Охота на красавиц - Арсеньева Елена. Страница 38
– Не дрейфь, – пробормотал Максим, – прорвемся!
Ан нет, не прорвались. Только-только Максим намерился совершить гонку по вовсе уж вертикальной стене, минуя оцепление, как сверху засигналил регулировщик, замахал жезлом, и пришлось, натужно ревя мотором, выбираться на дорогу.
Как ни странно, милиционер не стал цепляться к Максиму: только погрозил кулаком и снова уставился туда, куда смотрели все вокруг.
Посреди дороги, почти перегораживая ее, стоял «КамАз» с прицепом, а возле мотора притулился темноволосый парень с безумно блестящими глазами. Одежда на нем была мокрая, а радужные пятна на асфальте удостоверяли, что он и впрямь облился не водой. Неподалеку стоял фургончик «Скорой помощи», возле которого прямо на земле сидел доктор с измученным лицом. Иногда он спохватывался и начинал бормотать что-то вроде:
– Одумайтесь, гражданин! Жизнь прекрасна! – однако его сорванный голос был почти не слышен.
Столь же безнадежный вид имели милиционеры и омоновцы, мельтешившие вокруг. Максим подошел к одному, к другому, повернулся к Кире – и ее поразило трагическое выражение его лица. Таким она никогда не видела Максима! Похоже было, будто зрелище полусумасшедшего, отчаявшегося человека чем-то особенно задело его, тронуло сердце.
Кира перевела испуганный взгляд на самоубийцу. Бедняга! Это что же нужно испытать, чтобы дойти до такого!
И вдруг…
– А, пропади все пропадом! – раздался истошный крик. – Пропади! Провались все на свете! Будь все проклято!
Кира так и подскочила, глядя на какого-то мужчину, который прорвался сквозь оцепление и теперь бежал к «КамАЗу». С силой, порожденной отчаянием, он вздымал над собой, будто перышко, канистру, из которой на него щедро лился бензин.
Что-то знакомое почудилось Кире в очертаниях этой стройной высокой фигуры. Потом она узнала светловолосую голову, помятую зеленую майку… и с воплем выскочила из машины. Ринулась было вперед, однако стоящий рядом омоновец поймал ее за руку и внушительно сказал:
– Тиха!
– Максим!.. – простонала Кира, но тут ноги подкосились, и она повисла на омоновце, с ужасом глядя на дорогу.
Максим подскочил к ошарашенному дальнобойщику и, отшвырнув канистру, ударил себя в грудь:
– Браток! Браток, жги меня тоже! Черт с ней, с жизнью… Сгори оно все огнем!
– Да ты сдурел? – испуганно спросил самоубийца, явно не ожидавший, что у него вдруг появится товарищ по несчастью, да еще такой решительный.
– Cдуреешь тут! – рыдающим голосом выкрикнул Максим. – От тебя вон жена ушла один раз, а от меня чуть не каждую ночь уходит! Со всем Домом творчества писателей, тварь, переспала, а все мало ей! К нам в хату весь Коктебель ходит, как в бордель!
– И ты ее, стерву, не убил после этого?! – возопил потрясенный самоубийца. – Да я бы за один только раз… вот этими вот руками…
– Ладно врать! – рявкнул Максим. – Ты вон здесь жизнь свою молодую гробишь, а она где? Где ее мертвый труп? Убил бы! Как же! Себя-то ты убьешь, а она небось с другим в это время валяется! Давай, включай горелку, покончим с этим!
– Она не такая! – взревел дальнобойщик, не обратив никакого внимания на просьбу Максима. – Она у меня… она… Правильно сделала, что ушла от меня, дурака! Другие мужики колотятся, чтоб денег зашибить, а я все причитал, что издательство наше рухнуло, козл я несчастный!
– Правда что козл, – озадаченно сказал Максим. – Какое издательство?
– Волго-Вятское книжное, – прорыдал дальнобойщик. – Я там редактором работал. А баранку крутил просто как все. Грузовик только в армии водил. И вот, когда Люда ушла, я и подался в шоферюги. Думаю, приеду с мешком денег, высыплю их на нее… Смотри, мол, кого ты покинула! Во – баксы!
– Пиастры! Пиастры! – прокаркал Максим голосом Джон-Сильверова попугая и по-дружески осведомился: – Мешок-то приготовил?
– Чего? – полными слез глазами вытаращился на него страдалец. – Какой мешок?
– Для денег! – подмигнул Максим. – Документы на машину и накладные ты прихватить забыл, а мешок?
