Крутой мэн и железная леди - Арсеньева Елена. Страница 41

– А кому сейчас легко? – не удержался от желания пофилософствовать Юрий. – Но в общем-то да, у нас есть своя специфика: мы ведь на переднем крае безумия. Мы видим больного на входе , в самом начале психоза, а иногда это страшней и морально тяжелей, чем наблюдать болезнь в ее развитии, уже в больничной палате. Там тоже картина еще та, но внезапность проявления гипоманиакального состояния или его противоположности, депрессии, – это… – Он махнул рукой. – Иногда, конечно, бывают жутко запущенные случаи. На этого-то нашего пациента, понятно, жене было плевать с высокой башни, но порой заботливые родственники таких дел могут наворотить своей заботливостью… Если у человека что-то не так, родня обычно идет классическим путем: сначала бабки, потом церковь, потом экстрасенсы, затем невропатологи, следом психотерапевты… Потом вызывают нашу бригаду. Это уж когда все средства исчерпали и человека накрепко замордовали. Вот не далее как перед встречей с вами еле-еле мы с Ванькой повязали одного дяденьку, который был просто-таки обуреваем желанием сжечь себя, а заодно и все окружающее пространство.

– Попытка суицида? – попыталась щегольнуть осведомленностью Алёна.

– Да нет, он убиваться не хотел, он мир от себя спасал!

– Что?!

– Голоса у него начались, далекие такие голоса, вроде как у Жанны д'Арк. Только ее эти голоса побуждали освободить Францию от англичан, а нашего пациента обвиняли во всех несовершенствах мира. И довели до шиза. Начал он себя наказывать всякими самоистязаниями, вплоть до бичевания и попыток разбить голову о стену. Родственники поводили его по всем инстанциям, которые я вам перечислял. Ну что ж, голоса на них за это очень обиделись и внушили нашему герою, что ему необходимо очиститься огнем.

– Как старообрядцы, да, Юрий Алексеевич? – оживился Ваня, который с пятого на десятое прислушивался к их разговору. – Я видел в кино «Михайло Ломоносов». Упертые ребята!

– Филипповцы, – сказала Алёна.

– Что?

– Это старообрядцы-филипповцы себя огнем очищали, если не ошибаюсь, – пояснила она.

– Нет, наш пациент сугубый атеист. Кстати, он был совершенно убежден, что в этом огне ничто не сгорит, ни вещи, ни дом, ни он сам, что пламя просто побежит по его телу, как по телу индийского факира, сожжет скверну – и все будет о'кей. Но…

– Но факир был пьян, и фокус не удался! – мрачно улыбнулся Ваня. – Вместе с нами там пожарные были. Ох, они этого факира употребляли… по-индийски и по-русски!

Его розовощекая физиономия выражала искреннее удовольствие.

Алёна покосилась на него неприязненно. Юрий хихикнул рядом.

– Ну просто караул, какое жестокосердие! – сказал ехидно. – Посадят на цепь дурака и за решетку, как зверька, дразнить его придут… помните, да? У бедолаги в мозгу изжога, душа изломана, а его никто не жалеет – кругом хамоватые, откровенно равнодушные люди… Иначе нельзя, дорогой мой Достоевский. Нужна дистанция, толстая кожа, это броня для всех врачей, не только в психбригадах. А у нас вообще черный юмор. Думаете, выражение про сдвиг по фазе выдумали электрики? А крыша в пути, крыша едет – автомобилисты или железнодорожники? Башню сносит – метеорологи? Мозги набекрень – шляпники? Нет, это наши профессиональные выражения, так же, как и шизануться, свихнуться, сдвинуться, чокнуться. В нашем деле нет ничего важнее подчеркнуто-небрежного отношения к пациентам. Когда привозят в больничку спятившего, особенно если он осознает, что с ним что-то неладно, что он уплывает, его спасет только наше спокойствие и даже где-то пофигизм. Человек ведь убежден, что он – уникален, а ты ему этак спокойно говоришь: да ну, у нас тут все такие! И он успокаивается оттого, что не одинок в этом месте, оттого, что он – как все. В каждой больнице прежде всего срабатывает эффект стен, но в психушках – в первую очередь. Больной понимает: тут мне помогут, потому что здесь всем помогают, потому что это – больница, где лечат. Конечно, если пациент в полной отключке, на него никакие эффекты никаких стен не действуют, но в основном это закономерность. Непробиваемый доктор – отчасти тоже одна из стен, которые оказывают свое спасительное действие.

– То есть вам их на самом деле жалко, только вы виду не подаете? – поняла Алёна.

