Моя подруга – месть - Арсеньева Елена. Страница 69

«Знал бы ты! – вздохнула Марьяна. – Если б ты только мог знать!..»

– Мы сразу начали собираться. Ребята попросили час, чтобы достать оружие. А я в то время на всякий случай проскочил сюда с Китмиром на разведку.

– У тебя есть машина?

– За кого ты меня принимаешь? – оскорбился Васька. – Машина – у меня, русского эмигранта?! Позаимствовал у того американа, которого мы повязали.

– Между прочим, он тоже русский. Да жив ли он? – спохватилась наконец Марьяна. – Вы с ним ничего… ничего не сделали?

– Вообще целехонек, если не считать отметины на вывеске, – усмехнулся Васька. – Хочешь поглядеть? Иди сюда.

Он отступил на шаг в коридор. Марьяна с любопытством выглянула – и громко ахнула, увидев Бориса.

Он стоял, прислонившись к стенке: руки связаны, рот криво, но надежно залеплен широкой полосой пластыря, черные глаза обреченно уставились на Марьяну. Его держал под прицелом невысокий, но чрезвычайно крепкий юноша не старше пятнадцати лет, на взгляд Марьяны. Впрочем, перехватив его восхищенный взгляд, она поняла, что и этот юнец – достаточно взрослый мальчик.

«Мохамед!» – подумала с уважением и обернулась к Ваське:

– Развяжи его!

Однако тот покачал головой:

– Лучше не надо. Конечно, некоторых охранников на улице и здесь, в доме, мы сняли, но кто их знает, может быть, еще кто-то есть. Стоит этому поднять шум… по-моему, не стоит рисковать пока.

Марьяна смотрела на него непонимающе. Tолько теперь до нее начала доходить основная странность их затянувшегося разговора: вот именно – затянувшегося! Они с Васькой не обменивались, задыхаясь, репликами, – из опасения, что вот-вот сбежится охрана… Похоже, Марьяна больше не на вражеской территории. Она свободна! И Санька! И…

– А в гараже? – с беспокойством спросила она. – Там, по крайней мере, двое часовых!

– Было двое, – уточнил Васька. – Больше нет. Там на всякий случай остался Марио. Видишь ли, он учится на медицинском факультете, поэтому привык бывать в анатомическом театре. Oстальные… нам всем там дурно сделалось. Мне тоже…

Борис переступил с ноги на ногу, и Васька, бросив на него раздраженный взгляд, неохотно признался:

– Ну, я тоже слабак, ладно. Доволен?

– Погоди, – отмахнулась Марьяна. – Ты, наверное, не понял, что я писала. Я имела в виду, что первым делом надо освободить человека, который был заперт в морге. Там, в конце, была такая маленькая дверка, заложенная засовом…

Васька посмотрел на нее как-то странно.

– Марьяна, ты… Ты только не… Понимаешь…

– Что? – она свела брови. – Ты забыл про это? Или, может быть, строчка стерлась? Тогда надо скорей!..

– Погоди. – Васька удержал ее, уже готовую выбежать из комнаты. – Я ничего не забыл, только… только дверь была уже открыта. А тот человек, который там…

– Сбежал?! – выдохнула Марьяна.

Васька покачал головой:

– Нет, Марьяна, ты прости… – И выпалил: – Он был уже мертвый, когда мы пришли. Давно мертвый.

Марьяна схватила его за руку, но тут же выпустила. Васька в испуге пробормотал:

– Марьяна, ты что?

Она молчала. И вдруг поняла: да и не с кем ей теперь говорить. И Васька, и Борис, и Мохамед – все исчезли. И коридор исчез, и стены, и высокое окно, через которое Марьяна сегодня вечером выглядывала во двор. Сейчас ничего этого не осталось. Ничего не было рядом с Марьяной, потому что весь мир превратился в огромное, неохватное взглядом, пустынное серое поле в клочьях черного тумана. И это было все, что оставалось теперь у Марьяны.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть этого мрака, но он никуда не исчез, потому что в душе ее царила еще более беспросветная тьма. Но даже сквозь нее Марьяна отчетливо видела лицо убийцы Григория.

Рэнд! Алхан Вахаев. Он не стал ждать, он опасался, что драгоценная добыча ускользнет… А почему он вдруг испугался? Не потому ли, что, увидев убитых часовых, понял: его план под угрозой – и… А если так, значит, во всем виновата только Марьяна, которая позвала на помощь?..

