Компромат на кардинала - Арсеньева Елена. Страница 20

Глава 13

ТВИСТ-ПОВОРОТ

Франция, Париж, ноябрь 2000 года

Где-то в мире вовсю летали самолеты, однако аэропорт Шарль де Голль жил по своим законам.

Близился вечер, Тоня весь день ничего не ела, однако не чувствовала голода. Напряжение, владевшее ею, было слишком сильным, порою невыносимым. Смуглый дьявол куда-то исчез с глаз долой, однако она чувствовала его присутствие всей кожей, ощущала его взгляд, словно какое-то клеймо, подобное, к примеру, той лилии, которую всю жизнь носила на левом плече зловредная и обворожительная миледи Винтер.

Правда, какой-какой, но уж обворожительной сейчас Тоня никак не была и не могла быть. Костюм помялся, некогда элегантное пальто, которое она таскала переброшенным через руку, выглядело тусклой тряпкой, туфли начали немилосердно жать, а тоненький кашемировый свитерок, надетый по дурацкой привычке на голое тело, вдруг вздумал колоться. Вдобавок в аэропорту из-за огромного количества скопившегося народу сделалось ужасно жарко. Слава богу, что Тоня всегда носила в сумочке маленький флакончик с любимыми духами «Burbery week-end», и теперь она то и дело опускала руку в сумку, открывала флакончик и осторожно касалась благоухающим пальцем то кончиков ушей, то шеи, то висков, то затылка, стараясь делать это, конечно, незаметно.

Увы, незаметно получалось не всегда. Уже дважды, воровато обернувшись – не видит ли кто ее манипуляций? – Тоня почти наткнулась на торопливо отведенный взгляд высокого парня в серой щегольской куртке и зеленоватом клетчатом шарфе. Конечно, все туристы более или менее прибарахлились и приоделись в благословенной Франции, стране магазинов, однако этот светлоглазый был до того хорошо одет, что Тоня даже всерьез задумалась, а русский ли он вообще-то. Новые скоробогачи не выглядят так изысканно, однако тип лица у этого блондина был явно славянский. Может, какой-нибудь белоэмигрант, вернее, потомок таковых?

Парень держался особняком, хотя жаждущие отправки в Москву русские уже не то чтобы подружились, а почти сроднились. Женщины болтали о детях и мужьях, косметике и тряпках, мужчины осторожно прощупывали деловые связи, пара-тройка туристических малышей носилась туда-сюда по залу ожидания с таким визгом, что даже у зомбированно-вежливых сотрудников аэропорта порою проскальзывала на лицах откровенная классово-национальная вражда.

Молодой человек в серой куртке смотрел на вновь образованную человеческую общность с выражением отстраненным, порою что-то черкая тоненькой изящной ручкой в маленьком блокноте, и Тоня вдруг поняла, что его отстраненность – просто маска, на самом же деле он пристально наблюдает за происходящим, прислушивается к каждому долетающему до него слову, а самые интересные свои наблюдения записывает.

Может, это писатель? Им как бы по долгу службы полагается фиксировать свои впечатления. Да, этот парень куда более походил на писателя, чем та компания разномастных и разноплеменных фантастов, с которыми Тоня вволю наобщалась в опасном городе Нанте, где остался приснопамятный musee des Beaux Art. Один из них – русский, между прочим, еще молодой, но уже дико знаменитый, более похожий на добродушного шкипера с этой его щекастой бородатой физиономией и трубкой, распространявшей аромат совершенно дивного табака, и сейчас находился в поле ее зрения, однако руки его вольготно лежали на подлокотниках кресла и не были заняты никакими блокнотиками и карандашиками. С другой стороны, ну чего тут фиксировать фантасту, они же сидят в аэропорту Шарль де Голль, а не на пересадочной станции космолетов на каком-нибудь Альдебаране или альфе Кассиопеи! Знаменитый фантаст оставался видимо безучастным к происходящему, однако, когда все возбудились после переноса вылета на завтра и принялись бузить, требуя на расправу самое высшее начальство «Эр Франс», он охотно принял участие в общем оре, внезапно перекрыв его трубным гласом:

– «Эр Франс» – бэд компани! «Эр Франс» – бэд компани! – а потом столь же внезапно погрузился в прежнюю трубочную нирвану.

