Последняя точка - Абрамов Александр Иванович. Страница 1

Александр Абрамов

Последняя точка

Скорый опаздывал минут на сорок, что погнало всех пассажиров и провожающих на перрон из зала ожидания, как именуются у нас даже на маленьких железнодорожных станциях прокуренные и неподметенные комнаты с неудобными скамьями и ларьками-буфетами. Бурьян, совершивший уже две пересадки на пути из глубинки в глубинку, терпеливо ждал третьей, утешаясь тем, что до Свияжска еще восемь часов езды и он сумеет и пальто просушить и выспаться: ведь у него было место в мягком вагоне, где едут обычно отпускники да командированные, уже успевшие наговориться за целый день.

Как обычно говорят в таких случаях, ему повезло. В купе, куда поместил его проводник, было занято только одно место. Но спутник или спутница? «Попробую угадать», — сказал он сам себе. Чемодан, заброшенный на полку, наполовину выпитая бутылка боржома на столике, и никакой косметики. Ясно: живет на колесах — потому что чемоданчик его уже стар и поношен, прилично зарабатывает — потому что едет не в купейном, а в мягком, и едва ли собутыльник — потому что пьет боржом, а не пиво. А вот возраст, даже не очень точный, предположить трудно. Бурьян взглянул на себя в зеркало, вмонтированное с внутренней стороны двери: крепкий парень, коротко стриженный, лет этак за тридцать с гаком. Уже стар или еще молод? А это смотря по тому, где и в какой среде он живет, какой труд его кормит и каких высот на своем жизненном поприще он мечтает достичь. Бурьян даже усмехнулся, разглядывая свое отображение в зеркале. Для министерства юстиции он не так уж далеко ушел от юноши, а в спорте он уже ветеран, которого, пожалуй, сейчас никто и не помнит.

Дверь поехала в сторону, и Бурьян отступил, пропуская в купе ладно сложенного, уже немолодого мужчину в синем тренировочном спортивном костюме с глубокой тарелкой в руках, полной жареных пирожков — из вагона-ресторана. Поставив тарелку на стол, мужчина сказал, не оборачиваясь:

— Сейчас чай разносить будут. А пока познакомимся.

— Надо ли? — спросил Бурьян.

Человек в синем трико даже отпрянул от неожиданности, столько горечи было в словах Бурьяна. Потом вгляделся и вдруг заулыбался, узнавая:

— Неужто ты?

— Я.

— Сколько же не виделись?

— Лет сто. А до того десять лет из меня жилы тянули. Этого не ешь, того не пей, веса не набирай, ложись и вставай по звонку, пробежка обязательна, о сигаретах забудь. А что вытянули? Бронзу. Стоило ли возиться? — пожал плечами Бурьян.

Человек в синем трико помрачнел даже.

— А ты что думал! Пробежал полтора километра, и сразу в дамки? Золото, видите ли, ему снилось. Так золотые медали не получают, и талант, милок, это — терпение и труд до мокрой от пота майки. А ведь был талант, и третьим местом в чемпионате не швыряйся. Пятиборец был классный и Светличного выпустил вперед явно в интересах команды.

— Кстати, где сейчас Светличный? — спросил Бурьян.

— Тренером где-то в Архангельске. Сейчас уже ученики его домой медали привозят.

— А ваши, конечно, золото?

— Подбираю пока. Есть способные ребятишки. А ты тогда же и совсем из спорта ушел?

— Тогда, дядя Саша. Тогда и ушел.

Бурьян вспомнил, как это было. Начал он семнадцатилетним парнишкой с голубой мечтой о рекордах, а рекордсменами неизменно становились другие. Испытывал себя в любом виде спорта: хорошо плавал, пробегал стометровку за одиннадцать секунд — но в спринте уже боролись за десять, а для стайера он был слишком легок; пробовал и верховую езду, но для жокея был слишком высок. Даже самбистом себя попробовал, но и на ковре редко выигрывал. Наблюдавший за ним тренер, видя его старания, как-то посоветовал: «Техникой ты, брат, везде овладел: все умеешь. А сходи-ка ты к дяде Саше, он у нас с пятиборцами работает. Шутка ли сказать — пять видов спорта надо освоить. А тебе ведь это легче легкого». Совет пригодился: у пятиборцев ему повезло. После первой же пробы вошел в первую десятку, потом в пятерку, а на Всесоюзном чемпионате завоевал третье место. Тогда он и решил, что в спорте ему делать нечего, надо приобретать профессию.

