Мост бриллиантовых грез - Арсеньева Елена. Страница 58
– Нет, эти штучки мне не по карману, – сказала Эмма. – Это всего лишь «Барбери». «Барбери тачь».
Бог ты мой, о чем они говорят в такую минуту? Ужас! Конечно, самообладание у Илларионова поразительное. Да и вообще – какой мужик! Какой противник! Каким бы он мог быть другом! Безумно жаль, что план бедняжки Фанни, придуманный ею, конечно, под влиянием дурацких киношек, вроде той же «Натали», годится только для какого-нибудь сентиментального романчика или плохого фильма, но не может быть осуществлен в реальной действительности!
– Какое совпадение! – восхитился Илларионов. – Всегда пользовался «Барбери брютом» и только в последнее время, под влиянием одной особы, сменил марку. А зря! Пожалуй, надо вернуться к «Барбери».
Не надо возвращаться. «Барбери брют» так нравится Роману. Этот аромат делает Эмму слабой…
«Не думай, о чем не надо думать», – приказала она себе.
Почти в обнимку они вышли в устланный коврами и уставленный разнообразными фонтанчиками длинный проход между стендами. Черная фигура мелькнула сбоку, исчезла в очередной выгородке, снова появилась, снова исчезла…
– Я начинаю вам верить, – пробормотал Илларионов. – И даже, честное слово, начинаю бояться этого фанатика. Ах да, пардон, я забыл, что он ваш сын. А кстати, вы уверены, что он не подкидыш, что в роддоме вам не перепутали ребенка? Между вами нет ничего общего. Честное слово, мы с вами похожи гораздо больше. Может быть, вы сдадите этого трудного подростка в какой-нибудь приют и усыновите лучше меня, если уж вам непременно нужно испытывать к кому-нибудь материнские чувства?
Эмма споткнулась.
Кажется, Фанни была права, он и в самом деле псих. Везет ей на психов. Константинов, теперь этот… А впрочем, Фанни права и в другом: нынче редкость – человек нормальный. Все мы – психи, каждый в своем роде, но общая статистика от этого не меняется!
С каждым шагом Илларионов обнимал Эмму все крепче. Теперь она шла впереди и при ходьбе касалась бедром чего-то твердого, выпуклого. Ох ты боже мой…
Фанни точно права: он натуральный маньяк!
– Так я чувствую себя более защищенным, – невинно пояснил Илларионов, ощутив, как напряглась Эмма. – Чем я ближе к вам, тем меньше шансов, что ваш сынуля начнет в меня стрелять.
Они вышли из павильона. Солнце несколько померкло, и жаворонок умолк, но запах сена сделался еще свежее, еще слаще. У Эммы еще сильнее перехватывало от него горло. Куда до него всяким там «Барбери»!
– Чертовски хорошо, – прошептал Илларионов, стиснув плечи Эммы как бы в порыве восторга. – Ну просто сказка, верно?
Она попыталась вырваться:
– Все, дальше вы пойдете один. Я останусь здесь и задержу его, если он попытается выйти из павильона. Как можно скорей добирайтесь до машины и уезжайте!
Илларионов, казалось, и не собирался ее выпускать из своих рук и продолжал вести перед собой, спустившись с мостков прямо на зеленую, невероятно зеленую, ухоженную травку ипподрома.
– А срывание всех и всяческих масок, обещанное вами? – сказал он, и руки его сжали ее плечи еще сильнее.
– Мне больно, пустите!
– Ничего страшного, – хладнокровно промолвил Илларионов. – Лучше не дергайтесь, а то будет еще больнее. Вы поедете со мной. Спокойно! Мой пистолет ближе, чем пукалка вашего сына. – И снова в бедро Эммы уперлось что-то твердое и выпуклое.
Так это всего-навсего пистолет…
Она обернулась через плечо.
Черная фигура вырвалась из дверей павильона и теперь бежала по полю, приближаясь к ним.
– Скорей! – крикнула Эмма, и Илларионов, мгновенно сообразив, в чем дело, не тратя время на оглядывания, рванулся бегом, перехватив ее за руку и таща за собой.
Стоянка… Серебристый тихий зверь «Порше». Пискнула сигнализация. Дверь открылась, Илларионов втолкнул Эмму в салон, захлопнул дверцу, обежал машину, вскочил сам. Она толкнула было свою дверцу, чтобы выпрыгнуть из машины, но замок был заблокирован. И мотор уже работал.
