Охота на красавиц - Арсеньева Елена. Страница 12

На ее счастье, баба Нонна не позаботилась запереть дверь изнутри ни на что, кроме крючка, который при известной сноровке можно поддеть любым прутиком. Что и было сделано.

Кира беспрепятственно вошла в сени, немного повозилась там, а потом прокралась к счетчику и нажала на красные кнопочки «автоматов».

Раздался двойной щелчок, а вслед за тем в глубине дома зашлепали босые ноги, и недовольный голос бабы Нонны пробурчал:

– Шо там такое?!

Ответа, разумеется, не последовало. Впрочем, баба Нонна отыскала его довольно скоро:

– Опять тот проклятущий автомат вылетел!

Кира одобрительно кивнула.

Коктебельцы за восемь, почитай, лет жизни в незалежной и вильной Украине привыкли, что почти каждый вечер свет в поселке вырубают. И хоть графу Монте-Кристо, по его собственному признанию, потребовалось почти четырнадцать лет, чтобы сделаться никталопом, бывшие советские люди всегда готовы были догнать и перегнать проклятых империалистов! Все прекрасно ориентировались в темноте. Вдобавок баба Нонна знала собственный дом как свои пять пальцев.

Босые ноги бойко прошлепали по кухне, потом скрипнула дверь в сени, потом раздалось еще два шлепка, а затем – грохот, означавший, что баба Нонна угодила прямиком в расставленную Кирой ловушку. Мудрецы и экономные хозяйки учат нас обходиться подручными средствами. Поэтому ловушкой для бабы Нонны послужил ее же собственный погреб.

Кира хладнокровно прислушалась к возне своей жертвы. Ничего, в подпол свалиться – это вам не с обрыва лететь. Шевелится, – значит, жива. Теперь следовало нейтрализовать попытки бабы Нонны взывать о помощи. Если она заорет… голос у нее, как пароходная сирена!

Кира неслышно приблизилась к темному квадрату (подружка-луна очень своевременно заглянула в окошко, подсветив, куда идти, чтобы не угодить в компанию к бабе Нонне) и испустила негромкий, но глубоко-страдальческий стон.

Возня в погребе прекратилась.

– Кто тут? – послышался дрожащий бабы Ноннин голос, и Кира, застонав погромче, провыла так мученически, как только могла:

– Это я, Алла… Отдайте мое платье, баба-Нонна… Отдайте мое платье!

Этого было достаточно. Тяжелый звук подсказал Кире, что баба Нонна в полнейшем грогги, так что тишина на какое-то время обеспечена.

На всякий случай она прикрыла крышку погреба, да еще поставила сверху табурет: теперь, даже если баба Нонна очнется в рекордные сроки и задумает выбраться, Кира будет предупреждена об опасности.

И вдруг она замерла, тяжело опираясь о табурет. Еще вчера в это же время… нет, еще сегодня, часа два назад, кто мог бы представить себе доктора медицины Киру Москвину направо и налево размахивающей табуретками и пистолетами, бьющей мужиков, запирающей старух в подполе – и, вообще, взявшей на себя роль Фемиды? Да она сама первая ужаснулась бы, если бы могла заглянуть в будущее и увидеть себя такой, как сейчас!

Откуда все это взялось? Почему?

«Господи, хоть бы она там ничего себе не переломала, в погребе! Господи, хоть бы этот придурок Мыкола остался жив!» – взмолилась Кира мысленно.

Да, все это ужасно, ужасно! Но что же ей оставалось делать?! И теперь не остается ничего, кроме как продолжать начатое.

Помолившись, чтобы небеса впредь были к ней добрее и не вынуждали подчиняться обстоятельствам, тем более – таким пакостным, Кира выпрямилась и, сняв с плиты горячий чайник, быстро проникла в пристроечку, исполнявшую в бабе-Ноннином доме роль ванной комнаты. Ужасно хотелось встать под тугую, прохладную струю летнего душа во дворе, но это было слишком опасно, а поэтому Кира, налив в таз воды, кое-как смыла с себя следы своих разборок с глиной и полынью и, прихватив фонарь, направилась в комнату.

Здесь она первым делом наглухо завесила окно, устранив погубившую бабу Нонну оплошность, и остановилась, медленно водя фонарем из стороны в сторону.

Узкий луч выхватывал из тьмы разбросанные вещи, небрежно сваленные на полу книги – весь этот содом, учиненный алчной бабой Нонной, и Кира ощущала, что слезы против воли подступают к глазам.