— Что ж ты робил все эти годы? — спросил дядя Саша.

— Заканчивал юридический в Ленинграде.

— Почему в Ленинграде, а не в Москве?

— Ребят знакомых в Москве очень много, болели за меня на чемпионатах. А я знал, что выше третьего места мне уже не подняться. И возраст не тот, и призвания нет.

— Значит, совсем из большого спорта ушел?

— Мы по-разному толкуем это понятие. Вы считаете, что я ушел из большого спорта, а я именно тогда и пришел к нему. В университете подобрал кружок любителей, для которых спорт — это спорт, а не погоня за очками. А сейчас там уже клуб с различными секциями. Начал работать следователем в Белецке — наш легкоатлетический кружок стал лучшим в области. А теперь в Свияжске собираюсь повторить тот же опыт. Любители найдутся, знаю.

— А где это, в Свияжске? — поинтересовался дядя Саша. Бурьян его так и называл, хотя ему самому было уже тридцать шесть лет.

— На этой же линии, — пояснил Бурьян. — Лет десять назад тут и полустанка не было, а сейчас даже скорые останавливаются. Километров за тридцать от станции такой деревообделочный комбинат отгрохали, что вокруг него даже не поселок, а целое городище выросло. Там и административный центр района, где мне придется работать.

— Кем? — зевнул дядя Саша: у него было свое мнение о спорте с прописной буквы.

— Жалеешь? — усмехнулся Бурьян. — Небось думаешь: тренером мог бы остаться. А ведь тренер — это профессия, и не всякий, даже классный спортсмен способен стать хорошим тренером. У меня же есть своя профессия и опыт имеется.

В купе зашел проводник, спросил, не нужно ли чего.

— Разбудите меня за полчаса до Свияжска, — сказал Бурьян.

Свияжский перрон встретил Бурьяна сизым, дождливым туманом. Сквозь туман просматривался столь же сизый придорожный ельник и обесцвеченные дождями станционные постройки. Бурьяна никто не встретил.

«Что же остается? — подумал он. — Или ждать до утра первого автобуса, или двинуться пешком по шоссе в надежде поймать случайную грузовую машину: на большом заводе работает, поэтому и ночная смена».

Бурьян избрал второе решение. И не ошибся. Через полчаса его обогнал грузовик с шифером: Свияжск, видимо, расширялся, застраивая лесные просеки. Обогнав Бурьяна, водитель остановил машину и выглянул из кабины. Он был в старой, замасленной брезентовой куртке. Лицо, обезображенное синеватым шрамом, не вызывало симпатии.

— В город или на сплавку? — спросил он. — За десятку могу подбросить.

— Ого, — сказал Бурьян.

— В Москве в такси и дороже заплатишь. Так что, едем или не едем?

— Ладно, — согласился Бурьян.

О шраме, искажающем лицо водителя, он не спрашивал: неудобно все-таки начинать с этого разговор. Начал его сам водитель:

— Ты мне на рожу-то не гляди — я не девка. А это украшение мне фриц в сорок третьем оставил. Расписался осколком гранаты.

— Сколько же вам лет сейчас? — спросил Бурьян.

— До пенсии еще не дотянул. Ну, и кручу баранку, пока сил хватает. А ты к нам зачем — работать или приказывать?

— А это уж как придется. Я в прокуратуру еду. Ваш новый следователь.

Водитель скосил глаза на него, потом отвернулся и сплюнул в открытое окошко кабины.

— Зря я с тобой связался, парень, — сказал он, не глядя на Бурьяна.

— Почему? — удивился тот.

— Не люблю легавых. Нашего брата чуть что — и к ногтю, а своих покрываете. У нас тут главный инженер человека убил, а его до сих пор не судят. За решеткой сидит, а суда нет. Серчает народ.

— Может быть, еще не собраны все доказательства? — спросил Бурьян.

Шрам на лице водителя совсем посинел. В скошенных глазах его Бурьян прочел даже не возмущение, а полное неуважение к нему и его профессии.