Мода на умных жен - Арсеньева Елена. Страница 17

– Наследства не наследства, а деньги на жизнь давать точно перестанет, – буркнула Галя, отводя глаза, которые, видимо, и в самом деле сказали слишком многое. – И не так уж я рискую, как вам кажется. То есть сначала я маскировалась как-то, красилась, волосы прятала, а потом плюнула на это. Кто обращает внимание на кондукторшу? Вдобавок я ведь не на том маршруте работаю, не в верхней части, а на Автозаводе. Там наши знакомые не живут, они все тут, в верхней части, обосновались. Просто случайность, что нас на полдня на другой маршрут перебросили, а тут вы и возьми полезь скандалить. Вполне могло бы обойтись и без ненужных встреч. Ведь наши знакомые на маршрутках не ездиют, у всех свои тачки, на общественном транспорте только разная безденежная шантрапа катается.

Три – два в ее пользу… Нет, сейчас будет три – три!

– Вообще-то нормальные люди говорят не «ездиют», а «ездят», – усмехнулась Алена. – Или вы настолько вошли в образ туповатой Анжелки, что никак не можете из него выйти? Ну-ну, расслабьтесь, Галя! Вы типа журналистка, а для этой публики знание правил грамматики – само собой разумеется. Надеюсь, в вашей мимикрии вы не дошли до того, чтобы говорить «ложить» вместо «класть»? – Всё, Дракон (а наша писательница родилась в год Дракона) пошел вразнос! Вернее, полетел. Сейчас выжжет пару-тройку деревенек, тогда, может, и успокоится. – Вы сказали, что вам работа нравится. Говорят, там очень свободные нравы, в автопарке… Вам и это нравится?

– А то, – откровенно усмехнулась Галя. – Вы даже не представляете, как нравится! Я хочу жить так, как хочу, а если это кому-то мешает, пусть подвинется. Все, я и правда пойду в туалет, а то от разговоров с вами запросто можно у…ся!

Назвав предстоящее действо коротко и ясно, без всяких эвфемизмов, Галя зацокала каблучками в сторону туалета.

Алена посмотрела вслед. Платьице такое, которое настоящей Анжеле только в самом радужном сне может присниться. Что-то в таком роде Алена вроде бы видела в витрине «Шеле», однако вглядываться не стала, поскольку – какой смысл таращиться на то, что тебе заведомо принадлежать не может?

Разумная мысль… жаль, что наша героиня ей не всегда следовала. Еще и полугода не прошло, как она прекратила таращиться на некое существо мужского пола, которое ей никак, ни за что, ни под каким видом… А впрочем, ну его! Хватит! Надоел! И любовь к нему – безответная, бессмысленная, бесконечная – тоже надоела!

Итак, платьице из «Шеле», туфельки из чего-нибудь аналогичного, запредельного по ценам, белье, если Галя носит нижнее белье, самой собой, из «Дикой орхидеи», а уж украшения на девушке… В самом деле, богатый и щедрый у нее отец, а девочку тем не менее тянет в хиппи, и даже не в хиппи, а в кондукторши маршрутного такси. Что же, интересно, заставляет золотую или позолоченную молодежь подаваться из князей да в грязи? Захотелось барыньке вонючей говядинки? Да, бывает и такое, сплошь да рядом, если учитывать исторические примеры. Скажем, Софья Перовская…

Ну вот только о Софье Перовской не надо сейчас, пусть покоится с миром в той яме с негашеной известью, куда ее тело свалили вместе с остальными телами цареубийц. И ежели кому-то охота возвеличивать ее злодеяние и называть его подвигом, то Алена Дмитриева к числу таких болтунов принадлежать не хочет. А поэтому не будем о Софье Перовской!

Софья Пер… то есть Анж… то есть, тьфу, Галя Стахеева обернулась, словно почувствовав ее взгляд.

– Диву даетесь? – ухмыльнулась проницательно. – Понимаю. Но что поделать, у нас вся семья чокнутая. Мамочка покойная на старости лет… Впрочем, ладно, Бог с ней, о мертвых не принято ничего такого говорить. Я вот в Анжелку играю. Иван – его в частную клинику психиатрическую работать зовут, а он фельдшером на «Скорой» мотается за какие-то копейки, дежурит даже не сутки через трое, а через сутки на полторы ставки вкалывает. И не ради денег, честное слово! Работа нравится. Отец – тоже с вертолетами в башке. То с Юлькой с ума сходил, теперь вот с вами… В его-то годы! А впрочем, думаю, фигня все, несерьезно. Что с Юлькой, что с вами.

– Это еще почему? – заносчиво спросила Алена, заранее собравшись, чтобы достойно встретить удар – сейчас Галя наверняка ляпнет еще что-нибудь насчет «старости лет»! Однако та лишь загадочно пожала оголенными плечами:

– Да вот… печенкой чувствую!

