Страж фараона - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 29

– Качай! – Кивнув Пуэмре, он осторожно переправил заготовку в горн.

– Слушаю, учитель!

Взревело пламя, и потемневший металл начал постепенно алеть. Дрова давали слишком низкую температуру, чтобы расплавить сталь или хотя бы размягчить до нужной степени и отковать клинок, да и сталь оказалась неважнецкой – кувалда, она и есть кувалда, что с нее возьмешь? Из этих соображений Семен решил не мучиться с мечом, а изготовить секиру, но не такую легкую, с узким лезвием, как видел у солдат. Его секира будет шириною в три ладони, с крюком на обухе и с пикой – боевой топор, какими бились скандинавы. И воевать каменотесу с ней привычнее; хоть и не молот, а все-таки что-то родное.

Военных действий в скором времени не ожидалось, однако не шла из памяти пословица: кто предупрежден, тот вооружен. Схватку с нехеси можно было счесть предупреждением, напоминанием о том, что этот мир опасен и жесток ничуть не меньше, чем двадцатое столетие. Там, сидя в чеченских подвалах, Семен мечтал об автомате и страшной мести, какую измышляет униженный рабством человек; здесь он был свободен, но жизнь и свобода тоже нуждались в защите – особенно в тот день, когда ветераны Инхапи сцепятся с воинством Хоремджета. Да и в любой другой, поскольку приятных сюрпризов в жизни гораздо меньше, чем наоборот.

Заготовка нагрелась, и Семен вновь поднял свой неуклюжий молоток.

– Небесное железо, – уважительно произнес Пуэмра, глядя, как лезвие секиры обретает форму полумесяца.

– Почему небесное?

Парень смутился; кажется, не хотел говорить о вещах, которых учитель не знает, чтобы слова его не были приняты за хвастовство.

– Давай, телись, – буркнул Семен на русском между двумя ударами и тут же перевел: – Говори. Я преклоняю слух к твоим устам.

– Железо бывает двух родов, небесное и земляное. Небесное посылает людям Ра, и потому оно крепкое и гибкое, а мягкое земляное привозят из страны хатти, но из него отливают лишь украшения. Бронза прочней земляного железа, но уступает небесному, такому, как твое. – Пуэмра покосился на секиру и добавил: – Конечно, ты все это знаешь, учитель. Руки твои искусны, а мудрость столь велика, что…

– Качай! – приказал Семен, выпрямляясь. – Конечно, знаю. Я мог бы даже сделать железо хатти прочным и гибким, построив особую печь и расплавив его в огне горючего черного камня… Вот только камень этот где найти?

– Фу-у… – выдохнул Пуэмра, обливаясь потом у рычага ножных мехов. – Ты… учитель… все найдешь… и все сделаешь… если – фу-у! – захочешь…

Если бы так! – подумал Семен. Увы, из бронзового века не перепрыгнешь в железный ни за год, ни за двадцать лет… Да и надо ли прыгать? Знают в Та-Кем небесное железо, из никелевых метеоритов, и знают земляное, из страны хатти, но не умеют строить сыродутных печей, да и с углем напряженка… Но вряд ли он тут очутился, чтобы налаживать металлургию. Это дело пойдет своим путем, а у него найдутся другие интересы. Правда, какие, он до сих пор не выяснил.

Сменив молоток на более легкий, Семен поправил лезвие и начал осторожно плющить обух, вытягивая его в полосу сантиметровой толщины. Звонкие удары рождали эхо под сводами мастерской, но кроме них да еще гула пламени в горне, не слышалось ничего. Городок ремесленников, примыкавший с севера к Ипет-сут, сегодня опустел; все мастера, подмастерья и ученики были на каком-то торжестве, знаменовавшем то ли первые всходы ячменя, то ли второй урожай бобов и лука. Возможно, смысл церемонии был более глубок и связан с оживлением Осириса, но в местных празднествах Семен пока что плохо разбирался. Неудивительно – как оказалось, этих праздников не перечесть! С началом половодья отмечали Техи, день вина и опьянения, в месяц мехир – праздник Сева, в паини – праздник Долины, а в середине половодья – Опет, посвященный Амону и длившийся целых одиннадцать дней. Были, разумеется, и другие даты, с политическим оттенком, вроде Первого мая или Дня Конституции – скажем, праздник Сед в честь восшествия фараона на престол. Но об этом судьбоносном дне разговоры среди мастеров не велись – или его отмечали не в каждом году, или не было поводов для радости. Что праздновать, если фараон не тот?

