Мышьяк за ваше здоровье - Арсеньева Елена. Страница 26
Александр прикинул – квартира 108 на последнем, девятом этаже. Эх-аяй… Ладно, делать нечего, в отпуске он только с завтрашнего дня, так что иди выполняй уже не раз помянутую клятву.
Побрел наверх по лестнице, которая оказалась ужасно длинной. Что такое не везет и как с ним бороться? По идее, здесь должен пересчитывать ногами ступеньки Коля Сибирцев, который сегодня работает на «Интенсивной терапии», потому что вызов поступил от женщины, которой стало плохо с сердцем. Но Сибирцев поехал на похороны – нет, к счастью, не на свои и даже не близкого человека погребать, просто вызвали его, там какого-то крутого хоронят, ну и робятки зафрахтовали кардиолога для родичей своего братана. А поскольку Александр и сам кардиолог, «Интенсивная терапия» – место его обычной работы, то его и отправили сюда, ничтоже сумняшеся. Надо надеяться, ничего сложного нет, все-таки дама сама вызывала «Скорую», значит, хоть не в инфаркте лежит…
Через несколько минут он уже так не думал. Потому что в квартире 108, до которой Александр добрался-таки (рано или поздно все на свете кончается!), на звонок никто не отвечал.
Елки, неужто этой женщине стало так плохо? Неужели она не в силах подняться? И что теперь делать? А может, она просто не слышит звонка? Хотя такую заливистую трель мудрено не расслышать! И все-таки на всякий случай…
Александр грохнул по двери кулаком, и, точно во волшебству, распахнулась… нет, не эта дверь, а соседняя – с цифрой 107.
На пороге стояла женщина с темно-каштановыми волосами, завязанными в скромный пучок.
– Ой, извините, – сказала она, улыбнувшись и сверкнув невероятно зелеными глазами. – Мне показалось, сюда стучат. – И сделала попытку закрыть дверь.
– Подождите, пожалуйста, – быстро произнес Александр, – вы не знаете, хозяйка этой квартиры где? Что с ней?
– Наверное, на даче, – пожала плечами зеленоглазая. – Насколько мне известно, она летом практически все время живет на даче, редко-редко в городе появляется.
– А сегодня появлялась?
– Представления не имею, – пожала плечами женщина, рассматривая Александра и близоруко щурясь. – Я, собственно, здесь не живу, просто пришла подругу навестить. А что случилось?
– Да ерунда какая-то, наверное, кто-то так по-дурацки пошутил, – сердито пожал плечами Александр. – Вызвали «Скорую» в квартиру, где заведомо никого нет, сказали, женщине плохо с сердцем… – Он вытащил из кармана листок, на котором корявым почерком Витька был черным фломастером записан адрес. – Вот видите, квартира сто восемь, Холмская Эльвира Николаевна, двадцать восемь лет.
– Как это – Холмская Эльвира Николаевна, двадцать восемь лет? – резко спросила женщина. – Но так зовут мою подругу!
– А, ну понятно, перепутали номер квартиры, – облегченно вздохнул Александр и шагнул вперед. – Ведите, где больная?
Он двигался так напористо, что женщина невольно попятилась и продолжала пятиться все время, пока Александр шел вперед по узкому длинному коридору, потом в одну комнату, другую…
Обе комнаты были пусты. Никого, кроме зеленоглазой, в квартире, похоже, не было.
– Так где она? – начиная сердиться, спросил Александр. – Где ваша подруга?
– Не знаю… – сдавленно ответила женщина, испуганно моргая. – Я не знаю… Я пришла к ней, как мы договаривались, звонила, потом вижу – дверь открыта. Вхожу – никого. Думала, Эля вышла в магазин, но ее все нет и нет. Я постучалась к соседям, но никого дома нету, ни в сто восьмой, ни в других квартирах на площадке… Вы говорите, она вызывала «Скорую»? О господи… смотрите, и правда на диване все смято, как будто она лежала… а это что? Это что такое? – Она взяла с журнального столика два пузырька. – Валокордин… Красавка… А вот еще таблетки какие-то – что это? Нитроглицерин? Так, понятно. Кинилинтин? Это тоже сердечное? Кажется, ей в самом деле стало плохо, раз она все это принимала. Но наверное, не помогло… Значит, она вызвала врача, но не дождалась… может, ее кто-то из соседей в больницу увез? Что ж вы так долго не ехали?!
