Я – инопланетянин. Страница 67

Мир тем временем менялся, обретая многополярность и делаясь похожим на гидру о шести головах. Три головы побольше, три – поменьше… ЕАСС, Восточная Лига, Союз мусульманских государств, а к ним – Южноамериканский альянс, объединивший страны континента, Индия с частью Индокитая и, наконец, Россия… Мост между Европой и Азией, неистощимый арсенал для половины мира, всеобщий посредник, партнер СМЕ, член ЕАСС и член ВостЛиги… Правда, за все приходилось платить или менять одно на другое, но паутина дипломатии все-таки лучше минных полей войны. За членство в ЕАСС Россию обязали не поставлять никому особо мощного оружия, атомных субмарин, авианосцев и орбитальных комплексов; кроме того, на рубежах Великого Китая был выстроен Великий Вал – система фортификаций с поясом ядерных могильников. Членство в ВостЛиге обошлось дороже: Монголия, Курилы, Приамурье, Сахалин. Эвакуация, толпы протестующих у стен Кремля, побоища в Думе, восемь попыток самосожжения, вопли левых и правых об исторической миссии России, национальной гордости и желтой угрозе… Однако обошлось и даже принесло какую-то пользу – реанимацию Байкало-Амурской магистрали, где появилось население, приток работников в Якутию и в Магадан, который сделался столицей региона. Но главным результатом был союз с Китаем, что укрепило евразийский мост у океанских берегов; впрочем, валы и могильники тоже были нелишней подстраховкой.

С исламским миром был произведен обмен: вместо Великой Албании в Европе возникла Туранская Федерация в Средней Азии. Большая страна, от Каспия до Алтая, и вполне лояльная, соединенная с Россией не только земными и небесными дорогами, но узами крови и общей историей. Вначале там слетели головы ханов и султанов, потом побушевали басмачи, но после кровавой междоусобицы, традиционной для этих мест, все успокоилось. Возможно, потому, что рядом был губительный пример афганцев; возможно, помогли российские экранолеты и три дивизии наемников. Так ли или иначе, Туран замирился и не остался у России в должниках, призвав к порядку единоверцев на Кавказе; правда, с афганской войной справиться не удалось. Там уже не помнили о боге и мусульманском единении, там царила ночь, и в беспросветном ее мраке рыскали голодные шакалы.

Ну, ничего, думал я, будет день, будет и пища.

День пришел, но пища оказалась горькой.

Анклав… Бактрийская пустыня… Ядовитый плод, к которому тянулась шестиголовая гидра…

ГЛАВА 15

БАКТРИЙСКАЯ ПУСТЫНЯ

Тринадцатый день и ночь четырнадцатого

К стене мы вышли через час после полудня. Я не ошибся, оценивая ее высоту: метров восемьсот, где-то повыше, где-то пониже, а в нескольких местах совсем низко – там, где из огромной каменной ступеньки будто бы вырубили дюжину гигантских глыб и, раздробив их, устроили нечто вроде ведущих к ущельям-расселинам пандусов. Одна из этих осыпей была как раз перед нами – крутая наклонная плоскость, тянувшаяся к разлому в скальном гребне и вымощенная глыбами величиной с кулак. Над разломом желтым прожектором повисло солнце, слегка размытое пеленою флера, что позволяло просмотреть ущелье из конца в конец. Прямое, довольно широкое, наклон – градусов сорок… Отличная дорога наверх!

Макбрайт, прищурившись, глядел на солнечный диск.

– Облака редеют, босс… Забавно, не так ли? На границе зоны все выглядело иначе… Такое впечатление, что мы оказались здесь в момент рассеивания полей или чего-то другого… в общем, той дьявольщины, которая формирует флер и вуаль. Случайность? Как думаете?

– Возможно. Мир полон случайностей. «Закономерность тоже рядится в одежды случайности, – подумал я. – Когда-нибудь вуаль и флер должны исчезнуть, и процесс распада начнется здесь, у эоитного зеркала. Вот он и начался… Чем ближе к эоиту, тем разреженнее вуаль, обширнее бассейны, тоньше флер… Можно изумляться, что мы очутились здесь именно в этот момент, а можно не узреть в том ничего удивительного – ведь рассеяние идет не первый месяц и, очевидно, не первый год. Просто в эти края никто не добирался… Есть и еще один резон: возможно, наблюдения со спутников позволили предположить, что эта область очищается. Возможно, наш маршрут намечен с учетом данного факта… Монро мог сказать о нем, а мог и не сказать, чтобы не возникли необоснованные надежды…» Макбрайт дернул меня за рукав.

