Флибустьер - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 27
– Только не тех, что палят в меня из пушек, – уточнил Серов.
– Тогда почему бы тебе его не зарезать?
– Я не убиваю беспомощных и безоружных, сэр. Нож в руке капитана сверкнул зловещим алым отблеском. Серов отодвинулся на шаг, стискивая рукоять шпаги. Как и намеченная жертва, он был сейчас бледен и, вероятно, испуган, но переломить себя не мог. Ему случалось убивать – и в том, и уже в этом мире тянулся за ним кровавый след, как за любым солдатом, который повинуется приказу и убивает врага. Убивает, чтобы защитить свою или чужую жизнь, и в том его отличие от киллера, от палача или грабителя. Ни к одной из этих категорий Серов не относился, и мысль о том, чтобы убить не ради мести, не по призыву долга, не в бою, а так, для развлечения, казалась ему дикой.
Тяжкое молчание повисло среди пиратских главарей. Густые брови Джозефа Брукса сошлись у переносицы, нож подрагивал в его руке. Росано с тоскливым видом уставился в землю, Пил презрительно усмехался, ван Мандер и Тегг переглянулись с недоумением. Потом бомбардир вытащил из-за пазухи пистолет, взвел курок и прицелился в лоб Серову.
– Упрямый сукин сын! Но мозги кому-то нужно вышибить… Что скажешь, Джо?
– Отставить, Сэмми, – негромко произнес Брукс и сунул нож за пояс. – Пока отставить. Клянусь Иисусом, с этим делом надо разобраться. А крысу… Крысу можешь продырявить.
Грохнул выстрел, и испанец обвис в веревках с пробитой головой.
– Хейнар, Олаф! – крикнул капитан. – Труп закопать, а этого… – Он окинул Серова хмурым взглядом, будто прикидывая, не поставить ли его на место испанца, потом пробурчал: – Этого пока не трогать. Пил, я велел последить за ним. И как он тебе?
Помощник холодно усмехнулся и пожал плечами:
– Двоих прикончил, хотя не слишком рвался в драку.
– Откуда у него клинок?
– Взят с боя у лейтенанта мушкетеров. Француз башку ему проломил. Законная добыча, сэр.
– И хорошая, сожри меня кайман! – добавил голландец-шкипер. – Отличная добыча! Потянет дукатов на сто пятьдесят.
Внезапно Садлер, пыхтевший над книгой, отшвырнул перо, грохнул кулаком по столу и вцепился в волосы левой рукой.
– Дукаты, чертовы дукаты! – выкрикнул он. – Серебра взяли на триста двенадцать английских фунтов с четвертью, а фунт у нас восемнадцать песо – это сколько же будет? Табак в реалах, четырнадцать тысяч двести, испанец сказал, сахара на шестьсот дукатов, а бобов какао – на девятьсот… – Схватив бутылку, казначей сделал несколько глотков и заорал снова: – Проклятые испанцы, псы помойные, блохастые гады! Проклятье на мою голову! Или в дукаты все пересчитывать, или в песо, или в реалы… [18] Так мы на этой куче вонючего песка месяц просидим!
Капитан хмыкнул и, успокоившись, забыв на время о Серове, стал чесать под мышкой. Затем сказал:
– Ты ведь знаешь, Томас, что мы с Теггом тебе не помощники, так что добычу оценишь, как всегда, с ван Мандером, а Пил и лекарь проверят. Они у нас джентльмены, всем наукам обучены.
– Не тем наукам, сэр, – пробурчал помощник, выдвинул шпагу на треть и с лязгом загнал ее обратно в ножны. – Но проверю! У настоящего джентльмена пенс между пальцев не проскочит! – Он бросил взгляд на сундучки с серебряными слитками. – Все правильно, триста двенадцать фунтов с четвертью, взвешивали утром с Садлером. А в песо это сколько будет? Сколько, Томас?
Казначей страдальчески сморщил лоб и задумался. Думал он долго, будто поднимая непомерную тяжесть, все три сундука, набитых серебром.
Фунт – восемнадцать песо, вспомнил Серов и подсказал:
– Пять тысяч шестьсот двадцать с половиной.
