Нечаянный поцелуй - Беннет Сара. Страница 13

До последнего момента.

Когда карлик в очередной раз шлепнулся на пол, она взглянула на Генри в надежде посмеяться вместе, но Генри смотрел на нее так, что веселье мигом исчезло, и она вспомнила все до мельчайших подробностей. И ее бросило в жар.

Хотелось повторить то, что произошло в башне Адера. Зажмурить глаза и трепетать от наслаждения, вспоминая пылкие, божественные минуты, проведенные вместе. Прокрутить в памяти каждый момент.

«У тебя слишком долго не было мужчины, – сказал Дженове внутренний голос. – Вот и все. Генри здесь ни при чем; просто он очутился в нужное время в нужном месте. Любой мужчина поступил бы так же. Ты могла бы оказаться с… с Алфриком, и случилось бы то же самое!»

Ясно одно: нужно, как можно скорее начинать подготовку к свадьбе; только так она сумеет избавиться от этой навязчивой идеи. Может, Алфрик сжалится над ней, и они справят свадьбу немедленно. Если она скажет ему, что дело не терпит отлагательства, он отбросит нелепые требования его отца и покончит с формальностями.

Дженова улыбнулась, представив себе, как мчится сломя голову на своей кобыле по снегу к дому Алфрика, и требует немедленно обвенчаться, и кричит с порога: «Кто знает, с кем еще я пересплю в следующий раз, если ты не женишься!»

Но ее улыбка погасла и глаза потускнели. Все это глупости. Она не хочет ложиться в постель ни с Алфриком, ни с каким-либо другим мужчиной. Не Алфрик заставил ее тело петь. А Генри. И в целой Англии не найдется мужчины, способного занять его место. Между ними пробежала искра, и ее нельзя погасить. Поэтому Дженова, благородная вдова, мать и хозяйка имения Ганлингорн, не знает, как ей быть дальше.

– Мама, смотри!

Ее сын со смехом показывал на фокусника. Дженова с благодарностью позволила ему отвлечь себя от печальных размышлений. Раф был хороший мальчик, славный мальчик, и она возлагала на него большие надежды. В младенчестве он много хворал, но он боролся, и она боролась вместе с ним, И он выжил. Теперь она знала, что за его хрупким каркасом скрывается сила. Тщедушный с виду, Раф был на самом деле крепкий. Настоящий борец. Ее сын сделает все, чтобы преодолеть любые трудности, какие подкинет ему судьба.

Некоторое время назад она видела, как Раф искал общества Генри, но Генри, насколько она знала, не любит детей. Генри был во многих отношениях эгоистичный и тщеславный мужчина. Однако это ничуть не умаляло его достоинств воина, преданного подданного короля и хорошего человека. Еще он, безусловно, умел быть обворожительным. Дженова и в прошлом не раз испытывала на себе силу его притягательности, но только смеялась, восхищалась и отмахивалась. Генрих-возлюбленный не для нее. Она предпочитала Генри-друга. Сама того не желая, Дженова попала в зависимость от его ненавязчивой привязанности, зная, что он всегда придет на помощь.

Так оно и случилось. Однако на этот раз события приняли совсем другой оборот.

Дженова снова устремила взгляд на Генриха, и сердце у нее екнуло. Он тоже смотрел на нее. Не исподтишка, в надежде, что она не заметит. Не таков был Генри. Он сидел, повернувшись полностью в ее сторону, и пожирал ее глазами. Господи, неужели он все же решил нарушить их клятву? Он хочет от нее большего и хочет, чтобы она знала об этом.

Дженова невольно ахнула, и краска залила ее щеки. Генри не сводил с нее глаз, пылавших страстью.

Дженова порывисто отвернулась и закрыла лицо ладонью. Одна из фрейлин, Агета, справилась о ее самочувствии. Дженова улыбнулась и ответила, что просто устала. Еще раз посмотреть на Генри она не рискнула. Куда девалась ее уверенность в себе? Она сомневалась, что сможет вести себя прилично, как подобает леди Ганлингорн.

«Приличие» никогда не останавливало Мортреда.

От этой мысли Дженова похолодела. Мортред лгал ей. Относился к их браку – к их любви – с неуважением. Может, настало время последовать его примеру? Она собиралась обвенчаться с Алфриком, но разве это не очередной пример «приличного» поведения? «Дженова, – сказал ей однажды Мортред, – ты всегда слишком предсказуема». Теперь она задумалась, не существует ли другой, более приятный способ отомстить и в то же время получить удовольствие от этой новой, неожиданной страсти.