– Печенкой? – презрительно скривила губы Алена. – Ну-ну, если печенкой – то конечно… Почему же вы так задергались, когда Алексей собрался меня вам с Иваном представить? Чего взбесились, если у вас такая уж чувствительная hepar?

– Чо? – растерянно промямлила Анжела. Да, теперь уж точно – Анжела, а никакая не Галя Стахеева.

– Спросите у Ивана, он наверняка знает медицинскую латынь, – фыркнула Алена. – Hepar – печень по-латыни. Почему, спрашивается, забеспокоились по моему поводу?

– Потому что вы – опасней, чем Юля. Она отцу все равно скоро надоест, всякие сиськи-письки только до времени мужика волнуют, ими одними его не удержишь, их вон сколько, выйди на Покровку – глаза разбегутся. А вы, мне казалось, дама серьезная, умная, сильная, и если вцепитесь в его деньги… А они мои, понятно? Не хотелось гражданской войны в нашем доме, поэтому я оборонялась от вас по мере возможностей. Но это было только до того, как я вас увидела. Всё, теперь вы мне не страшны. То есть, конечно, мне бы не хотелось, чтобы вы языком болтали о нашей встрече в маршрутке, но вы и не станете, верно? Для вас главное – всякие чувства, фантазии… Такими дурочками, как вы, можно легко управлять, для таких деньги значения не имеют, главное, рассказывай им поподробнее про любовь-морковь – и делай с ними что хошь, как в песенке поется. К тому же вы зануда, отец таких терпеть не может. Нет, он других женщин любит. Он вас скоро бросит, помяните мое слово!

– И каких же женщин любит ваш отец? – заносчиво спросила Алена, безуспешно пытаясь скрыть свое изумление уникальной проницательностью столь туповатого на вид существа. Особенно сильным был поразительной красоты и точности пассаж про любовь-морковь… – Таких, какой ваша матушка была?

– Каких любит? – переспросила Галя глумливо. – Так я вам и сообщила! Нет, маму он тоже не любил, она, бедняжка, была самая обыкновенная музейная крыса.

– Галина, да вы что?! – ахнула Алена.

– Да ничего плохого, это же просто выражение такое. Для нее музей был всем, самое главное в жизни. И вообще, она с фантазиями была, я же говорила. Вроде вас. А кстати, о фантазиях. Вы правда писательница?

– С чего вы взяли? – изумилась Алена. Они ведь договаривались с Алексеем молчать об этом. Совершенно точно – договаривались не открывать ее инкогнито! Неужели не выдержал и проговорился-таки?

– Ванька сказал. Он вашу фотку видел в какой-то газете, вы там интервью давали. И на книжке видел снимок, читал ваши творения. Говорит, исторические очень даже ничего, а детективы – хороший материал для психоаналитика, а не остросюжетное чтиво.

– Да, вы правы, чтиво я никогда не писала, – высокомерно ответила уязвленная до глубины души Алена. При этом она понимала, что и в данном конкретном случае, как, впрочем, и всегда, правда глаза колет, не иначе!

– Да какая разница? – передернула плечиками Галя. – Главное – никчемные фантазии. Я вас не зря с мамочкой сравнила – у нее на старости лет тако-ой сдвиг по фазе пошел… Представляете – женщина ваших лет…

«Боже, дай мне силы вытерпеть все это!» – сжалась внутренне Алена.

– …ваших лет женщина, я говорю, вдруг начала ни с того ни с сего сказки запоем читать. Про всякие наливные яблочки, скатерть-самобранку, ковер-самолет и прочие сапоги-скороходы. За уши ее оттащить нельзя было! И я, знаете… – Галя горько усмехнулась, – грех говорить такое, конечно… малость ее даже презирала. То есть вообще-то я ее любила и рыдала, как ненормальная, на похоронах, но все же… Я всегда была папина дочка!.. Ой, не понимаю, какого черта я вам все тут рассказываю, у меня скоро мочевой пузырь лопнет! – зло выкрикнула Галя.

– Ничего, как-нибудь потерпите, – хладнокровно заявила Алена. – И давайте все же сговоримся. Вы – папина дочка, значит, вам не безразлично, что Алексей о вас будет думать и как он отнесется к вашим автобусно-маршрутным эскападам. Прекрасно понимаете, что он с вами сделает, если про Ашота узнает… Поэтому давайте условимся: я молчу про Анжелу, а вы нам не мешаете. Понимаете, я вовсе не исключаю, что вы правы, что мы с Алексеем расстанемся… Мы ведь еще в загс бежать не собираемся, успокойтесь. Но он ли меня бросит, сама ли я уйду – пусть это будет сугубо наше с ним собственное решение, принятое без всякой посторонней «помощи». Слово «помощь» я в кавычках употребляю, – добавила она, как добавила бы яду в Галин бокал с шампанским.