Тайны архива графини А. - Арсаньев Александр. Страница 38

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Впервые за все время, что Степан служил у меня кучером, я увидела его спящим. Потому что разбудила его даже не утром, а глубокой ночью.

Сама я в эту ночь не сомкнула глаз и даже не раздевалась.

Степану, видимо, передалось мое волнение. Изменив своей обычной невозмутимости, он впервые на моей памяти, запрягая лошадей, бранил их на чем свет стоит, а не ласково уговаривал, как обычно. Мне даже показалось, что у него дрожат руки. Но скорее всего, это все-таки было результатом воображения, потому что такого просто не могло быть. Эти руки были созданы из другого материала. И дрожать не могли даже теоретически.

Меня, в отличие от него, на самом деле немного трясло, то ли от волнения, то ли от утренней прохлады. Туман еще стоял над деревней, что в этих болотистых местах совсем не редкость. А солнце еще не появилось из-за горизонта и лишь напомнило о своем существовании небольшой полоской желто-сиреневого цвета.

Путь наш на этот раз лежал в Хвалынск – небольшой уездный городок Саратовской губернии, до которого от Синицыно хоть было и недалеко, но благодаря полному отсутствию дорог и большому количеству в этих местах болот, рек, ручейков и непросыхающих луж добраться до него тогда было не так-то просто.

Но долго ли, коротко ли, как в сказке говорится, но мы таки добрались до этого центра цивилизации, который в те времена мало чем отличался от большой деревни, разве что большим количеством церквей и не меньшим количеством трактиров и кабаков.

Но сегодня жизнь кипела в Хвалынске ключом, мы оказались в нем на самую Пасху и пересекли городской вал под перезвон колоколов. Город встретил нас толпами гуляющей, празднично одетой публики, звуками духовых оркестров и запахом куличей.

Но мне, грешнице, было в этот день совсем не до нарядов и угощений, хотя Пасха – один из самых любимых мною праздников.

Наряду с Рождеством и Масленицей она являет собой один из трех столпов всей российской действительности, и, пожалуй, нет в нашей стране человека, который бы при одном лишь звуке этого пряничного-ванильного слова не испытал приятно-щемящего волнения в груди.

Но на этот раз мои мысли были далеко не лучезарного свойства. И в какой-то момент я почувствовала себя едва ли не моральным уродом. У всех вокруг были такие светлые лица, а в моей реальности не было места празднику – его место там заняли смерть, порочные страсти и преступления.

Мой расчет сводился к тому, что Хвалынск был маленьким городком, где каждый человек на виду. Чего вы хотите, если даже громадный по сравнению с ним губернский Саратов едва ли насчитывал в то время 50 тысяч.

И тем не менее задача моя была нелегкой. Главным образом благодаря тому, что дело происходило на Пасху. Из деревень понаехало сюда столько народу, что я не узнала знакомого с детства тихого провинциального Хвалынска.

А ко всему прочему на центральной площади города развернулась ярмарка, и, увидев ее шатры, я начала сомневаться в целесообразности своего сюда приезда. И в тот самый момент, когда я совсем было упала духом…

– Христос воскресе, Екатерина Алексеевна, – неожиданно услышала я знакомый голос. – Какими судьбами в здешних палестинах?

Обернувшись на голос, я узнала своего старого знакомого – Петра Анатольевича Вольского, доводящегося мне даже каким-то родственником, весьма интересного молодого человека без определенных занятий, сына богатых родителей, в последнее время подвизавшегося на ниве изящной словесности.

Проще говоря, он стал литератором, то есть пописывал стишки и прозу, а в последнее время сотрудничал с газетой.

Газета эта называлась «Прибавление к Саратовским губернским ведомостям». Она пользовалась успехом во всех слоях общества благодаря тому, что в ней, в отличие от самих «Саратовских ведомостей», публиковались анекдоты, сообщения о разных любопытных происшествиях и хозяйственные советы.

Петр Анатольевич считал себя краеведом, разъезжал по губернии и писал бойкие статейки о городах и деревнях губернии и их достопримечательностях.