Бессвязные мысли роились в голове. И все более властно овладевала серая пустота ее разумом, сердцем. Tяжелое удушье сдавило горло. Марьяна почувствовала, что сейчас упадет, протянула руку – и вдруг что-то теплое прорвалось сквозь серый туман и стиснуло ее пальцы.

– Марьяна, подожди, подожди, не надо! – шептал кто-то рядом.

Это Васька, с трудом узнала она. Это он так бессмысленно бормочет, но что – не надо? Что же она может или не может теперь? Все кончилось в жизни… воля, желания… любовь! Осталось только одно: найти убийцу.

– Его убил Вахаев, – с трудом выговорили непослушные губы. – Я должна его найти. Дай мне пистолет.

Лицо Васьки медленно выступило из мглы – искаженное страхом лицо отчаявшегося мальчишки.

– Не надо, – шепнул с мольбой в голосе. – Ты лучше пойди приляг. Мы все сами, что ты скажешь… кого скажешь…

Вдруг он вздрогнул, обернулся, выхватывая из-за пояса револьвер. Мохамед одним прыжком оказался возле поворота коридора – и тотчас, нелепо взмахнув руками, отлетел к стене, сполз по ней, выронил оружие – и замер на полу.

«Стреляли с глушителем, поэтому мы ничего не слышали, но почему нет крови?» – подумала Марьяна – и на миг зажмурилась: словно бы внезапная вспышка ударила по глазам. Она качнулась навстречу этому свету, мимоходом толкнув Ваську, который наставил пистолет на высокую фигуру, появившуюся из-за поворота, и… бросилась вперед.

Она, впрочем, успела сделать только шаг: Григорий уже оказался рядом, подхватил ее, прижал к себе левой рукой, правую же с короткоствольным автоматом наставил на Ваську, сказал:

– Если уж сразу не выстрелил, теперь лучше и не начинай, лады?

И, резко откинув голову Марьяны, припал к ее похолодевшим губам.

Она впилась в него, вцепилась, оплела руками, зашлась в разрывающем сердце рыдании… Глаза болели от многоцветья, которое вдруг обрушилось со всех сторон, однако, то жмурясь, то вновь открывая глаза, Марьяна с поразительной отчетливостью видела и Мохамеда, который, потирая челюсть, копошился на полу, и побелевшее лицо Бориса, не сводящего пылающих глаз с нее и Григория, и Ваську, лицо которого теперь стало уж совершенно детским, только испуг на нем сменился растерянностью и обидой, которая, чудилось, вот-вот обратится в слезы.

– Васька, – не переставая обнимать Григория, Марьяна протянула руку молодому князю, – Васька, ты меня чуть до смерти не довел. Зачем ты сказал, что человек в той комнате убит?!

– Но он и был убит, – подал голос Васька. – Только там был не… не этот!

– Братья славяне, что ли? – Сообразив, что слышит русскую речь, недоверчиво повернулся к нему Григорий, не переставая прижимать к себе Марьяну и вроде бы даже не собираясь опускать оружие. – Узнаю по почерку! Что ж вы тех двоих оставили, которые в сторожевой будке дрыхли?!

Секунду Васька смотрел непонимающе, потом тихонько ахнул:

– А там разве кто-то был? Мы думали…

– А не надо думать, – ласково проговорил Григорий. – Надо обезвреживать. Думать надо, понял? Думать до того, как говорить моей жене, что я погиб.

Марьяна вздрогнула. Васька – тоже. Во всяком случае, ему понадобилось перевести дыхание, прежде чем с высокомерным негодованием изречь:

– У меня и в мыслях не было сообщить вашей супруге, что вы погибли, сударь. Уверяю вас, что недозволенные методы мне претят. Но сами посудите: там, где мы предполагали отыскать вас, находилось мертвое тело. Я же не знал, что оно не ваше!

Бездну ехидства и неприязни, крывшуюся в последней фразе, не оценил бы только полный идиот, а Григорий таковым отнюдь не являлся.

– Угомонись, дружок, – попросил он. – Ты немножко припоздал с датой рождения, но зачем же так яриться? На все воля Божия. А почему, скажи на милость, ты так странно выражаешься? Из белогвардейцев, что ли?

– Он князь, – сочла нужным пояснить Марьяна. – Князь…

– Василий Шеметов, – прищелкнул кроссовками юнец, картинно дергая головой.