Мужество в наследство - Абрамов Александр Семенович. Страница 20
А на следующий день, 21 ноября, Бабайлов вновь получил задание на разведку войск противника.
В тот день механик Николай Макласов не дождался из полета своего командира…
— Бабайлов не возвратился, — вспоминает он, — и горевал весь полк. Мы его любили. Он бывал резким, иногда чересчур горячился, но всегда оставался душевным товарищем… Наше командование использовало все средства связи, запрашивая в Крыму части Отдельной Приморской армии. Но там ничего не знали о нашем боевом друге.
Не знал тогда, да и не мог знать, Николай Макласов, что накануне 30-летия Великой Победы найдется записка его командира, написанная им еще в 1943 году. Дело в том, что житель села Стецовки Чигиринского района Черкасской области инвалид Великой Отечественной войны Дмитрий Аксентьевич Гажва много лет назад подобрал на истерзанной боями крымской земле металлическую табакерку. В ней обнаружилось четыре исписанных тетрадных листка. На последней страничке подпись — «Бабайлов».
Узнал об этой записке Николай Макласов лишь в 1974 году, когда к нему в Херсон приехал специальный корреспондент «Правды» Д. И. Новоплянский, разыскавший родных и многих однополчан Павла Бабайлова.
Пожелтевшие от времени тетрадные странички переносят нас в огненные ноябрьские дни сорок третьего:
«Друг, брат, советский человек, если ты наш, а не враг, пошли это в мой полк, тебя за это отблагодарят. Войди в мою обстановку — я почти в безвыходном окружении фашистов. За отправку письма тебе отдадут все мое, что там осталось, деньги, часы, новую форму… Ой как прошу послать, дорогой товарищ. Адрес такой — П/П 21237 «К». Командиру. А сделать это просит советский летчик Павел Б. В полку меня все знают. Пошли, браток, не откажи в просьбе. Прощай.
А если попало это в руки фашисту, так не радуйся, все равно тебе скоро капут будет полный в Крыму и на всей нашей Советской земле. Смерть гадам врагам!»
В письме Бабайлова — смятение чувств: горечь неудачи, презрение и непримиримая ненависть к фашистам, тоска по родному полку. Он как бы разговаривает со своим командиром, докладывает о том, что с ним произошло:
«Дорогой т.! По мне в полку уже, наверное, справили панихиду. А я еще совсем живой и даже свободный. Когда сбили меня, я не разбился, а вывел машину из штопора и сел на пузо, крепко стукнулся головой о прицел, без памяти взяли меня фашисты. Когда пришел в память, не было у меня ни пистолета, ни летной книжки. Сняли меня возле разбитой машины, причем так, чтобы за моей спиной на фюзеляже было видно все звездочки. Я им от злости сказал, что они все мои, чтобы они быстрей прикончили. А они, сволочи, радовались, называли меня гросс-асом, связались со своим начальством, и то приказало отправить меня живым экспонатом на их трофейную выставку в Берлин. Все допытывались про нашу технику, а я им ни слова про это, только матом все крою, гнидами называю… Ночью посадили в легковушку и повезли. Сопровождал офицер и говорил, что в Берлине мне все равно язык развяжут. Я ж думал, что туда они меня ни за что не довезут, что если повезут самолетом, то выпрыгну из него, а если по морю, то брошусь в воду. А теперь, когда на свободе, опять жить хочется. Спасли меня крымские партизаны, их здесь в Крыму много. И документы мои забрали у убитого конвоира, вернули мне…»
Неожиданно появились каратели, началась облава. Тогда партизаны укрыли раненного в ногу Бабайлова в небольшой воронке, тщательно замаскировали ее и, пообещав вернуться за ним, ушли.
