Дамочка с фантазией - Арсеньева Елена. Страница 28
«Какая мрачная у меня стала жизнь! – подумала Валентина, с привычной – врачебной – тщательностью вытирая руки. – Сплошные непонятности, похороны, убийства…»
Мрачная жизнь! Ну, тут она хватила через край. Ведь если посчитать, эта «мрачная жизнь» длится всего каких-то два дня…
Стоп. Не два дня. Сутки, даже меньше суток! С той минуты, как они вместе с Людой Головиной упали на ледяной бруствер на подходе к Московскому шоссе. Это было вчера около семи вечера. Сейчас около трех дня. Прошло двадцать часов. А за это время… Бог ты мой! Сколько всего понаслучалось за это время! И, главное, катит оно и катит без передышки. Лечь бы поспать хоть на часок, забыться. Но нельзя. Надо идти исполнять долг перед Долоховым – караулить эту, как ее там. Но, может, повезет? Может, она все еще дрыхнет – и тогда Валентине тоже удастся покемарить где-нибудь поблизости: сторожко, вполглаза, а все же удастся?
Она накинула на плечи большой оренбургский платок, старый, довольно-таки облезлый, но божественно-теплый – с недосыпа ее здорово знобило, – потом, написав красным фломастером поперек Аниной записки: «Я у Долохова, позвони, когда придешь!», взяла соседские ключи, оставленные мужем на условленном месте, и пошла на шестой этаж. Когда спускалась, с улицы донесся вой пожарной сирены. Валентине почудилось, что он раздается как-то уж совсем близко, она даже на всякий случай приостановилась, повела носом, однако все было нормально, пахло, как обычно, мусоропроводом и кошками.
Замок у Долохова был такой хитрющий, что Валентине пришлось сперва постоять около двери и мысленно сосредоточиться, вспоминая порядок действий. Главное, первая дверь (вход в квартиру преграждали две) была с виду самая обыкновенная, как бы с гаражным замком, который даже люди косорукие способны открыть простой отверткой. На самом деле этот замок был вовсе не гаражный, причем тут таилась еще одна хитрость, под декоративной планочкой. Но это все были семечки по сравнению со второй дверью, где стояли аж два электронных кодовых замка и магнитная присоска к косяку, чтобы не было ни малого зазора. Дивное сооружение человеческой хитрости, конечно, и именно эта система замков укрепила в Валентине уверенность, что их сосед и приятель – не просто тщательно оберегающий свое имущество и неприкосновенность жилища плейбой, каким он старательно хочет казаться, а человек загадочный, занимающийся делами не просто непонятными, но где-то даже и опасными.
Должным образом сосредоточившись, она справилась с запорами и вошла в квартиру.
Тишина. Покой. Порядок. Привычно вздохнув по поводу долоховской аккуратности – все демисезонные и летние вещи он в положенное время с вешалки убирал в ниши и шкафы, отчего сейчас в маленькой прихожей было вполне просторно, – заглянула в комнату.
Странно… Сколько она помнила, они с Валентином свалили «добычу» вот на этот диван. Куртку с незнакомки сняли, повесили на спинку стула, сапоги стащили, поставили в сторонке. Теперь нет ни куртки, ни сапог, ни того, что лежало на диване. В смысле, той, что там лежала.
Может быть, Валентин перенес долоховскую барышню в спальню? А зачем?
Вопрос, конечно, интересный… Не говоря уже о том, что Залесский давным-давно и родную-то жену на руках не носит, поскольку отнюдь не отличается богатырской силой. Это вам не Долохов, который холит и лелеет свои мускулы на тренажерах…
Спальня тоже была пуста. Ни на роскошной двуспальной кровати (напоминание о давно забытом мимолетном долоховском браке), ни еще где-либо спящей особы не оказалось. Впрочем, и не спящей тоже.
Через несколько мгновений Валентина убедилась, что ее нет вообще нигде: ни на кухне, ни в ванной, ни в туалете, ни в нише и ни в одном из шкафов-купе, куда Валентина тоже не поленилась заглянуть.
Она вернулась в гостиную и недоуменно уставилась на кипу старых газет, сложенных перед окном на полу. Поверх стопы лежала коробка спичек. Тут же стоял таз с водой и лежало скомканное полотенце.