На малолетнего Мен-хепер-ра и царских приближенных он поглядел, сопровождая Сенмута во дворец, на прием, устроенный перед нынешними торжествами. Сборище было многолюдное, стояли они в задних рядах, в свите казначея Нехси, и дальность расстояния не позволяла увидеть лиц; однако, как показалось Семену, юный царь сильно проигрывал в сравнении со зрелыми мужами, опорой трона. С Софрой и Хоремджедом, Хапу-сенебом и Пенсебой, градоначальником Нут-Амона, и даже со старым дряхлым Саанахтом, правителем Дома Войны… Они держались независимо, как бы намекая, что отпрыск сирийской рабыни – не истинный царь, воплощение Гора, а нечто преходящее и временное.

Еще раз нагрев секиру, Семен загнул крючок на обухе и вытянул его конец. В общем и целом оружие было готово; теперь молот сменится шлифовальным кругом, дабы снять неровности и окалину, где надо – заточить, где надо – заострить. Топорище из дерева аш, длиною в два локтя, поджидало в углу мастерской, у полок, заставленных фигурками. Они молчаливо намекали, что новый ваятель храма Амона не зря ест финики и кашу из овса; тут, среди глиняных изображений богов и священных животных, блестела бронзовая кошка, изящная и длинноногая, сияли полировкой скарабеи и грозно топорщил рога каменный Апис. Главным же творческим достижением являлся бюст Инени из серого известняка, еще не законченный, но, несомненно, удачный; даже Хапу-сенеб, второй пророк, нагрянул как-то в мастерскую, чтобы им полюбоваться.

Друг Инени был удостоен изваяния не только в силу личных качеств и приязни, которую питал к Семену, но и по житейским причинам. Статус ваятеля и эта просторная мастерская, трое помощников, не считая Пуэмры, материал и инструмент, доступ в книгохранилище храма и масса иных привилегий служили зримым подтверждением влияния и власти Инени. Он стал для Семена не только другом, но и бесспорным покровителем, и этот каменный портрет являлся вполне уместной формой благодарности. Можно сказать, не уступавшей щедрости Инени – ибо, как считалось в Та-Кем, частица души человеческой живет в его изображении, и часть эта тем больше, чем заметней сходство. Разбить статую или стереть имя изображенного – страшная месть, жуткий поступок, что причинит душе непоправимый вред. Своим творением Семен способствовал бессмертию жреца, и труд его рассматривался как священный – ведь первым ваятелем был Хнум, вылепивший людей из глины!

Пуэмра коснулся секиры и тут же отдернул палец – металл еще не остыл. Пламя в горне начало гаснуть, оседая в кучку малиновых углей, ровный гул огня сменился шипением и потрескиванием. Смутные тени, почти незаметные в солнечном свете, метнулись по стенам мастерской.

– Подбросить дров? – спросил Пуэмра.

– Нет. С ковкой все, теперь остались заточка и полировка. Но этим займемся завтра.

Парень, рискуя обжечься, все-таки поднял топор, придерживая за крюк.

– Пятьдесят дебенов, учитель, не меньше… Ну и тяжесть, владыка Амон! А цена!

– Какая же цена? – поинтересовался Семен, споласкивая лицо и руки в горшке с водой.

– Ну, не знаю… Но никак не меньше стада антилоп – большого стада! Или десяти хороших слуг, или жилища с водоемом и садом, или виноградника в десять сата… [18]

С ценами в самом деле была неясность, поскольку деньги – в том смысле, как их понимал Семен, – в Та-Кем отсутствовали. Почему-то в царские головы, как и в мозги советников, джати и казначеев, не приходила мысль наделать металлических кружков со сфинксами, пирамидами или гордым профилем владыки. Цена измерялась в быках и баранах, в мерах зерна и свертках тканей, в кувшинах меда и бычьих шкурах, а также в дебенах и кедетах меди, золота и серебра. Однако кедет – или ките, кольцо – хоть и присутствовал в товарообмене, монетой не являлся, а выполнял лишь номинальную роль: в кольцах, а также в дебенах подсчитывали примерную стоимость, но расплачиваясь затем натурой. Если учесть, что купцов, как и финансовых олигархов, в долине Хапи тоже не водилось, перед Семеном лежал заманчивый путь предпринимателя и спекулянта. Пожалуй, он мог бы выбиться в миллионеры, если бы не глупая местная традиция: в отличие от храмов, мумий, кошек и быков, частная собственность в Та-Кем еще не была священным предметом. Иными словами, боги давали, а фараоны брали.