Мода на умных жен - Арсеньева Елена. Страница 34

Подоспела Катерина, проворно засучила Майе рукав, сноровисто уколола.

– Что ж вы спиртиком-то не протерли… – укоризненно проворчала Лиза.

– Шприц одноразовый, – пояснила Катерина.

Хм, в их бригаде сплошь и рядом приходилось колоть даже сквозь одежду, какая там обработка спиртом! Да и в случае с Майей нужно было поспешить, пока ее помрачение не пошло по третьему кругу.

Уже видно было, что лекарство начало действовать.

– Поедем с нами, хорошо? – ворковал Иван, продолжая приобнимать Майю и выводя ее из кухни в коридор. – Тебе обязательно доктору надо показаться. Тебя просто осмотрят и сразу отпустят. Откуда мы знаем, может, ты себе что-нибудь повредила нечаянно. Здоровье – дело такое, его беречь надо! Сумочку ее, плащик прихвати, Катя, – добавил тем же воркующим тоном.

Голос его стих за дверью.

– Маечка! – подалась было вслед Лиза, однако Катерина сурово цыкнула на нее, и та утихла.

– Увозите, наконец? Ну, слава Богу, – пробормотал сердобольный Вадик.

С другой стороны, его вполне можно было понять…

– У нее родственники есть? Сообщить кому-нибудь нужно о том, что случилось, – сказала Наталья Ивановна. – И вообще, в каком она районе живет?

– В Нижегородском, – усталым, вялым голосом ответила Лиза. – А из родственников у Майи никого, она одинокая. Муж ушел к молодой, а детей у них нет. У нее вся жизнь в работе, в музее ее любимом.

– Хорошо, что в Нижегородском районе, – кивнула Наталья Ивановна. – Сегодня дежурит клиника на Ульянова, как раз по месту жительства. А то завезли бы на улицу Июльских Дней, все же далеко от дома.

– А ее когда из клиники отпустят?

– Откуда мне знать? – пожала плечами Наталья Ивановна. – Вы позвоните утром в приемный покой, вам все скажут. И вот что, телефон мне свой дайте на всякий случай, вдруг какие-то вопросы… Катерина, посмотри, у больной в сумке паспорт есть?

– Есть, – через минуту сообщила Катерина.

– Ну, может быть, тогда без вопросов обойдется, – успокоила Наталья Ивановна.

Вадик демонстративно вздохнул:

– Слава Богу! С нас на сегодня вполне хватит, честное слово! Мне ж завтра на работу…

– Спокойной ночи, – от всей души пожелала Наталья Ивановна.

Однако супруги посмотрели на нее с укоризной, словно обиделись на издевку. Конечно, с разбитым-то окном и с тревогой за внезапно спятившую подругу – какое может быть спокойствие? Причем Наталья Ивановна заранее знала, как поделят между собой дела супруги: кто начнет стеклить окно, а кто станет тревожиться.

Нижний Новгород, наши дни

Вот это да… Майя, значит, домой собралась? А как же директриса, с которой ей непременно нужно было повидаться?

– Уже уходите? – спросила Алена как бы из вежливости, делая попытку пробежать мимо.

Однако Майя опустила зажигалку, вынула изо рта сигарету и повернулась к ней:

– Да. А вам в какую сторону?

– Вон в ту, – махнула Алена куда-то невесть куда, примерно на верхушку кремлевской Дмитриевской башни.

Майя кивнула:

– И мне в ту. Пойдемте вместе.

Алена растерянно моргнула.

– А… вы курите, значит? – пробормотала она, не зная, что говорить, что делать. – А разве не вредно… ну, после операции?

– Операция у меня была не на легких, не на дыхательных путях, – усмехнулась Майя.

– А на чем? – не совсем тактично спросила Алена.

– Воспаление лимфатических узлов, – буркнула Майя. – Хотя, конечно, вы правы, курить не стоит. Ну что, идемте?

Интересно, зачем ей так непременно нужно пойти вместе с Аленой Дмитриевой? Чтобы продолжить лекцию о берлинской лазури? Или взять с писательницы еще более страшную клятву, что ни словом не проболтается о сомнительном Грооте? Или… просто-напросто Майя хочет побеседовать об Алексее Стахееве? Убедиться, что писательница Дмитриева не идет на свидание с господином Стахеевым?

Последнее особо похоже на правду.

