастера, что по возвращении на родину тот, если позволят обстоятельства и Синьория Флоренции, перейдет к нему на службу в качестве инженера.

Памятка. Пойти сделать запасы для моего сада. Иордан. О тяжестях. Консилиатор [47] о приливе и отливе моря. Закажи два дорожных ящика. Посмотри токарный станок Больтраффио и вели перетащить камень. Оставь книгу мессеру Андреа Тедеско. Сделай весы из стрелы и взвесь раскаленный предмет, а потом взвесь его снова холодным. Зеркало маэстро Луиджи. Масло, нефть. Прилив и отлив воды, наблюдаемые на мельнице в Ваприо.

За два столетия до Леонардо да Винчи другой исследователь, немец по происхождению, называвший себя на латинский манер Иорданус Неморариус, будучи генералом бенедиктинцев, составил трактат «О тяжестях», получивший затем как авторитетнейший значительное распространение. Если припомнить еще Николая Кузанского, станет видно, что не только в Британии, но и в других странах, высокомерно называемых итальянцами варварскими, наука свивает гнезда, откуда вылетают чудесные птенцы, а в случае совпадения мнений нет необходимости каждый раз аргументировать родственной связью между исследователями, тем более – и на это указывает Фрэнсис Бэкон, – что науки и мнения живут и странствуют, как народы. В отличие от птиц перелетных, следующих всегда неизменным путем, тут трудно заранее знать, куда туманное облако двинется и что станет орошать, и где из полной безвестности произойдет величайший ученый. Также можно оспаривать, будто бы человечество только теперь оказалось разбуженным после долгого сна. Хотя самое черное невежество и суеверие действительно были распространены повсеместно, всегда находились самоотверженные и даровитые люди, которые не давали наукам угаснуть.

У Неморариуса в его сочинении есть теорема об условиях равновесия коленчатых весов, представляющая собой жемчужину геометрии в ее применении к механике. Ученый немец показывает, что такое равновесие обусловлено не длиною того или иного плеча, но расстояниями их оконечностей от вертикали, опущенной из точки подвеса к центру Земли. Как следствие этого в трактате приведена теорема, оказавшаяся для Леонардо не менее важной; здесь показано, что то ИЛИ другое плечо коленчатого рычага ИЛИ весов не принимает вертикального положения сколько бы его ни нагружали. Другими словами, указанное выше расстояние до вертикали или же угол между плечом рычага и той вертикалью станут без конца уменьшаться, но невозможно, чтобы они исчезли.

В первый день августа 1499 года я написал здесь о движении и тяжести. Если груз подвешен на одной стороне веревки, попросту поддерживаемой блоком, возможно, что такой груз будет побежден другим, меньшим грузом, подвешенным на противоположной стороне веревки. Однако движения их никогда не будут равны, и отношение одного движения к другому будет обратным отношению грузов. Например, допустим, что одна из сторон веревки, поддерживаемой одним блоком, будет ms, а другая сторона будет mf. Я говорю, если малый груз с опускается, изгибая веревку mf до тех пор, пока груз s не поднимется, последний совершит движение, равное ab.

И такое же отношение, которое существует между па и ab, ты обнаружишь между грузом s и грузом с. Это очевидно из указанной выше пропорциональности движений. Обрати внимание, что окружность nbd всегда дает истинную длину веревки nm, a остаток, выходящий за эту окружность, есть часть веревки, недостающая на стороне ms, и таково всегда будет движение, совершаемое грузом s, если только веревка не растягивается, – такое растяжение выходит за пределы правила и есть вещь случайная.

Так вот, если чертеж Неморариуса повернуть таким образом, чтобы вертикаль, опущенная из точки опоры, стала горизонтально, то плечо рычага и его тщетное стремление слиться с этой горизонталью окажутся сходными или аналогичными стремлению проволоки выпрямиться силою противовеса – хотя и с той существенной разницей, что в первом случае мы имеем жесткий рычаг, а во втором – гибкую проволоку, нить или что-нибудь другое, нежесткое. И тут выступает преимущество аналогии, на которое ссылается Фрэнсис Бэкон, когда говорит, что их следует принимать не за аксиомы для изобретения, но за указатели и что сама их приблизительность, неровное, скачущее, частичное сходство провоцируют разум искать дальше – тогда как доказательство путем силлогизма, имея как бы окончательный смысл, приводит к застою и косности.