Мода на умных жен - Арсеньева Елена. Страница 6

– Здравствуйте, Лев Иванович, – со вздохом отозвалась та. – Правда, мы уже здоровались сегодня, а главное – я же просила вас не называть меня Еленой!

– Ладно, переживете, – буркнул Лев Иванович. – Так что здесь произошло? Кто тут деньгами бросался?

Алена, приподняв брови, обвела взглядом Анжелу, снова взгромоздившуюся на мотор, Ашота и «заместителя», которого, как нетрудно было догадаться, звали Павлом. Все трое являли собой более или менее неподвижные соляные столбы.

– Ну? – рявкнул Лев Иванович, теряя терпение. – Кто деньги разбросал, спрашиваю?

Алена молчала. Ашот молчал. Анжела тоже.

– Да вот, девушка… нечаянно уронила… – выдавил из себя наконец Павел, махнув рукой на Анжелу. – «Пазик» резко затормозил и…

– А чего резко тормозите? Тормоза, что ли, неисправны? – проворчал Лев Иванович. – Да что тут происходит, в конце концов? Чего вы мне все голову морочите?

Алена пожала плечами. Боже ты мой, до чего ж мужики нынче слабые пошли… На Ашота и Павла было невыносимо смотреть – такой ужас изображался на их физиономиях, такая подавленность. Анжела чуть не плакала, но ей хотя бы простительно, слабая женщина, что с нее возьмешь…

Да, ребята, вляпались вы по крупной! Где вам было знать, что ваша жертва и начальник следственного отдела городского УВД – боевые, можно сказать, товарищи! Пусть их объединяет взаимная неприязнь, однако они знают друг другу цену. Конечно, гордая Алена скорей застрелится, чем вслух признается в том уважении, которое испытывает ко Льву Ивановичу Муравьеву. Ведь он ее пару раз натурально вытащил из-под пуль! Прикрывал своей грудью… или спиной, она точно не помнит, не до деталей было в тех крутых разборках. Он-то ее, понятное дело, терпеть не может, идиоткой считает…

Да ладно! Переживем!

Тем временем Анжела сползла-таки с мотора и принялась собирать мелочь. Ашот истово помогал ей. Все смотрели на них. Когда водитель коснулся скомканного объявления – того самого, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, – Алена протянула руку.

Ашот, уставясь в пол, покорно вложил в ее ладонь бумажный комок.

– Donnez-moi, – сказала Алена почему-то по-французски (это было большое ее увлечение – французский язык; а также она сильно увлекалась танцами вообще и аргентинским танго в частности… ну и танцорами, было дело, увлекалась… теперь это прошло, к счастью… К счастью ли и прошло ли?). – Это мое. Все, до свиданья, господа, я пошла в библиотеку.

Ашот поднял на нее недоумевающие глаза. Ну да, он, конечно, был уверен, что Алена немедленно начнет на него стучать своему высокопоставленному знакомому, а значит, остаток жизни бедный водила проведет за решеткой. А Павел уже начал размышлять, выгонят ли его с работы с треском или позволят написать заявление «по собственному желанию».

Нет, ребята. Существует, конечно, такой принцип – падающего толкни, но он никогда не принадлежал к числу тех, которые исповедовала Алена Дмитриева. Наоборот, ей была по душе другая фраза: «И милость к падшим призывал…» Опять же – ненавидела она выяснять все и всяческие отношения, особенно с людьми, которые не умеют говорить на правильном русском языке!

Поэтому Алена молча шагнула к ступенькам, не намереваясь ничего объяснять, сводить какие-то счеты… Не для нее все это!

– Как пошла? – прищурился Лев Иванович. – В какую еще библиотеку?! Устроила тут, понимаешь… меня вызвала… Пашка, говори, что тут произошло, а?

– До свиданья, Лев Иванович. Приятно было снова встретиться с вами, честное слово, – упрямо сказала Алена.

Муравьев убрал мобильник в карман, постоял, о чем-то думая.

– Ну, коли так, пошли, – наконец кивнул он. – Библиотека ваша вон там, я правильно понимаю? Идемте, хоть дорожку вместе перейдем, если разговаривать со мной не хотите.

Он проворно выскочил из маршрутки и подхватил Алену под руку. И так, крепко держа, подвел спутницу к перекрестку, дождался зеленого сигнала светофора и перевел через дорогу. Павел убито тащился в кильватере.