– Это тот гад, хозяин, мне документы не дал! – обиделся самоубийца.
– Ну да – ты просил, а он как девочка: не дам, не дам! – кивнул Максим. – Понимаю…
– Да нет, я не просил, – понурился дальнобойщик. – Я сам про них забыл, козл…
– Козл! Козл! – Прокаркал Максим, подражая все тому же попугаю. – Ну, давай, зажигай свечку, что ли, сколько я тут с тобой еще болтать буду? Погорим, как тот Петя-тракторист… Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати! – заорал он вдруг дурным голосом.
– Погоди! – растерянно сказал дальнобойщик. – Я что, получается, сам дурак?
– Дур-рак! Дур-рак! – охотно прокаркал Максим. – Ну? Жги! Батареи просят огня!
– Иди ты! – вызверился бывший редактор, швыряя в него зажигалку. – Огня! Надо тебе – сам жгись, а я не буду. Что с возу упало – не вырубишь топором! Сейчас вернусь в Нижний – набью морду своему кретинскому боссу, потом поеду к теще: жену оттуда за косу вытащу! – И он темпераментно кинулся в кабину.
Тем временем Максим осторожно поболтал зажигалкой возле уха, понюхал ее…
– Эй, друг-редактор! – крикнул он. – У тебя бачок как, пустой?
– Почему это? – в очередной раз обиделся бывший самоубийца. – Я заправлялся недавно.
– Что ж ты, козл, зажигалочку заодно не заправил? – сокрушенно спросил Максим. – Она ведь у тебя сухая, как учкудук – три колодца. Чем мне теперь сжигаться прикажешь? Я ведь не курю, у меня даже спичек нет!
– Плюнь ты на это дело, плюнь! – раздался из кабины жизнерадостный голос – и «КамАЗ» запыхтел, разворачиваясь.
– Далеко не уедет, – проворчал омоновец, все еще державший Киру за руку, и, поймав ее растерянный взгляд, пояснил: – За организацию ДТП его сейчас таким штрафом обложат, что он живо в штаны…
Проглотив в последнюю минуту язык, он с ужасом вытаращился на Киру, потом дико покраснел и, отбросив ее руку, словно обжегшись, ринулся в толпу других омоновцев и милиционеров, собравшихся вокруг Максима.
Врач «Скорой» суетился тут же со шприцем в одной руке и мензуркой, наполненной какой-то темной жидкостью, в другой.
Подъехала пожарная машина. На ее боку отвинтили кран, и Максим прямо в одежде сунулся под струю воды. Вокруг хохотали…
Кира отвернулась.
За ее спиной ревели моторы – пробка радостно рассасывалась. Скоро можно будет ехать дальше.
Она поискала взглядом и нашла «Москвич» не на краешке шоссе, где он стоял прежде, а на обочине, под деревьями. А, понятно: наверное, кто-то из омоновцев отогнал его туда, чтобы дать проезд пожарным.
Спустилась к машине и, открыв заднюю дверцу, забралась внутрь. Достала из рюкзачка кофту и, завернувшись, легла на сиденье, поджав ноги, лицом к спинке.
Зажмурилась. Ее так трясло, что зубы стучали. Стиснула их изо всех сил, еще крепче поджала колени к груди.
Не думать. Только ни о чем не думать!
Но думалось…
Точеная фигура. Гладкие, будто лакированные, черные волосы. Косая челка над веселыми черными глазами. Безупречно красивые черты. Милый голосок.
Саша Исаева. Александра Викторовна. Шурочка… Писательница, детективщица.
Значит, это все-таки была она. Получается, ее интересы не ограничивались Домом творчества писателей: стоило мужу шагнуть за порог, как его распутная женушка в поисках приключений оказалась в коктебельском «обезьяннике». Странно, что в женском отделении, однако кто знает, какие у нее там пристрастия, у этой куколки?
А вот Максим, наверное, знает о ней все. Иначе он бы не…
– А, вот ты где! – раздался оживленный голос. – А я тебя потерял. Кира, ты что?.. Ну, чао, ребята, не поминайте лихом! – Это адресовалось уже кому-то другому. – Ладно, ладно, на моем месте каждый советский человек поступил бы так же! Все, езжайте, я по-быстрому переоденусь, а то меня в этом мокром лихоманка прохватит.
Стукнула крышка багажника, – очевидно, Максим доставал чемодан. Потом опять. Потом – дверца: Максим заглянул в машину.