Далекий Сайкат - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 21

Но в этом огромном мире у них имелось свое место, территория, где обитали предки и будут жить потомки, древний дом каждой семьи, который они не желали покинуть. Привязанность к своей пещере, к текущему рядом ручью или реке, к знакомым деревьям, холмам, полянам и долинам была такой же сильной и неистребимой, как вера тазинто в то, что Раздающий Дары спутал их, настоящих людей, с земляными червями. Идея побега, ухода навсегда не воспринималась терре, хотя мысль о странствиях не была им чуждой: молодые самцы и самки уходили к соседям и жили подолгу у них, чтобы обменяться семенем и кровью. Жили, но непременно возвращались, влекомые тем же чувством, что заставляет перелетных птиц вернуться в родные леса и луга. То был инстинкт, и Тревельян, знавший тайную мощь подсознательного, особенно у тех, чей разум на заре времен дик и темен, не надеялся его переломить.

«Мы остаемся здесь, мы никуда не уйдем, – сказал и показал знаками Старец. – Мы будем защищаться», – добавил он, бросив взгляд на дротики с каменными жалами и согнув правую руку. «Вы наверняка погибнете, умрете», – пытался объяснить ему Тревельян, но это, кажется, не пугало ни старого терре, ни его молодых соплеменников. Мысль, выраженная им в отрывистых возгласах и телодвижениях, напоминавших танец, была удивительно сложной для примитивного народа: те, что жили здесь до нас, тоже умерли, и мы, погибнув, соединимся с ними.

После нескольких таких бесед Ивар понял, что идея переселения терре на другой материк попахивает химерой. Командор, его Советник, придерживался того же мнения.

…Итак, Старец подошел к ним, когда солнечный диск наполовину скрылся за лесом и в небе призрачной тенью проступила туманность Слоновый Бивень. В каждой руке он держал по дротику. Их лезвия, выточенные из обсидиана, угрожающе поблескивали.

Старейшина скрестил древки, бросил взгляд на солнце и, буркнув «ахрр», протянул оружие гостям. Губы его зашевелились, издавая чмокающий звук; он провел ладонью от горла к животу, похлопал по нему, потом напряг мышцы и, наконец, оглядев Ивара и Иутина, махнул в сторону лесной чащи на другом берегу реки.

– Прогоняет нас? – спросил третий генетик, не до конца понявший смысл этой пантомимы.

– Нет. Будет битва. – Тревельян в свой черед поглядел на закатное светило. – «Ахрр» означает «мрак, темнота». Вероятно, сборщики орехов наткнулись на тазинто и решили, что этой ночью не избежать нападения. Старец предлагает поесть, чтобы быть сильным и сражаться. Но если мы пожелаем, то можем уйти.

– Достойный Джеб Ро велел записать схватку во всех подробностях, – произнес Иутин, взвешивая дротик в ладони. – Мы не уйдем, но бросаться этими штуками нам необязательно. Как ты считаешь?

– Мы способны на гораздо большее, чем думаем, – ответил Тревельян изречением из Книги Начала и Конца. Потом повернулся к Старцу, ткнул дротиком воображаемого врага и произнес: – Хо!

Вслед за старейшиной они направились к пещере. Это убежище было не какой-то темной и сырой дырой, а просторным гротом, открытым воздуху и утреннему солнцу. Вход – длинная, в сотню шагов щель под нависающим утесом, прикрытая кое-где лианами; пол – песчаный, выложенный в дальнем углу плоскими камнями (там зарывали умерших); в стенах – естественные ниши, заставленные корзинами с орехами, плодами и запасами поделочного камня, связками дротиков, копалками на длинных ручках и другим нехитрым скарбом. В песке отрыты ямки, заполненные высушенной травой – места, где так удобно спать, расчесывать друг другу шерсть и заниматься любовью. Часть пола покрыта грубыми циновками, сплетенными из той же травы – там находятся жернова и стоит посуда, половинки больших орехов. В общем, по меркам каменного века – уютное жилье! Рядом с рекой и лесом, полным всяческой еды. Вот только…

«Жидковата фортеция для обороны», – заметил командор, откликнувшись на мысли Тревельяна.

«Жидковата, – согласился тот. – Ни брустверов перед входом, ни рва и вала, не говоря уж о высоких стенах и прочных воротах. Ну и дьявол с ними! Для нас главное не победа, главное – участие».

«Все же собрался поучаствовать? Или нет?»