Благодаря этому своему занятию, легкости характера и приятной внешности он имел огромное количество друзей и знакомых во всех слоях общества от высшего света до преступного мира по всей губернии.

И не повстречай я его в тот день, неизвестно еще, как бы все обернулось. Но я опять забегаю вперед.

– Петр, дорогой вы мой, вся моя надежда на вас, – искренне обрадовалась я ему. – Вы – единственный человек на свете, способный мне помочь.

– Только после обеда, – категорически заявил Петр Анатольевич и потащил меня в трактир. И это было далеко не лишним, поскольку я с утра ничего не ела, а аппетитом меня Бог не обидел.

Тем более что удивительно сочные, с кровью котлеты в этом заведении вполне могли составить конкуренцию пожарским.

И я вслед за Пушкиным могла бы посвятить им несколько поэтических строк. Но у меня вечно не хватает времени на это занятие, хотя в юности… Впрочем, я, кажется, отвлеклась…

Как следует разговевшись, мы приступили к серьезному разговору.

– Петр, у меня к вам очень важное дело, – наконец сумела я начать этот разговор, воспользовавшись тем, что он дожевывал свою котлету и на несколько минут замолчал. До этого он, не давая вставить слово, буквально засыпал меня новостями, сплетнями и анекдотами. – Только обещайте мне, что воспримете его на полном серьезе, хотя ничего вразумительного о причине своей просьбы я вам, пожалуй, не скажу. И не потому, что не доверяю вам… Просто все это может оказаться плодом моей фантазии, и мне потом будет неловко и перед вами и перед тем человеком, о котором я собираюсь вести речь.

После такого вступления любой другой человек поспешил бы со мною распрощаться, но не таков был Петр Анатольевич Вольский, напротив – он стал необыкновенно серьезен и выслушал мой последующий монолог, ни разу не перебив.

– Я не знаю, что это за женщина, – говорила я ему, – возможно, я ошибаюсь, и она никогда в жизни не бывала в Хвалынске, и тем не менее прошу вас предпринять все возможное для ее розыска.

Поверьте, для меня это очень важно, и от результата наших с вами поисков зависит судьба многих людей, в том числе и моя собственная.

– Все, что будет в моих силах, – сказал Петр и совершенно по-рыцарски склонил голову, положив правую руку на сердце. Манеры его были безукоризненны.

После этого я достала свой давешний рисунок и передала ему из рук в руки.

– Люси? – выпучил он на меня глаза. – Катенька, зачем она вам понадобилась? Вы бы мне сразу показали ее портрет.

От волнения у меня пересохло в горле, и я залпом выпила стакан вина, чего никогда прежде в жизни себе не позволяла.

– Так вы с ней знакомы? Кто она? Где ее можно найти? И чем она занимается? Она еще в Хвалынске? Я могу с ней встретиться? Как, вы сказали, ее зовут?

Петр Анатольевич рассмеялся.

– С чего прикажете начать? И нельзя ли еще раз и чуть помедленнее?

– Умоляю вас, Петр, не испытывайте моего терпения.

– Простите, Катенька, но я совершенно не ожидал… Вы – и эта мамзель…

– Петенька, ради всего святого… – взмолилась я.

Убедившись, что мне не до шуток, Вольский вновь стал серьезным и тут же приступил к рассказу.

– Она утверждает, что родилась во Франции, и что Люси – ее настоящее имя. Но я в это не верю. Во всяком случае, по-французски она говорит скверно…

Через пятнадцать минут я уже знала все. В том числе и то, где отыскать эту самую Люси.

Но Петр Алексеевич предложил иное.

– Зачем вам идти к ней, я могу пригласить ее к себе, я снимаю чудную квартирку…

– Она уже бывала там? – догадалась я.

– Приятель приходил с ней однажды, – слегка смутился Петр, и я не стала углубляться в эту тему.

Люси, по ее собственным словам, была актрисой, и, услышав это от Петра Анатольевича, я укрепилась в своих подозрениях. Когда-то – опять же по ее словам – она выступала на петербургской и московской сценах и пользовалась большим успехом у зрителя, но в настоящее время гастролировала по Саратовской губернии с ярмарочным балаганом.