В записке Бабайлов с благодарностью говорит о своих спасителях, восхищается их мужеством, заботится, чтобы после войны они были отмечены наградами:
«…А попал к партизанам — и у немцев не все наши враги, есть и наши друзья. Один из них, по имени Фриц, передал партизанам, как и когда меня повезут… Скажу вам, чтоб знали про него, что мне сказали партизаны. Он подпольный немецкий коммунист. Вроде и еще есть такие между их солдатами. Когда победите, вам партизаны про них скажут. А мы ж думали так, что все немцы нам враги. Правильно говорил замполит, что враги не немцы, а фашисты. Так, выходит, и есть. Вы фамилию у партизан узнайте, чтобы найти и поблагодарить… Фамилию партизан знаю одну — Удальцов Степан, моряк-севастополец, остальные, Гриша и Федор, тоже, наверное, моряки. Если уцелеют до конца войны, найдите их, и если их не наградит правительство, так повесьте им мои ордена. Отчаянно они действуют, даже не то, что мы, хоть и летчики…»
Когда на второй день за Павлом партизаны не вернулись, он решил, что с ними стряслась беда. Бабайлов мысленно подготовил себя к самому печальному исходу. Однако он с отчаянным упорством пробивался к своим:
«…Сам буду ночью лезть, только фашисты кругом ходят. Хоть одного еще уложу, хоть руками…»
Заканчивается записка так:
«…Партбилет мой целый. Планшет у моего механика Коли М. Там партбилет, пусть заберет парторг. Моим на Урал пошлите письмо, что я не так просто погиб… Предупредите еще раз спецслужбистов, барахлил у меня высотомер. А Ваське Подольскому за пушки спасибо, стреляли, как часы. Эх, хоть бы раз еще так пострелять. Вот и все. Прощайте. Спойте мою любимую про «Варяга». Обнимаю всех. А кто передаст вам это, отдайте ему мою новую форму, все, что причитается за прошлый месяц, и премию за последние сто безаварийных, пусть там начфин не крутит — доверяю расписаться за них своему механику. Вот и все. Прощайте. И еще крепче бейте врагов. Да здравствует советский Крым».
Шли третьи сутки, как о Бабайлове не было никаких известий. «Значит, пропал без вести», — думали в полку. И перестали ждать.
А тем временем Павел под покровом темноты выбрался из воронки и, ориентируясь по звукам редких выстрелов и по пробивавшимся сквозь тучи звездам, пополз на север, к берегу Азовского моря. Изнемогая от голода и холода, в изодранной одежде, он наконец услышал шум морского прибоя.
Немного отдохнув и привыкнув к темноте, Павел вдруг заметил подплывшую к берегу лодку. Из нее выскочили два немецких солдата и скрылись в ночи. Бабайлов стал ждать. Медленно тянулось время. Немцы не возвращались. Павел рискнул: спустился к воде, забрался в лодку и поплыл, стараясь держаться от берега подальше…
Бывший командир первой эскадрильи подполковник запаса Агафон Кузьмич Санников, близкий боевой друг Бабайлова, запомнил встречу с ним 24 ноября:
— Его возвращение было чудом, — говорит он. — Мы бросились обнимать своего Пашу — потемневшего, обросшего, в изодранной гимнастерке…
Получив новый истребитель Ла-5, Павел продолжал отважно бить врага. В боевых донесениях 163-го авиаполка все чаще упоминается об уничтоженных Бабайловым самолетах противника. Лишь в январе 1944 года он сбил еще семь фашистских машин.
Представляя бесстрашного летчика к правительственной награде, командование, в частности, отмечало, что П. К. Бабайлов, «…обладая отличной техникой пилотирования на самолетах ЛаГГ-3 и Ла-5, в воздушных боях с превосходящими силами противника проявил исключительную настойчивость и упорство по разгрому немецких оккупантов. Личным примером своей повседневной боевой работы как на земле, так и в воздухе учит молодой летный состав искусству ведения воздушного боя…»
После изгнания гитлеровцев с крымской земли уралец воевал в составе своего гвардейского Феодосийского Краснознаменного ордена Суворова истребительного авиационного полка на 2-м Белорусском фронте. К тому времени Павел Бабайлов уже летал на истребителе Ла-7. Ему нередко поручали ответственные боевые задания. Смелые, результативные полеты по тылам врага убедили командование в том, что Бабайлов стал первоклассным мастером воздушного поиска. У него выработалась незаурядная способность проскакивать сквозь заградительный огонь зениток и заслоны фашистских истребителей. Он научился с воздуха читать землю, подобно тому, как читают интересную книгу, научился грамотно и толково искать и находить.