Тайны архива графини А. - Арсаньев Александр. Страница 23

Во всем я винила себя, потому что, если бы не я, Степан с его удивительной ориентацией никогда бы не попал в такое положение.

– Степан, – сквозь слезы попросила я, – оставь меня здесь и попробуй дойти до дома.

– Да как же я вас здесь оставлю… – попытался было возразить мне мой верный кучер.

– Ну не сидеть же здесь до утра, – как можно спокойнее и убедительнее постаралась сказать я. – А потом ты вернешься за мной с фонарем.

Так мы и сделали.

Степан на удивление быстро вернулся, правда без фонаря. Потому что оказалось, что мы все время бродили по кругу и в результате ушли не так далеко, как мне казалось. До дома оставалось пройти каких-нибудь несколько сот метров.

Поняв это, Степан, не заходя в дом, вернулся ко мне и донес на руках до кровати. Я напоминала себе девочку из сказки, которую медведь несет к себе в берлогу, и всю дорогу говорила ему об этом. Со своими громадными руками и густой бородой, он действительно был похож на сильного добродушного зверя.

В одном из альбомов Екатерины Алексеевны я нашел рисунок, который, судя по всему, создан ею по воспоминаниям именно этой ночи. Он мне показался настолько забавным, что я не сумел отказать себе в удовольствии поместить его на страницах этой книги.

У дома нас дожидалась Анфиса – та самая женщина, что открыла нам дом несколько часов назад.

– Мария повесилась, – сурово сказала она. – Что прикажете делать?

Я приказала Степану опустить меня на землю и тут же потеряла сознание от боли.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Пришла в себя я уже в постели. Нога моя в месте вывиха была крепко-накрепко перетянута жгутом, рядом со мной сидел расстроенный Степан, а Анфиса гремела посудой и раздувала самовар.

– Ну вот и пришла в себя наша барыня, – неожиданно ласковым голосом произнесла она, заметив, что я открыла глаза.

– Пить, – попросила я, с трудом шевеля пересохшими губами.

Нога, как это ни странно, почти не болела, и после двух стаканов горячего чая с какими-то травами я почувствовала себя почти здоровой.

Поняв это, Степан смущенно сказал:

– Ну что же, тогда я к лошадям…

– Спасибо тебе, – сказала я ему вслед, но, по-моему, он меня уже не слышал.

Я осталась наедине с Анфисой.

– Это ты меня перевязала? – спросила я, не зная, с чего начать разговор.

– Я, – ответила она сдержанно, но уже без былой неприязни.

– Спасибо. А теперь расскажи мне, пожалуйста, что произошло. Кто это – Мария?

Несмотря на обморок, я запомнила ее слова и теперь хотела узнать подробности.

– Молодая баба, – не сразу ответила Анфиса. – Ее муж вчера побил. Да так сильно в этот раз, что, думала, Богу душу отдаст. Я пришла проведать ее, а она висит…

Как я узнала позже, Анфиса в деревне была кем-то вроде знахарки или колдуньи. Во всяком случае, именно она обычно принимала здесь роды, лечила лишаи и поносы. В основном травами, целебную силу которых я уже почувствовала на себе.

Именно поэтому она приходила к Марии днем и решила проведать ночью.

– Ты сказала «на этот раз»… Муж часто бил ее?

– Не сказать, чтобы часто, но бывало.

– За что же?

Анфиса так долго не отвечала на этот вопрос, что я уже и не чаяла дождаться ответа, но наконец произнесла тихим голосом:

– Мало ли, за что мужик бабу бьет… Это не мое дело. Значит было, за что.

– А где она теперь?

– Да где ж ей быть? Там и лежит.

– В избе?

– А где же еще?

– А муж? Он что, не видел, как она… наложила на себя руки?

– А он еще не проспался. Пытались ему объяснить, да куда там… Только мычит.

– А как ты думаешь, почему она сделала это? – без особой надежды на ответ спросила я, но он прозвучал быстро и совершенно неожиданно:

– Видно, совесть замучила.

– Совесть? Ты сказала совесть? Что же у нее были за грехи?