Вожаки пиратов в изумлении уставились на него. Секунду царила тишина, потом Садлер завопил: «Врешь, сучье вымя!» – и, выдрав из книги чистый лист, приступил к письменным вычислениям. Брызги чернил летели во все стороны, покрывали кляксами стол и камзол казначея, яростно скрипело перо, протыкая бумагу. Это продолжалось пять или шесть минут, пока Садлер не подвел итог. Снова отхлебнув из бутыли, он сообщил:
– Ты ошибся, французская задница – пять тысяч шестьсот шестнадцать песо.
– Верно, если триста двенадцать фунтов пересчитать, – заметил Серов. – Но есть еще четверть фунта, а это как раз четыре с половиной песо.
– Он прав, – подтвердил ван Мандер. – Парень хорошо считает, ловко. Пожалуй, большая редкость! Мир полон идиотов, и только немногие люди могут сложить два и два и получить четыре.
Джозеф Брукс сунул ладони за широкий пояс и уставился на Серова. Кажется, он испытывал облегчение; с одной стороны, полагалось бы выпустить кишки ослушнику, с другой, было бы глупостью лишиться человека, который продемонстрировал свою полезность и редкий дар. Так ли, иначе, но этот талант был, вероятно, нужным поводом, чтобы пощадить Серова, какие бы другие мысли ни бродили в капитанской голове. Додумав их до конца, Брукс прочистил горло и спросил:
– Где ты этому обучился, мошенник?
– В замке моего папаши, сэр, – произнес Серов. – Мне дали хорошее образование, ведь все-таки я внебрачный сын мар…
– Это мы уже слышали, – капитан махнул рукой. – Выходит, тебя обучили не только ножики метать и плясать на канате… Ты в самом деле был на «Викторьезе» помощником квартирмейстера?
– Святая истинная правда. – Серов вытер холодный пот со лба и перекрестился. – Клянусь Девой Марией и двенадцатью апостолами! Я умею читать, писать, считать и говорю на трех языках, не считая нормандского. Я…
– Заткнись! – Капитан оглядел своих сподвижников и молвил: – Думаю, парень нам пригодится. Что скажешь, Томас? Нужен ли тебе помощник?
Казначей вновь приложился к бутылке.
– Ну, если он не будет лакать мой ром, я его возьму. А если будет, долго не проживет.
– Остальные согласны?
– Очень многообещающий юноша, – кивнул хирург Росано.
– Я за ним пригляжу, – пообещал Пил.
– Нужно дать ему долю, – заметил ван Мандер.
– Но только одну, – уточнил бомбардир Сэмсон Тегг.
Капитан хлопнул ладонью о стол, и назначение Серова состоялось.
За несколько следующих часов, что растянулись до самого вечера, он получил массу сведений о пиратском промысле. Бизнес этот был непростым, но в части бухгалтерии не слишком отличавшимся от знакомых ему подсчетов дохода и расхода, так что опыт в торговле куртками и джинсами пришелся Серову очень кстати. Прибыль, как правило, определяли в серебряных песо или золотых дукатах, испанской валюте, имевшей хождение в Вест-Индии повсюду. Садлер являлся сторонником песо; во-первых, потому, что серебро попадалось чаще золота, а во-вторых, выручка в песо более чем вдвое превышала итог в дукатах и, значит, выглядела солиднее.
18
Песо – старинная испанская серебряная монета весом 25 г, известная также под названием испанского талера. Реал – более мелкая монета; в песо (талере) считали восемь реалов. Дукат – золотая монета, которую начали чеканить в Италии в XII—XIII веках, распространившаяся затем по всей Европе под различными названиями и весившая 3,5 г (венецианский дукат назывался цехином). В России первая золотая монета также являлась весовой копией дуката и называлась червонцем (выпущена в петровские времена, в 1701 г. ). В ту эпоху соотношение между золотым и серебряным стандартами составляло 1:12 – 1:16, так что золотой дукат был примерно равен двум серебряным песо. Сейчас ситуация иная – в XIX веке серебро резко подешевело, и в начале XX века соотношение цен между золотом и серебром составляло порядка 1: 30. Кроме дукатов, в Испании чеканили золотые монеты двойного веса (примерно 7 – 7,5 г), называвшиеся дублонами.