«Кто-то окно хотел мыть, что ли? – тупо подумала Валентина. – Полотенцем мыть, газетами вытирать? Но вроде бы далеко еще до Пасхи. А спички вообще зачем?»
Она как раз стояла посреди гостиной, пытаясь осмыслить случившееся, как вдруг раздался звонок в дверь. Потом еще, и еще, и еще…
«Долохов вернулся!» – с облегчением подумала Валентина и полетела в прихожую. Она была настолько убеждена в верности своей догадки, что даже не включила камеру обзора, заменяющую «глазок», прижала пластину ключа к одному замку, ко второму, рванула дверь на себя – и остолбенела, увидав перед собой огромную – ей даже показалось, что нечеловеческую в своей огромности! – фигуру некоего существа, облаченного в асбест, брезент и сверкающий металл.
Не говоря ни слова, существо железной лапой сгребло Валентину, выволокло ее на лестничную площадку, освобождая себе путь, и ворвалось в квартиру, грохоча своей амуницией и громко топая. Валентина так и стояла, вжавшись в стену, настолько ничего не соображая, что даже не находила сил закричать или хотя бы спросить, что железному существу надо.
Потом она услышала грохотанье приближающихся шагов и поняла, что диковинный гость возвращается.
И в самом деле – свет лампы засверкал на его латунных, а может, и медных плечах.
– Шутите, значит? – зловеще спросило существо и огромной рукавицей сдвинуло с лица забрало.
– В каком смысле? – пролепетала Валентина.
– В смысле дурости! – выкрикнул молодой голубоглазый розовощекий парень, который прятался там, внутри грохочущего скафандра. – За каким… надо было звонить и орать, будто вам… в глотку забили и вытаскивать не хотят? Или выжрали с утра лишнего? … знает что, людей от дела отрываете! У нас сегодня вызов за вызовом, я сразу сказал, что на … зря съездим! Притащились тут вас спасать, а нас на возгорание на Материковскую вызывали! Но вы ж орали, как будто вам … в глотку забили!
Краешком помутившегося сознания Валентина зафиксировала, что насчет глотки уже было сказано. Также она заметила, что страшную матерщину голубоглазый монстр сочетал с обращением на «вы».
Бог знает почему, это успокоило Валентину. Между прочим, если надо было, она умела выразиться куда покруче. Монстр в рукавицах фактически употреблял только одно слово (он явно питал слабость к некоей букве старинного русского алфавита, название которой состояло из трех звуков – да, вот такие лингвистические причуды! – и теперь почему-то стало обозначением интимной части мужского тела), словарный же запас Валентины был не в пример богаче! Удостоверить в этом брезентового парня ее удержала внезапная догадка: да ведь это пожарный, явившийся на вызов! Его ярость понятна: с воем сирен летели машины – их-то Валентина и слышала несколько минут назад! – огнеборцы готовы были, как и положено, бороться с огнем, спасать людей из дыма и пламени, однако дымом даже не пахнет! Пламени нет ни искорки!
Ложный вызов… он обвиняет в этом Валентину. Почему? Да потому, что бригаду вызвала какая-то женщина!
Да ну, глупости. Это явная ошибка!
– Погодите, молодой человек! – взмолилась Валентина. – А вы уверены, что вас вызывали именно сюда?!
– Конечно! – рявкнул пожарный. – Номер-то высветился на определителе. По номеру установили адрес – и в течение десяти минут, как положено, мы на объекте. А вы тут!..
И опять про глотку.
Валентина стиснула руками голову. Десять минут! Десять минут назад из квартиры Долохова какая-то женщина вызвала пожарных. Это могла сделать только…
Невероятная, дикая догадка! Ну ладно, предположим, что долоховская находка очнулась и с перепугу, в припадке безумия вызвала пожарных. Странно, почему не милицию. Как почему? Потому что совесть нечиста, это ясно! Теперь можно не сомневаться, что того человека в поезде, о чем вскользь обмолвился Долохов, точно убила она. Иначе бы не боялась милиции. И пожарных она, конечно, вызвала, чтобы с их помощью сбежать…
Очень может быть. Но ведь ее нет! Она и без того сбежала! Как, ради бога?!