Тоня нарочно посмотрела, как будет вести себя блондин. Он не орал. Он спрятал ручку и блокнотик в карман, потом вскочил на транспортер, оказавшись таким образом выше всех орущих, и поднял руку. Уже несколько испуганные собственной смелостью (ввиду импровизированного митинга начали прогуливаться два ажана) старые и новые русские радостно уставились на самостийного лидера, который вежливо и обстоятельно, с мягкими, убедительными интонациями разъяснил, что переживать не о чем. Компания-де обязана устроить всех на ночь, причем, если до места ночлега предстоит добираться, то «Эр Франс» оплатит пассажирам и проезд, пусть даже и на такси, туда и обратно. Эта бэд компани также никуда не денется и накормит всех ужином и завтраком.

На лицах пассажиров выразилась гамма самых разнообразных чувств. С одной стороны, погано, что придется вернуться домой фактически на сутки позднее. С другой стороны, велико искушение на халяву скатать в Париж еще раз. С третьей стороны, особо востроглазые успели заметить, что некоторые рейсы все-таки отправляются! В аэропорту стало заметно свободнее: теперь держали только дальнее восточное направление. Улетели англичане, немцы, чехи и венгры. Самое ужасное состояло в том, что улетели даже хохлы!

А ведь на днях в Париже с официальным дружественным визитом побывал российский президент! Говорят, лакомился в каком-то обалденном ресторане на Елисейских Полях жареной свиной ножкой… И подложить после этого такую свинью русским?! Ну что это со стороны французов, как не саботаж, не дискриминация по отношению к русским?! Реванш за Москву и Березину, что ли?!

Блондин тем временем на очень недурном французском заговорил с маленькой точеной брюнеткой, представительницей «Эр Франс». Судя по карточке, пришпиленной к карманчику, ее звали Моник Блонди. Мадам Моник была так разъярена русским бунтом, что даже не замечала: верхняя пуговка ее форменного жакета расстегнулась, и в вырезе был виден кружевной бежевый лифчик, в котором трепетала маленькая, но весьма симпатичная грудь. Блондин, ведя беседу, с серьезным видом смотрел то ли на лифчик, то ли на его содержимое. Что характерно, туда же пялились все стоящие вокруг мужики, а также некоторые дамы, любительницы бежевого белья. Тоня носила только белое, но почему-то тоже таращилась на грудь мадам Моник.

Вдруг соблазнительница сказала нечто, от чего блондин встрепенулся.

– Товарищи, – произнес он вроде бы негромко, однако его почему-то все сразу услышали и доверчиво повернулись к нему, – мадам Моник говорит, что над Москвой завис колоссальный грозовой фронт, который нельзя преодолеть, но можно облететь. Здесь и сейчас совершил посадку самолет «Люфтганзы», который идет в Нижний Новгород. На борту есть свободные места. А среди нас есть люди, которые намерены были через Москву добираться в Нижний. К примеру, я, потом вот этот господин, – он кивком указал за заволжца, о котором Тоня, признаться, успела уже подзабыть, – вот девушка, – он в упор взглянул на Тоню, и она почему-то растерялась от улыбки, которая блеснула в светлых прищуренных глазах. – Ну и другие еще, наверное? А возможно, кто-то не захочет остаться в Париже и пожелает добраться до Москвы через Нижний? Разницу в сумме берет на себя «Эр Франс». Правда, вылет через два часа, мы будем на месте рано утром, учитывая время в пути и разницу во времени, а все поезда отправляются на Москву только поздним вечером, так что даже не знаю…

Заволжец решительно вынул из кармана паспорт и билет:

– Где менять-то?

Тоня машинально последовала за ним. А больше никто не пожелал отправиться к кассам и переоформлять билеты.

Что? Лететь через Жмеринку в Европу? Упустить возможность переспать в хорошем отеле, отведав яств шведского стола и обобрав проклятых капиталистов? Вместо этого очутиться в этой богом забытой «столице реформ»? Нет уж. Все хотели только в Москву, в Москву, в Москву, словно чеховские три сестры!