Тайны архива графини А. - Арсаньев Александр. Страница 31

Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем лицезрение падшего ангела. Ради достижения этой цели он не жалел ни времени, ни денег, ни собственного здоровья. В ход шли все мыслимые и немыслимые обольщения, дорогие заморские зелья и принуждение.

Надо полагать, что жена Василия стала одним из любимых детищ его порока, поскольку он потратил на нее почти полтора года своей жизни. И справедливости ради добавлю – так и не добился своего.

Последний поступок Арины свидетельствовал о том, что, заполучив полную власть над ее телом, он так и не сумел овладеть ее душой. Она предпочла смерть навязанному ей богомерзкому существованию.

Я знаю, что самоубийство – страшный грех, но думаю, что в иных случаях оно равносильно подвигу. И надеюсь, что Господь всеблагой и милостивый прощает этих несчастных.

Теперь мне было известно все, что я хотела узнать и что по своей тогдашней наивности, граничащей с глупостью, чуть было не попробовала испытать на собственной шкуре. Только сейчас я понимала, чем рисковала и в какую пучину несчастий могла бы угодить, вздумав вступить в единоборство с этим исчадием ада под видом простой крепостной крестьянки.

Орловский предпочитал иметь дело именно с этими бесправными и практически беззащитными существами. Прекрасно понимая, что за своих сестер и жен люди одного с ним сословия пойдут на все – на смерть, убийство и преступление, но не оставят их неотомщенными. И не рисковал понапрасну.

К тому же эти создания представляли безукоризненный материал для его дьявольских экспериментов. Наше сословие сегодня, увы, далеко не безгрешно, и ангела во плоти отыскать среди его представительниц уже довольно затруднительно. А среди крестьянских женщин они еще, к счастью, встречаются. Недаром русское слово «крестьянин» одного корня со словом «христианин».

И если бы не Анюта, я бы нашла способ улизнуть из мерзкого Замка. Но если бы я попыталась это сделать, то гнев Орловского обрушился бы на эту несчастную старуху, о чем она недвусмысленно мне сообщила.

Орловский требовал от прислуги беспрекословного повиновения и жестоко наказывал за малейшую провинность.

Поэтому нужно было придумать что-то такое, чтобы обелить в его глазах Анюту, но и самой выбраться из этого логова в целости и сохранности.

Выбор у меня был небольшой: либо избить и связать бывшую служанку своей матери, чего мне делать не хотелось, либо остаться в темнице и попытаться защитить себя самой.

Но я уже достаточно хорошо представляла своего противника, чтобы выбрать последнее. Времени для выбора у меня оставалось в обрез. Орловский мог нагрянуть в любой момент.

И все же я нашла способ, благодаря которому надеялась не пострадать сама и не подвести под монастырь старуху.

Я самым подробным образом описала ей то дупло, в котором спрятала свою настоящую одежду, и попросила доставить мне ее как можно быстрее.

Это тоже было небезопасно, но я надеялась, что мое положение и связи не позволят ему сделать со мной что-то ужасное.

Перепуганная старуха, не совсем понимая, чего я от нее хочу, неожиданно шустро, почти вприпрыжку побежала в указанное мною место. Она прекрасно знала эти места и сразу поняла, какое дерево я имела в виду. И меньше чем через час вернулась в Замок с моими вещами. На мое счастье, за время ее отсутствия никто не появился, но я почувствовала огромное облегчение лишь тогда, когда скинула с себя чужие тряпки и приказала Анюте спрятать их подальше, а лучше сжечь.

Что она и сделала без особой радости. Ей явно было жалко красивых и добротных вещей, но она не осмелилась мне возражать.

После этого она принесла мне воды, помогла умыться и причесаться. И даже раздобыла небольшое зеркальце, посмотревшись в которое, я убедилась, что во мне ничего не осталось от той забитой хромоножки, которую волокли через лес два орловских раба.

После этого я позволила ей покинуть свою темницу и запереть меня на засов.