– Можете позвонить по номеру 03 или прямо к нам, на линейную подстанцию, 36-36-61, и уточнить, когда поступил вызов, – спокойно, с полным сознанием собственной невиновности ответил Александр. – Прошло не больше пятнадцати минут. Ну, может быть, двадцати – пока я поднимался пешком на девятый этаж и трезвонил в ту запертую дверь.
– Ну все равно, теперь ясно, что она вас просто не дождалась, наверное, совсем худо стало, – растерянно бормотала зеленоглазая, нервно расхаживая по комнате и то оправляя помятый плед и разбросанные подушки на диване, то снова и снова хватаясь за пузырьки.
– Наверное, станет худо, если всего этого разом напиться, – кивнул Александр, исподтишка наблюдая за ее порывистыми и в то же время изящными движениями.
Очень красивая женщина. Фигура, ноги, лицо… все супер! Одета прелестно, какое-то платьишко там бледно-зелененькое, вроде бы вообще ничего особенного, ни оборочек, ничего такого, даже без рукавов, а смотрится как бог знает что. То есть на платье совсем не обращаешь внимания, видишь только, какую классную фигуру оно облегает. Тем более что лифчика девушка не носит. А… вообще что-нибудь под платьем надето? Как-то не… как-то ничего не вырисовывается.
Хватит, хватит лапать взглядами незнакомую женщину! Смотри лучше на ее лицо. Да, на эти глазищи и волосы… Зачем она волосы стянула, так и хочется распустить их и погладить! Что будет, если попросить ее расстегнуть заколку?
– Вы не могли бы?.. То есть я хочу сказать… э-э… она принимала взаимоисключающие друг друга лекарственные средства. Вот мы говорим, сердце болит… а оно болеть-то по разным причинам может.
Вот именно. Например, от внезапно проснувшегося вожделения к недосягаемому объекту. Главное, подошла так близко, что видно, как колышется цепочка во впадинке между грудями.
– Кинилинтин – это против аритмии, красавка… Боже мой…
Последнее восклицание вырвалось совершенно непроизвольно, когда женщина вдруг ахнула, качнулась вперед, медленно закрывая глаза и припадая всем телом к Александру. Он замер от неожиданности, даже не успел подхватить ее, а она мягко опустилась вниз, упала на колени и повалилась на бок, бессильно запрокинув голову.
Какое-то мгновение он стоял совершенно ошеломленный, все еще переживая потрясение, которое испытал, когда ее лицо скользило по его груди, по животу и чреслам. Он даже зажмурился – это было как удар, плоть восстала мгновенно, с болью.
С ума сошел! Тут женщине плохо, тут женщина в обмороке, а ты…
Александр рухнул на колени, осторожно распрямил свернувшееся в небрежной, изломанной позе тело. При обмороке первое дело – положить пострадавшего ровно, чтобы обеспечить приток крови к голове. Тогда сознание вернется быстро.
Приложил пальцы к ее шее, но ощутил только необыкновенную нежность кожи: как шелк, нет, как лепесток розы, вот уж правда что. Самые банальные сравнения всегда бывают самыми точными, тем и пугают банальности и прописные истины, что они необычайно верны! И еще эта крошечная родинка, затаившаяся у самого плеча… ее не было видно раньше, она скрывалась под цепочкой, а теперь вдруг появилась – так и манила к себе.
Коснуться бы ее губами, потом провести выше, выше по шее и… и к губам…
Пульса Александр не нащупал – и не мог нащупать, потому что у него у самого зашкаливало сердце, кровь билась в ушах. Это глупо, нелепо, наверное, даже позорно: стоять на коленях над упавшей в обморок женщиной и с ума сходить от желания – оглушительного, бесконтрольного, непристойного. Наверное, что-то подобное испытывает маньяк в момент совершения преступления – излиться в безропотное тело, а потом будь что будет, только бы получить желанное, мгновенное облегчение.
Господи, боже, да что это… нет, не к богу тут нужно взывать, а молить о пощаде беса похоти, внезапно обуявшего тело!
Александра сейчас могло извинить только одно. Женщина, над которой он склонился, не была в обмороке.
Он понял это почти сразу, как ни был потрясен, – как ни был затуманен его взгляд, он против воли фиксировал состояние женщины. Цвет кожи – не побледневшей, оставшейся по-прежнему бело-розовой, и теплые руки должны были похолодеть, и ресницы не лежали расслабленно на щеках, а подрагивали, потому что женщина старательно жмурила глаза. И когда Александр перевернул ее на спину, она непроизвольно держала ноги сомкнутыми, пытаясь сохранить красивую позу.