Мода на умных жен - Арсеньева Елена. Страница 71

Одному из них маневр удастся, другому – нет.

Быть или не быть, жить или не жить, а если жить, то кому – все это решится в течение какого-то часа… Боже, как стремительна бывает жизнь, как скоропостижна бывает смерть, и никто, никто не знает, сколько ему еще осталось…

Алена шла и думала вовсе не о вечном и бесконечном. Она вспоминала, как однажды у нее на кухне сломался кран. Отвалился длинненький такой носик, кажется, он называется «гусак», из которого, собственно, и льется вода. И на его месте образовалась дырка, из которой струя хлестала в раковину, полную (как всегда, ведь лень родилась намного раньше нашей героини) немытой посуды. «Гусак» тоже рухнул в раковину и даже разбил одну чашку.

Чертыхнувшись, Алена «гусак» вытащила, воду закрыла и стала думать, что делать дальше. Она воткнула «гусак» на место и попыталась затянуть блестящую шайбу, но та моталась по резьбе без толку и закручиваться не желала. Получалось, чтобы ввернуть «гусак» на место, его нужно было вращать по кругу, а сделать это было невозможно: стенка мешала. Алена принесла из кладовки клещи, потом газовый ключ, но, что с ними делать, как приладить к крану, не представляла себе. Наверное, слесарь-сантехник знал, но Алена не была слесарем-сантехником и вообще была редкостно тупа в вопросах домоводства. И, как назло, ни одного из лиц мужского пола, которые могли бы прийти к ней и спасти, в ту пору поблизости не оказалось. Случилось это в воскресенье. Алена его кое-как пережила с выломанным краном, решив назавтра позвонить в домоуправление, но, как известно, «довлеет дневи злоба его», и в будни ей сделалось не до звонков.

В раковине копилась посуда, «гусак» лежал на тумбочке. Иногда Алена вновь пыталась приткнуть его на место, и вроде бы ей даже удавалось, правда, шайба так и не закручивалась. «Гусак» держался несколько минут, но стоило усилить напор воды, как он опять грохался на посуду, и просто чудо, что ничего больше не разбилось.

И вот как-то раз ни с того ни с сего, даже не думая, Алена вдруг принялась крутить злосчастный «гусак» слева направо. Просто так передвигала его – туда-сюда, туда-сюда… Странно – он не падал в раковину. Она нагнулась и увидела, что непослушная шайба каким-то непостижимым образом уже влезла на середину резьбы, куда ее раньше никакими молитвами и проклятиями невозможно было загнать. Еще несколько движений влево-вправо – и кран закрепился намертво!

Бог ты мой, как она гордилась собой тогда, как счастлива была… Кажется, завершение ни одного романа, исторического или детективного, без разницы, не приносило ей такого счастья, как победа над дурацким, совершенно нечаянно починенным краном!

И это тоже свидетельствует о том, что все на свете относительно, не только время…

Сейчас, бредя по Покровке и вспомнив про ту победу, она тоже была совершенно счастлива, и, пожалуй, завершение ни одного романа не прибавляло ей столько гордости собой, как одна запутанная история, которую она распутала-таки, как одна загадка, которую она все же разгадала… Причем словно бы невзначай разгадала-распутала, само собой, как бы от нечего делать, методом, строго говоря, тыка, и даже не слишком-то научного.

Конечно, еще оставались белые пятна на этой как бы карте, оставались неразгаданные знаки в этой как бы криптограмме, но главное было ясно. Настолько ясно и понятно, что можно было только диву даваться, как Алена не поняла всего с самого начала.

Ничего, лучше поздно, чем никогда!

Теперь главное было – обратить в свою веру сыщика Александра Бергера из «Бюро независимой юридической поддержки».

Алена так задумалась, что совершенно забыла о конфетах, которые собиралась купить для Клары Федоровны. Но той все равно не оказалось на месте, она почему-то ушла сегодня с работы пораньше. Бергера тоже еще не было, а впрочем, до назначенной встречи оставалось десять минут.

Алена села в уголке на шаткий стул. Интересно, кстати, почему во всех канцеляриях в нашей стране стоят непременно шаткие, чуть живые стулья, а если не стулья, то сколоченные воедино ряды неудобных кресел?! И только собралась она немножко перевести дух, как телефон в ее сумке снова зазвонил. Обреченно вздохнув, Алена его достала, но добивался ее, как ни странно, не Алексей, а дорогой Лев Иванович.