Строго говоря, и Алене есть о чем с Майей побеседовать. О Ларисе Стахеевой, например. О Васнецове… Но будет ли женщина откровенничать, вот какой вопрос… Сомнительно. О Васнецове она не хочет говорить просто-таки интенсивно! А о Ларисе, покойной жене Алексея, – захочет? Не факт!

– О, Майя Алексеевна! Добрый день! – послышалось восклицание.

К ним приближалась этакая гранд-дама, дыша духами и туманами. Гранд-даму эту Алена несколько раз видела на всяких интеллектуальных тусовках и по телевидению и знала, что она – директор художественного музея. Именно с ней вроде бы так сильно стремилась поговорить Майя… а потом стремиться перестала. Ну да, директрисы-то не было в музее. Но почему сейчас, увидев ее, Майя не сделала к ней даже движения, наоборот – шагнула в сторону и замерла, словно хотела остаться незамеченной? Однако из ее маневра ничего не вышло – директриса, похоже, очень обрадовалась, увидев сотрудницу.

– Майя Алексеевна! – Гранд-дама так и вцепилась в лацканы черного плаща Алениной спутницы и даже слегка потрясла ее от избытка чувств. – Не представляете, как я рада вас видеть, как рада, что вы вышли на работу!

– Да я еще не… – начала было Майя, но директриса еще раз энергично тряхнула ее:

– Ничего, ничего! Я не настаиваю, чтобы вы ежедневно ходили в присутствие! Но дома-то продолжить работу над каталогом вы можете? Придется, Маечка, дорогая, у нас же просто зарез, натуральный зарез! Час назад увезли в больницу Тамару Юрьевну Семенову, и у меня такое впечатление, что надолго. Так что, кроме вас, заниматься каталогом некому, а открытие выставки уже буквально на носу! Поэтому придется, придется срочно выздоравливать, моя дорогая…

Директриса отцепила пальцы от лацканов плаща и, перехватив Майю под руку, повлекла ее назад, к двери музея. Майя пыталась тормозить, но безуспешно.

– А что такое со Тамарой? – спросила она испуганно.

– Да просто ужас какой-то! – патетически воскликнула директриса. – Кто бы мог подумать?! У нее внезапное психическое расстройство! Припадок случился по пути на работу, в троллейбусе. Видимо, Тамара Юрьевна опаздывала, как обычно… В салоне оказалась моя знакомая, которая знала и Тамару, она мне и позвонила. В общем, там было что-то ужасное: Тамара умоляла связать ее и не пускать в музей! Вы представляете? Неужели работа в нашем музее внушала ей такое отвращение? Моя знакомая сказала, что пришлось вызывать «Скорую», ее еле-еле скрутили! Надо немедленно позвонить… только я не знаю, в какую клинику Тамару увезли, на улицу Июльских Дней или на Ульянова. А кстати, где у нас есть еще психиатрические больницы, вы не знаете? Господи, Майя, что с вами такое? Вы плачете? Да, бедная Томочка, бедная! Но идемте, что ж мы здесь, на сквозняке… Вы же после больницы, вам надо беречься!

И она втолкнула бледную, неподвижную Майю в дверь музея.

Алена стиснула внезапно замерзшие руки. Отчего ее вдруг пробрал такой озноб?

Какой ужасный случай! Психическое расстройство, внезапный припадок… Еще один? Или Алена тянет факты за уши, усматривая нечто общее в припадках Алексея и умопомешательстве, неожиданно поразившем неведомую ей Тамару Юрьевну? А может, общее имеет-таки место быть?

Тамара Юрьевна просила не пускать ее на работу… Алексей умолял не пускать его в музей… Он боялся уничтожить какую-то картину. А Тамара? С ней-то что случилось? Директриса решила, что работа внушала Тамаре отвращение, но так ли это? А вдруг и она тоже боялась внезапно нахлынувшей страсти к разрушению, уничтожению… Чего? Может быть, «Ковра-самолета»?

Майя со странным выражением стояла около этой картины, а при рассказе о необычной болезни Тамары вдруг заплакала…

Только из жалости к товарищу по работе?

Какие-то непонятные, безумные – в полном смысле слова! – дела здесь творятся! Что там такое с тем «Ковром»? Почему он столь губительно воздействует на людей? И вообще, возможно ли такое? Ну, понятно, «Мона Лиза» не раз сводила людей с ума, но «Ковер-самолет» Васнецова?

А вдруг в знаках, изображенных на изнанке ковра, таится какая-то магическая сила, которая оказывает на людей пагубное влияние?