Как они чудно жили тут с Алкой! Как великолепно начинался отпуск! Как подруги хвалили себя за то, что пренебрегли осточертевшими загранками и снова приехали в любимый, ненаглядный Коктебель, где самое чистое, самое зеленое, самое прозрачное в мире море ластится к скалистым бокам исполинского зверя Карадага, который как прилег на этом берегу сто тридцать пять миллионов лет тому назад, так и не нашел сил уйти!

И вот все, все уничтожено прихотью какого-то подонка, который убил Алку. А Киру…

«За что? – подумала она в отчаянии. – Что мы ему сделали?!»

Да, это не простое стечение обстоятельств. Это какой-то человек… Может быть, группа людей. Да уж, не меньше двух. Нет, даже трех: двое «работали» в автобусе, а третий… третий расправлялся с Алкой.

Кира сердито смахнула слезу. Бесполезно сейчас ломать голову в догадках! Кто бы ни был этот человек (люди?), он уверен, что обезвредил Киру – хотя бы на время. Хотя бы до понедельника. Что хочет он сделать за эти два дня? Что должен успеть? Неведомо. В одном Кира почти не сомневалась: это как-то связано с ее работой. Потому что не было ничего другого в мире, из-за чего ее стоило бы «обезвреживать» и лишать общения с миром. Если конечная цель всех этих «приколов» была именно такова, Алка, очевидно, что-то узнала о злоумышленниках – что-то очень серьезное! – и… Значит, дело тоже серьезное. Настолько, что неизвестный враг не побоялся обагрить руки в крови: цель, похоже, оправдывала средства. И хотя Кира не сомневалась: никто, кроме нее (да, теперь только кроме нее!), не найдет доступа к новым разработкам, которые, по щедрому определению министерского куратора, являются национальным достоянием, – все же она хотела сейчас одного: как можно скорее оказаться в Нижнем!

Похотливый Мыкола, сам того не зная, оказал ей немалую услугу: благодаря его жеребячеству Кира оказалась на свободе. Неведомый противник об этом едва ли осведомлен – если только у него нет прямой связи с коктебельскими ментами. Нет, лучше надеяться, что ее враг убежден, будто она все еще в узилище. Ну и на здоровье. Хотя бы его можно пока не опасаться – только милиции. Но с Киры за глаза хватит и этого!

Размышляя, она торопливо переодевалась. Длинная юбка-распашонка с завязкой на боку, удобная и легкая. Майка, босоножки. В тканый рюкзачок сунула косметичку с ключами, пудреницей и помадой, двое чистых трусиков, кофту. В эту кофту был бережно завернут трофейный «макаров». Сначала Кира хотела оставить его, чтобы не отягощать себя ни физически, ни морально, а потом рассудила: глупо разбрасываться тем, что судьба сама в руки сует. Зачем-то ведь выронил Мыкола этот пистолет! Не затем ли, чтобы он сослужил службу беглянке?

«Ролекс» слабо подал голос, возвестив о полуночи. В четыре тридцать из Симферополя в Москву есть самолет. Помнится, Кира ужас как возмущалась этим: кошмар, какая рань! Они с Алкой дружно решили, что хохлы создали такой драконовский рейс в целях борьбы с захватчиками-москалями, а теперь… теперь чем раньше самолет, тем лучше! Времени добраться в обрез, но побыстрее нужно оказаться на трассе Феодосия – Симферополь. Там ночь-полночь летают машины, за сто баксов хоть на трап самолетный завезут! Главное, чтоб не ждала ее в аэропорту оперативка, а к доске объявлений «Их разыскивает милиция» Кира больше не подойдет ни за какие блага мира. К тому же внутренний голос шептал ей, что так далеко враг не простер своих лап. Его интересовала коктебельская округа, глухомань. В Симферополе-то компьютеры уж точно есть! Тут в два счета можно доказать собственную невиновность!

Ну, все готово. Кира еще раз обвела светлым лучом фонарика комнатку, мысленно прощаясь и с ней, и с подругой, образ которой оставляла здесь навсегда, и, взгромоздившись на стол, нащупала перед собой плафон люстры. Этот пластиковый гроб держался на четырех винтах, два из которых выполняли чисто декоративную роль. Кира вытащила их, сноровисто вывернула два других винта, сняла плафон, сунула туда руку… и обмерла: тайник был пуст.