– Как думаете, приятель, экранолеты здесь опустятся? На автоматике, без людей? В конце концов, пройти через флер можно за считанные минуты…

– Это ничего не даст, – возразила Фэй. – По воздуху нам из Анклава не выбраться. Мы, мистер Макбрайт, не машины. – Искоса взглянув на Сиада, она добавила: – Мы все – живые. Все!

– Юная леди слишком категорична, – с усмешкой вымолвил Макбрайт. – Я не имел в виду, что мы уберемся из Анклава. Наоборот, я полагаю, что мы проведем здесь месяц или два, и транспортное средство нам очень пригодилось бы. Осматривать такие большие бассейны, как этот.

– Беспредметный спор, – прервал я его. – Пеленгатор по-прежнему не работает, так же как все остальное. – Я хлопнул по карману, где лежали покет-комп, маленький фонарик и хронометр. – Не думаю, что удалось бы посадить экранолет на автоматике. Да и двигатель скорее всего отказал бы.

– И все же, отчего не попробовать? В порядке эксперимента! Если бы у нас была связь…

– У нас нет связи. – Я повернулся к каменной осыпи и приказал: – Поднимаемся здесь. Джеф – лидер, за ним Сиад и Фэй, я – замыкающий. Пошли!

Камни лежали прочно и не скользили под ногами. Макбрайт двигался в хорошем темпе, Сиад не отставал – видимо, процесс регенерации закончился или близился к концу. Глядя, как резво он скачет по камням, я вспомнил чудовищную рану, хлещущую кровь, перепаханные внутренности и покачал головой. Такое слишком даже для меня! Конечно, на Земле, оставаясь в плоти, дарованной природой, я мог исцелить любое повреждение. С другой стороны, будь я в уренирском теле, не пришлось бы драться с жабами, было бы достаточно приказать… в крайнем случае – оглушить ментальным ударом…

Фигурка Фэй в потускневшей оранжевой «катюхе» маячила передо мной, то закрывая массивный корпус Сиада, то подаваясь влево или вправо, и тогда я видел желтый шлем, широкие плечи и мешок на спине андроида. Шагал он, как прежде, без устали, и о случившемся в палеозойских джунглях напоминали только заклеенный комбинезон да прошлая ночь, когда он не дежурил, а спал, как полагается обычным людям. О чем он думает? Решает дилемму: кто он такой, человек или робот? Сравнивает мои слова с речами своих наставников? Ищет истину в собственном сердце? Жаль, что здесь я не способен читать мыслей… Жаль!

Мы поднялись к разлому клиновидной формы, будто вырубленному двумя ударами чудовищного топора. Темные трещиноватые стены, скрип камней под башмаками, слабый ветер, безжизненная поверхность утесов… Трудно поверить, что за нами осталась равнина, полная странной жизни, которой на Земле не место и не время! Я обернулся и посмотрел назад. Там колыхалась серо-зеленая растительность, ползали черви и слизни, бродили хвостатые жабы, а у самого горизонта, за хаосом скал, виднелись озеро и водопад, серебряная нить на фоне такого же темного камня, какой окружал нас сейчас. Четыре дня легли между мгновением нынешним и той минутой, когда я выловил Фэй из озера, – четыре дня, а кажется, что четверть жизни! Впрочем, так оно и есть, ведь кроме времени физического имеются биологическое и социальное, и мера им – не дни и годы, а события. Миграции, войны, болезни, технологический прогресс, распад и воссоздание империй, личные потери и находки, наконец…

Потерь, кроме юности моей возлюбленной, десятка лет, проглоченных Анклавом, я не обнаружил, зато реестр находок казался внушительным. Те камешки, что добавлялись к моей мозаике, и тайна Сиада, и что-то новое о Макбрайте, но главное – Фэй! Фея, слетевшая ко мне из пелены загадочной вуали… После гибели Ольги я не пытался блюсти целибат; были у меня другие женщины, ибо нельзя прожить полвека с окаменевшим сердцем и омертвевшей душой. Женщины были, и я благословляю их за щедрость, за теплоту их рук и губ, за все, что было мне подарено… Но не было одной-единственной, той, что заменяет всех и затмевает их, как солнце – гаснущие звезды…