Как вспышка молнии во тьме, ее вдруг поразило осознание, что клятва воздержания, данная ею и Генри, ошибка. Отказывая себе и ему, она лишь усугубляла ситуацию. Может, размышляла она возбужденно, поддаться своему безумию и утолить голод во вновь обретенной страсти. Тогда она не только отомстит своему покойному мужу, но и удовлетворит свою прихоть. Конечный результат будет один и тот же, но путь к нему – куда более приятный…

– Миледи? – В голубых глазах Агеты были настороженность и неодобрение. – Вы кажетесь рассеянной.

– Ничего особенного, Агета. Просто я обдумывала одну Проблему, но теперь уже приняла решение.

Агета нервно коснулась пальцами украшения на шее, словно хотела спросить еще что-то, но Дженова отвернулась и, окликнув одного из слуг, велела наполнить вином опустевшие кувшины. Она не собиралась обсуждать с кем-либо Принятое решение. Это касалось лично ее.

И Генри.

Генрих лежал в темноте без сна. И хотя причина его бессонницы находилась в комнате этажом выше, он не мог побеспокоить Дженову. Он был гостем в ее замке и не мог вломиться в ее опочивальню, словно хряк в период гона. Ему не следовало сверлить ее взглядом за столом, чтобы обратить на себя ее внимание.

Он хотел поколебать ее притворное спокойствие. Заставить вспомнить то, что он был не в силах забыть.

В какой-то момент ему показалось, что он увидел в глубине ее зеленых, как мох, глаз ответное чувство, искру желания, не менее жаркого, чем его собственное. Но потом все исчезло, и он подумал, не принимает ли желаемое за действительное. И это Генрих! Великий соблазнитель, завоеватель женщин, непревзойденный любовник! Генрих, который хвастал, что может овладеть любой женщиной, какую пожелает! Однако женщина, к которой он воспылал страстью на этот раз, была той единственной, которой не мог обладать.

К которой поклялся даже не прикасаться.

Генрих застонал. Мысли о Дженове возбуждали его, он сгорал от неутоленной страсти. Генри мог бы послать Рейнарда за шлюхой, но его не прельщала продажная женщина; впервые в жизни он предпочитал страдать от неудовлетворенного желания.

С едва слышным звуком отворилась дверь. В одно мгновенье сев, Генрих выхватил меч, всегда находившийся у постели под рукой, и сбросил прочь одеяла. Потом вскочил, голый, и расставил ноги, готовый отразить нападение незваного гостя.

В узкой щели, образованной косяком и дверью, колыхнулось пламя свечи, и появилась бесплотная фигура. Длинные каштановые кудри достигали бедер. В отблесках света шелковистые локоны переливались мириадами красок. Простая шаль, свободно наброшенная на плечи, служила скорее соблазном, чем накидкой. Сквозь нее просвечивало тело. Точнее, его тень. Когда она тихо вошла в его комнату, Генрих увидел больше, чем тень. Его глаза упивались дивным изгибом стана, розовыми сосками и треугольником каштановых завитков у развилки ног.

– Дженова, – хрипло прошептал он, – зачем ты пришла?

– А ты как думаешь, Генри?

– Я искренне надеюсь, что ты не считаешь меня настолько сильным, чтобы отослать тебя назад, в твою комнату, потому что я не смогу этого сделать. Нет у меня такой силы.

Она подошла ближе. Пламя свечи замерцало, и он ощутил запах Дженовы. Генрих напрягся, голова закружилась, во рту пересохло.

– Дженова, – простонал он, – прошу тебя.

– Мне не нужно, чтобы ты был сильным, – сказала она как ни в чем не бывало. Сколь опасно близко подошел он к тому, чтобы грубо схватить ее и швырнуть на постель. – Ты разжег во мне пожар. Я думала, что смогу с ним справиться. Но… – Она нервно вздохнула. – Теперь я вижу, что просто так его не погасить. Еще я вижу, что держать в узде эти чувства было бы не только глупо, но и жестоко. Думаю, нам нужно дать им волю и утолить свою страсть. Только так сумеем мы побороть огонь и вернуться к прежней жизни.