Автомобиль развернулся, помчался вперед. Эмма оглянулась, ловя сквозь заднее стекло скачущую картинку. Черная фигура бежала по полю, вытягивая руку, которая казалась слишком длинной из-за черного предмета, который сжимали пальцы.
Из павильона вывалились несколько секьюрити, помчались за ним, что-то крича. Юноша в черном споткнулся, упал, на него навалились, выкручивая назад руки. В это время автомобиль повернул на главную дорогу, и прелестный замок, в котором размещался главный офис ипподрома, скрыл от Эммы происходящее на зеленом поле.
Он закрыла лицо руками, прижалась к спинке сиденья. Нет, с ним не должно случиться ничего плохого, твердила она себе. Он не вооружен. В руках у него была просто палка или что-то в этом роде. Он скажет, что испугался, увидев, как этот господин подталкивает перед собой какую-то женщину, решил, что тот собирается ее похитить. Его примут за помешанного и отпустят. Не захотят связываться с чокнутым русским. Он же не нелегал какой-нибудь, виза у него в порядке, еще месяц действительна. Будем надеяться, мальчик не забыл взять с собой паспорт. Эмма же сказала ему, чтобы не забыл!
– У него хоть есть разрешение на ношение оружия? – спросил Илларионов.
– Есть, – глухо пробурчала Эмма, не поднимая лица. – Достал где-то за большую взятку. В разрешении сказано, что он служит в числе охраны одного богатого русского по фамилии Илларионов.
– Что?.. – Илларионов так и покатился со смеху. – Значит, парень – мой охранник… Лихо придумано! Ну и наглецы же вы с сыном! Полагаю, вы принимали участие в разработке этой затеи? А ведь вы не выглядите циничной, жестокой. Вы кажетесь такой…
– Слабой, неуверенной в себе? – усмехнулась Эмма. – Вы правы, это так.
– Ну, бросьте, слабой я не назвал бы вас даже с закрытыми глазами, – оценивающе глянул на нее Илларионов. – Вы выглядите… запутавшейся. Не знающей, куда идти дальше. И очень усталой от всего того, во что оказались замешаны.
Эмма резко вскинула голову и уставилась прямо перед собой, ничего не видя от мгновенного шока.
– Ладно, если полиция обратится ко мне, я подтвержу эту чушь, – проговорил Илларионов. – Может, и проглотят. Французские полисье удивительно доверчивы, особенно когда речь идет о загадочной славянской натуре. Неохота им с нами связываться, мы ж такие…
– Подтвердите? Почему? – перебила Эмма, поворачиваясь к нему.
– Ну вы же сказали, что он пытался мстить мне за отца, – пожал плечами Илларионов. – А я, чтоб вы знали, всегда восхищался Гамлетом. Но при этом никогда не осуждал королеву. Женщина всего лишь игрушка для мужчины, она приспосабливается к ситуации или приспосабливает ее для своей пользы. Королева выживала как могла, Шекспир слишком сурово наказал бедняжку. Впрочем, он пытался дать ей шанс, ее предупреждали: «Не пей вина, Гертруда!»
Значит, женщина всего лишь игрушка для мужчины? Ну-ну…
– Куда мы едем, к вам или ко мне? – спросил Илларионов после недолгого молчания.
– Что?!
– А что такого? Нам нужно поговорить. Вы обещали объясниться. Не надейтесь, что я стану выгораживать вашего оболтуса, не получив взамен подробнейшего рассказа об всем, и прежде всего о том, как вы меня нашли, как смогли подобраться ко мне столь близко.
«А вот этого тебе лучше не знать, не то твои взгляды на женщину претерпят слишком болезненную ломку!»
– К вам я не поеду, – глухо сказал Эмма. – Я видела ваш дом. Мне там не место.
– Это еще почему? – вскинул брови Илларионов.
– Не того поля ягода. Не впишусь в интерьер. Вот эта ваша… рыжая… это да!
– О, так вы и адрес знаете, и Катрин видели? – Илларионов покачал головой. – Далеко забрались. Кстати, Катрин уверяет, будто волосы у нее золотистые. Хотя, пожалуй, она и в самом деле рыжая. Даже вульгарно-рыжая. Как я раньше не замечал? Но зря вы считаете, что не вписались бы в мой интерьер. Хотя как угодно, мое дело предложить, ваше дело отказаться. Тогда едем к вам? Какой адрес?