– Не мое это дело, барыня. Да и мало ли что люди говорят, не всему можно верить.

– А что же говорят люди?

– А вот вы у людей и спросите, – сверкнула она глазами и быстро отвела взгляд. – Ваш батюшка-покойник тоже этим интересовался.

Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда сообразила, то хотела сразу же объяснить ей ошибку, но передумала.

Анфиса принимала меня за дочь Синицына. Именно поэтому она вечером открыла мне дом и разрешила там ночевать.

У меня подобная мысль промелькнула еще вчера, но я прогнала ее, сочтя совершенно невероятной.

«Ну конечно же, – подумала я, – иначе с какой стати ей оповещать меня о смерти Марии, и об имени она меня не спрашивает… А вот я-то имени дочери Синицина и не знаю».

Поймите меня правильно – я ни сном ни духом не собиралась никого вводить в заблуждение, просто обстоятельства сами сложились таким образом. Вышло одно из тех недоразумений, которые так любят авторы комедий для театра, а я всего лишь воспользовалась этим и только благодаря стечению обстоятельств некоторое время прожила под видом дочери и наследницы Синицына. Но опять я забегаю вперед, а в то утро я еще была полна сомнений и не знала, каким образом воспользоваться ошибкой Анфисы.

– Вы с мужиками-то будете встречаться? – спросила Анфиса, после того, как сходила за молоком и медом, добавила туда несколько капель коньяку и заставила меня выпить. – А то они интересуются.

– И что ты им ответила?

– Сказала, что пока вам не до этого, но обещала спросить.

– Вот и правильно, – как можно ласковее ответила я Анфисе, потому что за время ее отсутствия все обдумала и решила попытаться найти с ней общий язык. Я еще не знала тогда о ее колдовских способностях, но уже поняла, что она женщина неглупая и пользуется уважением среди крестьян. – Немного оклемаюсь, а там видно будет. А кто у вас староста?

– А вот муж Марии и есть наш староста.

– Он же горький пьяница, – удивилась я.

– Пьяницей он недавно стал, – вздохнула она. – И если бы… – продолжила было она, но, вероятно, передумала и только махнула рукой.

Она явно симпатизировала этому мужику и без всякого сочувствия относилась к его погибшей жене. Это было странно, скорее можно было бы ожидать обратного. Но Анфиса не хотела говорить со мной на эту тему, а заставить ее говорить я не могла.

– Как он очухается, пусть придет.

– Как скажете.

Я постепенно входила в роль владелицы Лисицына.

Но отношения старосты с женой интересовали меня не настолько, чтобы забыть о том, ради чего я приехала. И я сделала несколько попыток вытянуть из этой суровой женщины необходимые мне сведения.

Я понимала, что при этом нужно быть предельно осторожной и не допустить ни одной ошибки. Иначе я выдала бы себя с головой. И мне бы тогда ничего не оставалось, кроме как уехать отсюда побыстрее и никогда больше не возвращаться. А этого я допустить не могла, потому что Лисицыно было единственным связующим звеном между двумя преступлениями. Поэтому именно здесь надо было искать их разгадку.

Мало-помалу наши отношения налаживались, Анфиса перестала воспринимать в штыки каждое мое слово и рассказала мне, что прежние хозяева Лисицына, славные бездетные старики, умерли чуть ли не в один день. Судя по всему, это были типичные старосветские помещики, спокойно и без особых страстей прожившие свой век и оставившие все свое состояние, то есть Лисицыно и весьма скромную по тем временам сумму, своему единственному племяннику Павлу Синицыну.

Я прекрасно осознавала, что в соответствии со своей ролью должна была помнить этих людей, поскольку дочь Синицына прожила в этой деревне несколько детских лет. Поэтому не задавала лишних вопросов и должна была понимать или хотя бы делать вид, что понимаю все Анфисины намеки с полуслова.

Это было совсем не просто. Но я неплохо справилась с этой задачей, лишь в самых тяжелых случаях ссылаясь на плохую память и на вывихнутую ногу, которая якобы мешала мне сосредоточиться.

Явных промахов я не допустила, хотя благодаря своей осторожности наверняка не поняла и половины сказанного ею.