Ассирийские танки у врат Мемфиса - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 4

– Отчего же? – говорит Снофру. – Всякого можно расстрелять. Хвала Амону, власти у меня достаточно!

– Этого нельзя, – повторяю. – Он – менфит, [10] воин великого мужества, из двадцати восьми памфиловцев. За подвиг награжден «Святым Аписом», а после выслужил бляху доблести «Глаз Гора», бляху за оборону Тира и бляху Сохмет за уничтожение семи противников в одном бою. И хоть большая на нем вина, но к стенке – это слишком.

Сказал я правду – были у Давида боевые бляхи, и в корпусе недоброй памяти Памфилия он тоже служил. Все-таки что-то в его пользу! И еще одно: если бы брызнул он на памятник царствующему Джосеру, расстреляли бы на месте, но прапрадед – родич дальний, и тут возможно снисхождение.

Но Хуфтор не унимался:

– Расстрелять! А командира чезета – под палки!

– Опозорить меня хочешь? Не будет этого! – говорю. – Не будет, клянусь Маат, богиней истины! Лучше к стенке встану со своим бойцом!

Хуфтор чуть не запрыгал от радости:

– Ты сам это сказал, не я! Хочешь оскорбителя спасти? Значит, сам ты оскорбитель!

Солдаты мои расшумелись, так расшумелись, что ясно: своих расстреливать не собираются. Пиопи и Хоремхеб стоят, не знают, что делать. Снофру тоже в сомнениях: за малое наказание будет на него донос от Хуфтора. А у меня – холодный пот на висках; чувствую, что пахнет мятежом, и тогда не сносить мне головы. Ни мне, ни Пиопи, ни Хоремхебу, ни остальным моим бойцам.

Тут выскочил Иапет и попер на Хуфтора с кулаками.

– Краснозадый павиан! – кричит. – Тебя самого обоссать, башку пробить и закопать под кучей дерьма! Ты на кого тянешь, морда крысиная? На солдат, что кровь проливают? На храброго чезу? Он нас в бой ведет, а тебя, вошь, я под пулями не видел!

Придержали его, не успел он Хуфтору врезать, но наговорил многое, и фараону светлому досталось, и его прапрадеду. Ливийцы – импульсивный народ, кровь у них горячая, рука на расправу быстрая, ибо родились они в жаркой пустыне. Кожа их бела и не смуглеет под солнцем, [11] но гневные лучи светила – в их душах, и носят они этот огонь как метку своего разбойничьего племени. Горе тому, кого обожжет это пламя!

Но, как я сказал, придержали Иапета. Что до Снофру, тот вынес мудрое решение: всех троих – под трибунал, но не по первой, а по второй статье Военного Кодекса. Назначь он первую, мы бы нежились уже в Полях Иалу… Судили нас за оскорбление почившего величества, но, снисходя к былым заслугам, жизнь все же сохранили. Много это или мало? Двадцать лет в каменоломне, чуть не половина прожитого мной, и если выйду я на волю, то дряхлым седым стариком… Но что сожалеть о свершенном! Чести я своей не потерял, милости не просил и чужими жизнями не откупился – жив Давид, жив Иапет, и они еще молоды.

Когда я встану перед другим судом, перед Сорока Двумя в царстве Осириса, [12] и когда взвесят они мою душу, будет ясно, что поступил я по совести.

Глава 2

Ассиры

Ночью над нами загудело. Гул был знаком – не наши «соколы Гора», а басовитый грозный глас вражеских машин. За такими звуками обычно следуют посвист летящих с неба бомб, грохот разрывов и крики умирающих.

Иапет, спавший вполуха, как подобает жителю пустыни, проснулся первым, а за ним – весь барак. Мы ринулись к выходу, но там уже торчали халдеи, и стволы в их руках глядели на нас черными мрачными зрачками. «Из бараков не выходить! – завопил Бу, старший надзиратель. – На место, кал гиены! На место, падаль, и сидеть тихо!» Его приказ подхватили другие охранники по всему периметру лагеря. Я услышал их громкую перекличку и понял, что Бу отправляет кого-то к Саанахту за новостями и распоряжениями. У Саанахта был ушебти, [13] и по радиолучу он мог поймать Мемфис, или Фивы, или Суу, базу Первого флота на Лазурных Водах.