– Значит, так и будете молчать? – спросил Муравьев, когда они поравнялись с «Мерседесом».

Алена только вздохнула: вот, мол, пристал… А в следующее мгновение он нагнулся, нажал на ручку дверцы – и тотчас Алена ощутила, как Муравьев сильно толкнул ее в бок, да как-то так ловко и профессионально, что она и не хотела, а оказалась сидящей на заднем сиденье «мерса». Какой-то человек, уже находившийся там, поддержал ее – лицо у него было изумленное.

– Что такое?.. – пролепетала Алена возмущенно, но ее оборвал крик Муравьева:

– Ноги подбери!

Она машинально послушалась, и Муравьев с силой захлопнул дверцу.

В следующее мгновение Лев Иванович вскочил на переднее сиденье. За рулем моментально оказался Павел, вставил ключ в стояк, покосился на Алену злорадно:

– Ага! Попалась, скандалистка! Куда мы ее повезем, Лев Иванович? В Нижегородский райотдел? Или по месту жительства?

– Притормози, Паша, – бросил Лев Иванович, оборачиваясь всем корпусом назад. – Никто никого никуда не везет, во всяком случае, пока. И вообще, наш с тобой разговор еще впереди.

Павел увял.

– Ну что, Алексей, на ловца, как говорится, и зверь бежит, – продолжил Муравьев. – Это она и есть, та самая, про которую я тебе говорил.

Говорил? Кому это, зачем и что Муравьев про нее говорил, интересно знать?!

Алена сердито уставилась на соседа. Причем получила от этого удовольствие – мужчины такого типа ей всегда нравились. У него не только имя очень красивое – он сам хоть куда! За сорок, даже далеко за сорок, худой, элегантный, волосы русые, со щедрой сединой, глаза голубые, ясные, черты чеканные, лицо умное и ироничное… Он был вроде высокий, в сером плаще.

Алена мысленно вздохнула. И мужчины такого типа ей нравились, и она им, и порою встречались они на ее пути, но она как-то умудрялась… пропускать их мимо себя, что ли. А может, сама мимо них проскальзывала в погоне за призраком другой любви. Вот так уж исторически у нее складывалось!

Да и ладно, что же делать! Знать, судьба такая…

– Слышал? – настойчиво повторил тем временем Лев Михайлович. – Это она!

– Да я уж понял… – пробормотал Аленин сосед. – Только ты как-то уж больно круто за дело взялся.

– А с ней нельзя иначе, – беспечно сообщил Лев Иванович. – И тебе придется быть с ней покруче. Вообще, по-моему, для тебя самое лучшее – на ней жениться. И ввести новую моду – жениться не на моделях, а на умных женщинах. Кстати, у нее ноги тоже от ушей, так что ты ничего не потеряешь.

Нижний Новгород, минувшая зима

Ветер поднимал его все выше. Ветер был студеный, он звенел льдинками, словно шаман – своим бубном. И звон этот сливался в невыразимой красоты мелодию, заполнявшую голову. Мелодия владела его сознанием, мелодия владела всеми его помыслами. Она требовала, принуждала, она заставляла, влекла… о нет, не наверх! Мелодия заставляла спуститься вниз, уйти со стройки, преодолеть промороженные, ночные улицы… дойти до просторной площади, посреди которой стояла елка, сияющая огнями, позади елки были ворота кремля. Нужно было войти в ворота, подойти к зданию… а он часто входил в это здание, но только днем. Он любил его, словно храм какой-то, не видел ничего красивее того, что таилось внутри этого храма! Он бы подчинился мелодии, которая влекла его туда, но не мог. Нет – ни за что не должен был этого делать! Мелодия влекла отнюдь не наслаждаться красотой, а разрушать ее. Он почувствовал, что правая кисть его конвульсивно сжимается, словно в ней был нож.

Ножа не было. Нож был ему нужен, но он не хотел, нет, не хотел…

Мелодия разрывала его надвое. Как просто – подчиниться, послушаться, пойти туда, сделать то, что диктует звенящая, льдистая мелодия.

Как невыносимо сложно – ослушаться. Кажется, умрешь от этого… Но лучше умереть, чем сделать то, чего требует музыка.

Он запнулся о гору досок, на миг боль в ноге отрезвила его. Мелодия, чудилось, притихла, сдалась.