Как я себя ни убеждала, что князя в темнице ждет весьма неприятный сюрприз, способный охладить его темперамент, сердце мое не желало верить этим аргументам и стучало, как барабан африканского дикаря.

Прочитал я это место и подумал: откуда у русской женщины такие сравнения? Но менять ничего не стал. Начитанная была барыня и увлекалась географией. Она же вам не какая-нибудь темная крестьянка. Надеюсь, вы это уже поняли.

И с сословной гордостью у нее тоже все было в порядке. Как она орловских мужиков-то? Рабы, говорит… Вот так-то.

Дочь своего времени. Со всеми, как говорится, сословными предрассудками.

Впрочем, я кажется снова злоупотребляю вашим терпением…

Орловский появился поздно вечером, когда нервы мои уже были на пределе. За целый день ожидания я мысленно пережила все возможные ужасы и кошмары, и действительность, как бы чудовищна она ни оказалась, уже не могла меня застать врасплох. Но чего мне это стоило – вы можете представить.

В конце концов на меня напало какое-то отупение и, кажется, я даже задремала. Поскольку не слышала, как Орловский подъехал к Замку, и поняла, что это он, лишь тогда, когда заскрипела дверь в мою темницу, и его фигура возникла в дверном проеме.

Но всю дремоту тут же как рукой сняло, и я почувствовала такой прилив сил, что, доведись мне в этот момент схватиться с Орловским врукопашную, думаю, ему бы пришлось не сладко.

Неизвестно, кто из нас выглядел растеряннее в первую минуту встречу. Хотя нет, известно. Орловский. На него невозможно было бы смотреть без смеха, сохрани я к этому времени способность воспринимать жизнь комически.

Но, как я уже сказала, мне было совсем не до смеха.

– Простите, я не совсем понимаю… – промямлил он, и эта его заминка совершила чудо. Все мое волнение неожиданно исчезло, а на его место пришла уверенность в собственных силах и благополучном исходе этой встречи.

– Вы заставляете себя ждать, князь, – сказала я ему на прекрасном французском, чтобы окончательно лишить его всяких сомнений по поводу собственного происхождения и воспитания. – И если вы думаете, что этот вонючий чулан самое подходящее место для дамы, то вы жестоко ошибаетесь.

– Простите, произошла чудовищная ошибка, – продолжил он. – Мои люди сообщили мне, что поймали в лесу какую-то девку…

– Меня мало интересует, что наплели вам ваши люди, – тщательно выговаривая каждую букву, спокойно и уверенно произнесла я, и мне самой понравилось, как высокомерно это у меня прозвучало. – Вам не кажется, что начать стоило бы с угощения?

Анюта приносила мне еду, и я не была голодна, но сообщать об этом князю не собиралась. Кроме того, я понимала, что чем неожиданнее будет мое поведение, тем сильнее будет моя позиция. И этими своими претензиями я обезоруживала своего противника.

– Разумеется, – окончательно смешался он. – Я сейчас прикажу подать…

– Вы что, принимаете гостей в этой конюшне? – уже совершенно бесцеремонно перебила я князя.

– Еще раз простите, но я действительно не понимаю… – вновь попытался оправдаться он.

– В таком случае потрудитесь показать мне дорогу в более приемлемое место.

– Прошу вас, – склонился он в поклоне, и в эту минуту напомнил мне провинциального учителя на светском балу.

Я не предполагала, что он может быть так жалок. И у меня в душе не осталось ни капли былого страха.

Если бы у меня была возможность вызвать теперь Степана, я бы, не задумываясь, в ту же минуту покинула бы Орловского, и оставила бы его в вечном недоумении по поводу собственной персоны и моего появления в его лесном царстве.

Именно так бы я и поступила, но Степан был в эту минуту далеко, и мне пришлось продолжить эту опасную игру.

Мы поднялись наверх и я должна была отметить, что заграничный архитектор был не так бездарен, как я себе представляла по рассказу Анюты. Всего Замка я не видела, и теперь уже никогда не увижу, но даже те несколько комнат и коридоров, которые я успела рассмотреть, свидетельствовали о богатой фантазии и весьма недурном вкусе.