– Жалко, конечно, еще бы! – Юрий даже присвистнул. – У меня был один пациент… смешной такой персонаж, стишки писал и пытался найти высший смысл в бессмысленных словесах и цифрах – ну совершенно бессмысленных, можете мне поверить! – а также пытался выбраться из больницы, чтобы передать одному человеку какую-то сверхважную информацию, которая изменит течение всей жизни. И я как-то раз попробовал глубоко влезть в его бред. Именно что из жалости. И вдруг в один из дней ощутил, что начал жить по законам этого бреда. Это… остро. Очень остро!

Юрий нервно зашарил по карманам, и какой-то миг Алёна смотрела на него чуть ли не испуганно. Кажется, это воспоминание заставило его сильно разволноваться… но она тут же облегченно вздохнула: оказывается, Юрий просто-напросто отыскивал завибрировавший мобильник. Наконец вынул его из кармана и прижал к уху:

– Да! Слушаю! А, привет. Готово? Всё, что я просил? Молодец, ну ты даешь, слушай! Ну ты и развернулся! Я даже не ожидал от тебя такой прыти. Значит, все тип-топ… ты уверен? Ага, отлично. Так, говори. – Слушал, сосредоточенно кивая, изредка взглядывая на Алёну исподлобья, однако словно бы и не видел ее. – Так, понял. Хорошо, хорошо. Понял. Ладно, потом я тебе еще раз звякну. Всё, до связи.

Отключился, поймал Алёнин взгляд и улыбнулся:

– Это мой приятель из Советского района звонил. Нашли координаты этого вашего Влада Сурикова – правда, не без труда. Мы договорились так: мне сейчас записывать неудобно, да и он занят, поэтому он мне сразу, как освободится, SMS-ку с адресом пришлет, а я ее вам переправлю, договорились? Ваш сотовый позвольте, барышня!

Алёна, несколько растерявшись, продиктовала номер. Ну почему Юрий не передал трубку ей? Она ведь не склеротичка какая-нибудь, ей не обязательно записывать адрес, она и так запомнила бы его. И если приятель Юрия так уж сильно занят, о чем он так долго говорил с ним?.. Да ладно, пусть будет как будет. Значит, буквально с минуты на минуту она узнает координаты Влада! И что ей тогда делать? Ехать к нему? Или выяснить через справку телефон и позвонить? Кстати, надо обдумать…

– Но я не договорил, – продолжал тем временем Юрий. – Это остро, говорю я, и даже где-то небезопасно – жить по законам чужого бреда. Однако необходимо. У каждого больного есть психотическая часть личности – и здоровая, но она как бы в тени больной части. До нее нужно достучаться. Чаще всего принято применять брутальные методы: лекарственную терапию или там лоботомию какую-нибудь. «Полёт над гнездом кукушки» смотрели, конечно. Во-во. Но мне казалось интересней пожить в метафоре этого моего пациента, стать в ней совершенно своим. Меня это многому научило. Быстроте реакций, неожиданным решениям, умению всякую ситуацию повернуть в свою пользу. Помню, один раз он где-то добыл спички (психи, чтобы вы знали, необычайно изобретательны, вот у кого надо неожиданным решениям учиться – это просто академия!), собрал в кучу какие-то комиксы, газеты со сканвордами, простыни и пригрозил устроить пожар, если его информация тотчас же не будет передана в высшие инстанции. Правительству, как он выражался. Самое плохое, что он разбил стакан, взял осколок и грозил взрезать себе вены! С вязками, значит, к нему никак не подберешься. А я уже этого мужика успел немного узнать: он серьезный был дядька, очень обиженный на жизнь, на людей, на судьбу, серьезный и решительный, на всё способный. Мне никак не хотелось, чтобы он умер, ну рано ему еще было умирать!.. А у нас на выходе из отделения всегда дежурили милиционеры, поэтому я послал олигофрена (надо сказать, это в психушках активисты, первые помощники персонала, покладистые, добродушные, безобидные!) за ними. Приходят двое таких салажат молоденьких, ничего не соображают, глазки в кучку. Я им грозно приказываю достать блокноты и записывать важное сообщение. Они понять не могут, шучу я или нет, чувствую, сейчас ржать начнут… вот был момент, ужас! У мужика этого стекло наготове… К счастью, парни поняли значение моих огненных взоров, записали все, что он там молол, причем пришлось дословно записывать, под диктовку, наш дяденька поминутно требовал повторить… Чего он там только ни напорол, Господи Боже! – Юрий закатил глаза. – Ладно. После диктовки он немного успокоился, позволил сделать себе уколы, лег спать. И, что характерно, наутро, отойдя, всё случившееся помнил с небывалой ясностью! Спрашивал, не выбросили ли милиционеры свои блокноты, ходил, по урнам проверял… Но я как чувствовал: забрал у них записи и спрятал.