Недостающее звено - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 47

Аппарат плыл между темным небом и темной землей словно батискаф в лишенных света океанских глубинах. Это была странная конструкция: решетчатый каркас из какого-то прочного материала, имевший форму огурца, с массивными цилиндрами двигателей на обоих концах. Пространство между ними предназначалось для груза и пассажиров, но эти последние явно не принадлежали к гуманоидам и вообще к живым существам. Люди и им подобные путешествуют сидя или лежа, для чего необходимы кресла, койки или, на худой конец, криогенные саркофаги; если же путники стоят, то под ногами у них пол, а сверху потолок. Здесь ничего такого не имелось; для размещения нижних конечностей существовали небольшие выступы, а верхнюю часть тела удерживали гибкие захваты, прижимавшие пассажира к раме. Этот каркас, состоявший из двенадцати тонких продольных стержней и такого же числа соединенных с ними колец, более всего напоминал древнюю корзину для бумажного мусора, сплетенную из проволоки. Внешняя обшивка отсутствовала, и в пустоты в половину метра можно было бы запросто провалиться, если бы не окружавший машину светящийся силовой экран. Судя по всему, этот воздушный транспорт предназначался для перевозки роботов, и, хотя он был невелик, набивалось их сюда изрядно – Тревельян насчитал четырнадцать подножек и гибких креплений с каждой стороны.

Сам он устроился поудобнее в этой пустотелой решетчатой корзине, опустившись на платформу трафора, который цеплялся щупальцами за стержни каркаса. Контактер стоял рядом; большие ступни упирались в подножку, корпус охватывала широкая лента, прижимавшая его к поперечному кольцу. Движение, каким бы стремительным ни был полет, не ощущалось – видимо, силовой экран предохранял от встречного воздушного потока. Казалось, что они висят в черной пустоте, где единственными маяками были мерцавшие на краю Провала звезды.

С земли аппарат поднялся плавно, никакого гула двигателей Ивар не слышал и потому заключил, что у машины действительно гравитационный привод. Это вселяло надежду; вероятно, местные обитатели, кем бы они ни являлись, могли помочь в ремонте квадроплана. Их летательный аппарат, несмотря на простоту, был изделием высокой технологии, а значит, у них имелось необходимое производство. И там они собирали не только роботов и транспортные суда, но кое-что еще: на двух поперечных кольцах, более массивных, чем остальные, были закреплены стволы излучателей. Хтон, мертвый мир с точки зрения живого существа, знал войну, и это тревожило Ивара. Война, как его учили, являлась борьбой за некие преимущества, определяемой жадностью, честолюбием, стремлением к власти и славе – в общем, была прерогативой разумных тварей. Если в битвах сражались роботы, автоматические боевые корабли и другие механизмы, за ними всегда стоял разум живых созданий и негативные чувства, ненависть, страх, эгоцентризм, властолюбие. Теоретически можно было представить цивилизацию мыслящих машин, даже вообразить движение их некросферы к прогрессу, но таких прецедентов, как войны, инициированные роботами и только роботами, Галактика не знала. В подобных делах Тревельян, как и другие сотрудники ФРИК, опыта не имел.

Но эти местные владыки, интеллекты с массой вспомогательных устройств, которых они называли отпрысками, – являлись ли они в полном смысле некросферой? Контактер упомянул, что исходное ядро Фарданта состоит из нейронных тканей некогда живых существ – значит, его сотворили как симбиоз живого и неживого, как композитную личность. Как киборга? Да, в каком-то смысле, но способного к развитию, не сожалеющего о потере прежних сущностей и тел и, вероятно, стремящегося к некой цели. Какой? И сколько таких владык на Хтоне? Как минимум, два; один оказался врагом, другой предлагает пищу, воду и почет – словом, искреннюю дружбу.

«Это твои фантазии, – заметил командор, подслушавший мысли Тревельяна. – Не своди все к черно-белой ситуации враг-друг. Реальность сложнее бинарной логики».

«Конечно, – согласился Ивар. – Я лишь пытаюсь выстроить первую модель, самую простую».

«Простые модели обманчивы, парень. У нас мало данных, а потому попробуй выяснить что-то еще. Например, о других владыках. Источник информации – перед тобой».

«Кажется, он не расположен говорить на эту тему».

«Не расположен, ха! Клянусь Великой Пустотой, по временам твоя наивность изумляет! Ты человек, а это значит, что хитрости в тебе побольше, чем у робота. Больше, чем у этого полуавтономного чемодана! Разговори его!»

– Гмм… – произнес Тревельян. Потом добавил: – Хрмм! – и перешел на альфа-хаптор: – На юго-востоке я наблюдал зону, покрытую растительностью, и многочисленные полости в земле. Их обнаружили анализаторы моего корабля. Мы летим в этот район планеты?

Молчание.

– Там находится твой владыка Фардант Седьмой?

Опять ни слова.

– Это постоянное место его пребывания?

Мертвая тишина.

– Послушай, – сказал Ивар, – ты утверждаешь, что создан для контакта. Контакт означает общение, то есть двухстороннюю передачу информации. Я сделал немало – научил тебя своему языку, передав массив как минимум в сто тысяч символов, не считая разъяснений. Информация, полученная от тебя, на два порядка меньше. Ты, Контактер, считаешь это нормальным?

– Данное устройство действует в рамках полученных инструкций, – прошелестел робот-чемодан.

Уровень его псевдопсихики – так кибернетики обозначали «душу» мыслящих устройств – был, очевидно, таким же, как у земных компьютеров среднего класса, и лежал чуть выше порога Тьюринга. Если в подобный агрегат заложить программу персонификации, он будет упоминать о себе в первом лице, использовать местоимение «я» и при аудиоконтактах его не отличишь от человека. Это, тем не менее, не означало, что устройство обладает самосознанием; его «я», «мне», «мое», «меня» генерировалось чисто программным путем. Без надлежащей программы такие искусственные разумы описывали самих себя без помощи личных местоимений, употребляя слова «это устройство», «этот агрегат» и тому подобное. Такая терминология служила знаком ограниченных мыслительных способностей, тогда как более высокий искусственный интеллект мог обрести индивидуальность и осознать себя в полной мере. Но это достигалось не путем внешнего программирования, а в процессе внутреннего развития, в контакте с людьми, в результате долгого воспитания или резких эмоциональных нагрузок. Мозг, увезенный Тревельяном с Сайкатской станции, получил самосознание именно таким путем, став полноценной личностью. Контактер, похоже, был к этому не способен.