«Как получится, дед», – заметил Ивар и, войдя в пещеру, подсел к циновке со скорлупками. На ужин сегодня была дробленая ореховая масса, смешанная с ягодами и сладкими стеблями, пища сытная и витаминная. Он ел, сидя рядом с молчаливым Иутином, и камера в наголовном обруче фиксировала изображения и звуки, все происходящее под каменными сводами, и тающий вечерний свет не был ей помехой. Запись трапезы терре перед схваткой с тазинто… последней трапезы, ибо охотники Сломанного Меча вырежут эту семью… Однако ни уныния, ни ужаса не наблюдается. Даже гнева! Свистят и щебечут, как всегда, разглаживают шерстку, кормят малышей, гримасничают, изображают что-то похожее на улыбку… Но дротики у всех, включая женщин и подростков.

Тревельяну вспомнилась коллекция в жилище третьего генетика – ее, вероятно, пополняли киберы, обследуя разоренные стойбища. Иутин тогда сказал, что троглодиты ловко мечут копья, на сто шагов, и значит, их враги несут потери. Насколько значительные? Сегодня он это увидит…

– Ммо, – произнес Ивар и погладил ладонью живот. Это было благодарностью за еду и одновременно знаком, что он сыт. Терре залопотали, делая дружелюбные знаки, и только Старец молчал и глядел на него с немым вопросом. Поднявшись, Тревельян выбрал себе четыре дротика и привычным усилием воли активировал кожу. Не лишняя предосторожность перед атакой тазинто… Оглядевшись, он направился в дальний конец пещеры, к могильным камням, покрывавшим песок, и сел у входа. Поляна, деревья, река и мостик над ней уже тонули в сумерках, но он обладал хорошим ночным зрением. Над кронами фроллов кружили мелкие птахи, летали спокойно, без суеты, а выше, чуть пошевеливая крыльями, парила большая птица, похожая на чайку. Кибер-наблюдатель, решил Ивар.

Иутин опустился на землю в двух шагах от него.

– Если нападут сегодня ночью…

– Да? – спросил Тревельян после недолгого молчания.

– Что нам делать, Ивар? Если тазинто примут нас за терре… если даже мы явимся в своем истинном обличье… Вразуми меня, Сероокий! Как бы не очутиться раньше времени в погребальном кувшине!

– У тебя есть голопроектор. Переключи изображение, стань тазинто, и они тебя не тронут.

– Зато терре могут проткнуть дротиком.

– Кроме терре и тазинто, есть другие возможности. Превратись в маа или в ящера и беги из пещеры… Не думаю, чтобы кто-то рискнул сразиться с хищником.

– А ты? Что сделаешь ты?

– За меня не тревожься. Я полевой агент и бывал во всяких переделках.

Он почувствовал руку Иутина на своем плече. Великая Галактика! Воистину, этот кни’лина поразительный тип! Сам, по своей воле, коснулся другого человека! И кого! Волосатого землянина!

Голос третьего генетика был тих.

– Я отключил запись, Ивар. Теперь скажи – у тебя есть оружие? Ты что-то пронес на станцию? Что-то такое, чего не нашла даже Найя Акра? Может быть, боевой имплант?

«Знает о том обыске», – отметил командор.

«Думаю, это ни для кого не тайна», – ответил Тревельян, а вслух сказал:

– У меня нет оружия, Иутин. Ни боевого импланта, ни излучателя, ни лазерного хлыста. Ничего, кроме моих рук, ног, волос и кожи.

Он ухмыльнулся, ощущая, как усилилось напряжение мышц. Само собой, кожа не могла сравниться с бластером, «скобом» или десантным скафандром, зато имела перед ними большое преимущество: ее никто не видел.

Осталось неясным, поверил ему Иутин или нет, но руку с плеча Тревельяна он снял и отодвинулся. Затем произнес:

– Наверное, нам стоит разделиться и снимать с двух точек, Ивар. Если ты будешь здесь, я отправлюсь в другой конец пещеры. Ньюри Джеб Ро желает самой достоверной и подробной информации. Он сказал, что последует со Вторым Курсом за тазинто и тоже сделает запись. Отличный у нас получится фильм: одни дикари, пожиратели плоти, уничтожают других, безобидных и мирных.

В его голосе звучала горечь, а еще – какой-то неясный намек, словно он хотел что-то добавить, но не решался. Впрочем, Ивар давно уже понял, что к Джебу Ро третий генетик относится без больших симпатий – как, вероятно, и к другим членам миссии кни’лина. В среде достойных он являлся отщепенцем, и это было столь же очевидно, как неприязнь, питаемая друг к другу ни и похарас.