– Говорите! – начал он с места в карьер.

– Что? – не поняла Алена. – О чем?

На самом деле отлично поняла: Муравьев озвучивает принцип «сначала деньги, а потом стулья». Но она придерживалась того же принцапа, и выдавать информацию первой совершенно не входило в ее планы.

– Только после вас.

– Я ничего не скажу.

– Нет, Лев Иванович, скажете. А то я тоже ничего не скажу.

– Я вас арестую, – пригрозил он мрачно. – За сокрытие улик.

– Ну и арестовывайте, – согласилась Алена так же мрачно. – Тогда вы никогда в жизни не узнаете, что, например, происходило с вашим приятелем Алексеем Стахеевым.

– А вы знаете? – недоверчиво спросил Муравьев.

– Думаю, да.

– Ну и что?

– Ничего.

– Кончайте мне хамить! – заорал Муравьев. – Кончайте! Что вы себе позволяете?!

Ему, между прочим, никто и не хамил. Он спросил, Алена ответила. Чистую правду, кстати. Но ведь каждый понимает согласно своей испорченности…

– О Господи, Лев Иванович, ну почему вы на меня все время орете? – спросила она со вздохом. – Неужели нельзя хоть раз нормально поговорить? Удалось вам что-нибудь узнать насчет Тамары Семеновой?

– За кого вы меня принимаете? – буркнул Муравьев с неожиданно примирительной интонацией. – Мне бы – да не удалось? Я вам что, Ванька Жуков, девятилетний мальчик, подмастерье сапожника? Я все-таки начальник следственного отдела ГУВД, могу получить любую информацию. Ну, слушайте. Тамара Семеновна содержалась не в отделении для буйных, а в нервном, где порядки такие же, как в обычной больнице. Народу, сами понимаете, там много. За ней особо не наблюдали, потому что приступ ее быстро купировали, вела она себя тихо. И когда она вдруг сползла с кровати и куда-то побрела, на нее никто и внимания не обратил. Подумали, может, в туалет направилась. А она вышла на лестничную площадку и бросилась в пролет. С пятого этажа… Насмерть сразу, конечно.

– И это все? Больше никаких подробностей? – тихо спросила Алена. – Не может быть, чтобы вот так просто встала, пошла…

– Именно так просто! – ответил Муравьев, и она словно бы увидела, как Лев Иванович пожал плечами. – Никто ей ничего не говорил, она ни с кем не общалась. Правда, соседки по палате говорят, что зазвонил ее мобильный телефон, но она не ответила на звонок, вышла, телефон так и остался на тумбочке. Очень красивая, говорят, мелодия была, они ее с удовольствием слушали.

– Телефон? – вскрикнула Алена. – У нее не забрали телефон, когда принимали в больницу? Но почему?!

– Да мне-то откуда знать? – уже с ноткой раздражения буркнул Муравьев. – Наверное, не сочли нужным. Ладно, это все, что мне известно. Чем богаты, тем и рады! Теперь ваш черед, расплачивайтесь! И не вздумайте отключиться, клянусь, сейчас пришлю наряд, где бы вы ни были, и вас ко мне под конвоем доставят…

Так, Муравьев начал заводиться всерьез. Львов не стоит попусту дразнить, такие «игры» могут оказаться опасными для жизни. Алена и не стала дразнить.

– Лев Иванович, насколько мне известно, вчера или позавчера был угнан темно-серый «Опель». На нем Павел Власьев и Ашот Акопян приехали в Стригино.

– А вы откуда знаете? – сдавленным голосом произнес Муравьев.

– Случайно их видела. Я была на станции «Скорой помощи» Ленинского района, около станции метро «Двигатель Революции», и видела, как они садились в машину.

– А с чего вы взяли, что «Опель» в угоне?

Алена тихо охнула. Хм, вопрос не праздный… Надо выкручиваться.

– Ну, трудно поверить, что у кого-то из них мог оказаться свой «Опель», верно? Не по чину честь!

– Темните вы что-то, как обыч… – начал Муравьев.

Но Алена дальше не слушала: в канцелярию вошел невысокий, очень худой белобрысый парень с замкнутым выражением усталого лица. Это был Бергер, и Алена, поднявшись ему навстречу, только и успела послать Муравьеву прощальный привет: