Тайны архива графини А. - Арсаньев Александр. Страница 19

– Да Бог с ним, с именем. Расскажите в общих чертах. В чем там было дело?

Моя уловка сработала, и Денис Владимирович не сразу, но продолжил:

– Всех подробностей я не знаю, секундант по дуэльному кодексу не обязан знать подробностей нанесенного оскорбления. Существуют такие подробности, особенно если дело касается дам…

– Так что, он собирался драться из-за женщины? – почти взвизгнула наша ироничная Софья. Она была возбуждена и глаза ее блестели. Не припомню, чтобы я видела ее в таком состоянии.

– Нет, – смутился Денис Владимирович. – Я, может быть, неловко выразился… На этот раз женщина тут была ни при чем… Павел Семенович собирался потребовать удовлетворения от господина Ар…

Старик прикусил себе язык, но было поздно. Он чуть было не проговорился, но даже первые буквы фамилии в данной ситуации я сочла за подарок судьбы. Не так много в нашем краю «довольно известных», как выразился Денис Владимирович, господ, фамилия которых начинается на «Ар…» Теперь я была уверена, что смогу разыскать этого человека, и сделать это будет не так уж и трудно. Но по понятным соображениям скрыла свою радость и постаралась помочь смущенному старику:

– Так за что собирался Синицын потребовать удовлетворения от этого неизвестного господина?

Эта фраза, видимо, успокоила его и он продолжил:

– Повторяю, всех подробностей я не знаю, Павел сказал, что господин «Р» (назовем его так) подлец и использует свое высокое положение в преступных целях. И кипел при этом благородным негодованием.

От меня не укрылась наивная уловка старика, с помощью которой он попытался скрыть свою оговорку. И я мысленно улыбнулась.

– То есть со стороны господина Синицына это был благородный поступок, и если бы поединок состоялся…

– А он не состоялся? – спросила я. Вернее, уточнила, поскольку ответ на свой вопрос знала заранее.

– Господин «Р», – уже совершенно успокоенный, развел руками рассказчик, – от поединка отказался. То есть по законам чести заслуживает презрения. Именно поэтому я никогда не скажу вам его имени.

– Разумеется. О таких вещах даже спрашивать неприлично, – согласилась я.

Наша беседа на этом, разумеется, не закончилось. В деревне визиты не заканчиваются так быстро.

После обеда мы стали пить кофе и чай. Софья села за фортепьяно и сыграла несколько модных новинок. У нее была прекрасная техника, хотя для серьезных вещей недоставало глубины. Под них наш «Денис Давыдов» задремал и проснулся только тогда, когда женщины собрались по домам.

В другое время мы непременно бы сели играть в карты, и гости засиделись бы за полночь. Но по причине моего траура это было не совсем уместно. Хотя и Денис Владимирович, и Азалия Ивановна… да и Софья тоже последние года два с большим удовольствием проводят время за зеленым сукном, и в другое время мне не удалось бы выпроводить их так быстро.

Но с непривычки эти несколько часов довольно оживленного общения настолько утомили меня, что я облегченно вздохнула после отъезда гостей и отправилась отдохнуть в свою любимую «светелку».

И чтобы отвлечься и отдохнуть, я решила обратиться к своему почти забытому развлечению – к пасьянсам. В свое время я очень увлекалась этим делом и знала десятка полтора самых разных пасьянсов. Были среди них и совсем простенькие, не требующие ни ума ни фантазии, а были и очень сложные, требующие точного, почти математического расчета. Именно они и привлекали меня в первую очередь.

А вспомнила я о них потому, что нашла старую разбухшую от частого употреблению колоду карт, которую использовала когда-то исключительно в этих целях. Другая моя колода, не менее старая, была предназначена для гадания. А играть в то время полагалось новыми, только что распечатанными колодами, такова была традиция.

Тасуя карты, я размышляла над тем, что – как и большинство окружающих меня в последнее время предметов – пасьянсы тоже были связаны со смертью. Это уже не испугало меня, как может подумать читатель. Ко всему в жизни привыкаешь.