Кровля над бараком была из тростника, и кое-кто из нас, раздвинув сухие ломкие связки, высунулся наружу. Я тоже встал на нары и проковырял отверстие. В темном небе, затмевая звезды, метались лучи прожекторов, падавшие то на огромную серебристую оболочку летательной машины, то на подвешенную к ней гондолу, то на стремительно вращавшиеся винты. Армада, парившая в вышине, наплывала с востока; видимо, ассиры пролетели над Аравией, Синаем и узким морским заливом и теперь пересекали Нубийскую пустыню. К Великому Хапи идут, подумал я, вспомнив о городах, стоявших на Реке, о Мемфисе, Хай-Санофре, Пермеджете и множестве других. Неприятель двигался прямо туда.

Для чего? В чем состояла цель операции? Бомбардировка мирных поселений?.. Уничтожение складов и военной техники?.. Атака на столицу?.. Я терялся в догадках.

Аппараты в небе были цеппелинами. Подобный тип летательных машин мы прежде называли «ладьей Ра», но термин варваров-аллеманов вытеснил это обозначение. Так случалось и с другими словами – боевая трирема стала для нас крейсером, «гнев Осириса» – пулеметом, а бронеходная колесница – танком. Танк – название бриттов, таких же варваров, как аллеманы… Или уже не варваров? Там, на западе, был Рим, был Карфаген и страны, что находились под карфагенским и римским влиянием, а оно достигало даже земель Заокеанского континента. Целый новый мир! И чудилось мне временами, что наша славная держава нужна ему не больше, чем песок пустыни.

– Чезу! – позвал меня ваятель Кенамун, стоявший с Давидом и десятком других лишенцев у входа. – Чезу, там, снаружи, халдеи о чем-то толкуют… Послушаешь?

Я спрыгнул с нар. Люди расступились предо мной, затихли, и я услышал голоса охранников:

– Почтенный Саанахт велел держать их в бараках…

– Он включил ушебти…

– Хвала Амону, нам ничего не грозит…

– Налет на Мемфис… Так передали из Суу…

– Там батареи Стерегущих Небо… Как прорвались эти проклятые?..

– Целый флот летит. Но многих подбили…

– Да, многих! Так сказал господин наш Саанахт…

– Гиены ассирские! Сгорят над Мемфисом!..

– Сгорят. Там фараон – жизнь, здоровье, сила! Он не допустит…

Голоса стали глуше, превратившись в неразборчивое бормотание. Гул моторов тоже начал стихать, удаляясь на запад и будто подтверждая услышанное мной. Цеппелины прошли над лагерем, не сбросив ни единой бомбы – явно берегли их для столицы и пушек Стерегущих Небо. Триста потерявших честь солдат да сорок охранников – слишком ничтожная добыча для такой армады.

Я отступил от циновки, закрывавшей вход, повернулся. Барак глядел на меня сотней настороженных глаз.

– Флот ассирских цеппелинов прорвался к нашим берегам, – произнес я. – Каменоломню не тронут, не нужна им каменоломня, они к Реке идут. Думаю, к Мемфису.

Люди загалдели. У многих в Мемфисе и его окрестностях остались семьи, так что весть об ассирском налете их не порадовала. Ассиры жалости не знают, и на земле, со своими клинками и «саргонами», они еще страшней, чем в воздухе. Впрочем, я сомневался, что цеппелины везут десантников. Бомбежка – одно дело, а наземная операция – совсем другое, для нее такая сила нужна, какую по воздуху не перебросишь. Но это понятно чезу и офицерам, а не рядовым.

Пенсеба, солдат, чье место на нарах рядом с Иапетовым, сунулся ко мне. Глаза круглые, губы трясутся…

– Исида всемогущая! Что же будет, семер, что же будет?.. У меня сестра в Хай-Санофре… сестра с двумя детьми, старая мать… Зарежут их?

– Не зарежут, немху. Не попадут твои под бомбы, так останутся живы. Пуэмра, Хоремджет! – Я окликнул офицеров. – Вы наблюдали за небом. Сколько было, по-вашему, машин?

– С полсотни, семер, – доложил Хоремджет.

– Мне показалось, что больше, – отозвался Пуэмра. – Семьдесят или около того.

– Пусть семьдесят, – сказал я. – Если даже идут с десантом, это три тысячи бойцов. Маловато, чтобы взять Мемфис. Их танками раздавят. Гарнизоны под Мемфисом крупные… Так что, немху, молите Гора, чтобы спас ваши семьи от бомб и осколков, а другой беды я не вижу.