Карточные игры вообще и пасьянсы в частности, видимо, в силу своей полумистической природы в большинстве своем носят мрачные инфернальные имена: «Узник», «Мария Стюарт» и, наконец, самый мой любимый – «Гробница Наполеона», получивший широкое распространение вскоре после смерти Бонапарта.

Его-то я и решила разложить. Пасьянс – это не только игра, не только логическая задача, хотя и это тоже. Но кроме этого – по ним гадают. Но не так, как это делают цыганки, а по-другому – загадывая желание. И если пасьянс сходится, то и желание твое исполнится.

На этот раз я доверила «Гробнице Наполеона» судьбу своего расследования, загадав, что если пасьянс сойдется – то я распутаю этот клубок тайн и загадок, то есть узнаю, почему и как был убит мой муж, и чьими руками осуществлено возмездие.

Можете себе представить, с каким вниманием я открывала каждую карту, боясь упустить хоть одну возможность. Тем более что на этот раз пасьянс по началу совершенно не желал сходиться, и сошелся лишь тогда, когда я уже потеряла всякую надежду – неожиданно легко и быстро.

Кому-то это может показаться смешным, но это настолько улучшило мое настроение, что я даже стала напевать какую-то мелодию, чего не делала уже давно. А когда услышала за дверью шаркающие шаги своей старой нянюшки, то подбежала к ней и расцеловала в щеки.

– Бог с тобой, Катенька, – прослезилась она, – что это ты вздумала, шалунья? То слова за весь день со мной не сказала, а теперь целуешь?

Только теперь я поняла, как сильно обидела и напугала ее сегодня утром своей холодностью и, чтобы искупить свою вину, попросилась к ней в каморку, чего не делала с детских лет. Там она напоила меня чаем с изумительным земляничным вареньем, скоро оттаяла и даже развеселилась, хотя и поворчала для видимости, и еще раз всплакнула, но уже от радости.

И снова наступил вечер. И то ли по причине сошедшегося пасьянса, то ли еще почему, но на меня снизошло удивительное спокойствие. И эта внутренняя гармония потребовала выплеска, и я впервые за долгое время села за фортепьяно и не вставала из-за него до тех пор, пока не переиграла все любимые вещи.

И дарованное мне спокойствие души оказалось продуктивным. Пока я музицировала, мне в голову пришло несколько мыслей, благодаря которым я сдвинулась с мертвой точки. Во всяком случае, у меня появилась надежда. А это уже немало.

Я вернулась в свою комнату и сделала запись в дневнике, которую по причине ее важности привожу полностью…

Как видите, и сама Екатерина Алексеевна использовала в качестве подручного материала свои дневники и записки. Именно поэтому я и позволяю себе иногда кое-где «разбавлять» или дополнять ими основной текст повествования, не нарушая тетушкиного стиля и замысла.

Кто-то может упрекнуть меня в навязчивости. В том смысле, что без этого моего последнего комментария вполне можно было бы обойтись. Вполне вероятно. И даже наверняка. Просто мне захотелось напомнить читателю о своем существовании.

А кому не нравится – может не читать. Я не обижусь…

Но вернемся к дневнику…

«И снова я обращаюсь к страницам своего дневника. Последнее время эта тетрадь стала мне необходима, как никогда прежде. Потому что, кроме нее, мне не с кем поделиться своими сегодняшними мыслями.

После смерти мужа я впервые почувствовала себя настолько одинокой, несмотря на большое количество знакомых и родственников – посоветоваться мне теперь не с кем.

Еще несколько дней назад я надеялась на помощь Павла Семеновича. И то, что он оказался убийцей моего мужа, стало для меня страшным ударом.

Но что поделаешь? Нужно продолжать жить и постараться не впадать в грех уныния. Ибо это воистину смертный грех, лишающий человека воли, сил, а порой и самого желания жить.

Чем больше подробностей я узнаю о жизни Синицына, тем лучше понимаю, насколько мало я знала его при жизни.

Вот и сегодняшний рассказ Дениса Владимировича. При всей недоговоренности и умолчаниях рассказчика у меня нет никакого сомнения, что в этой истории Синицын выглядит честным и благородным человеком. Рискуя жизнью, он собирался наказать негодяя. И наверняка был бы убит на дуэли, не окажись его противник малодушным трусом.