Атлантида - Бенуа Пьер. Страница 20

Я посмотрел на Моранжа. Он взглянул на меня, и вдруг — мы разразились одновременно безумным хохотом, продолжавшимся с добрую минуту.

— Не знаю, — начал Моранж, когда к нему вернулась способность речи, — не знаю, придется ли нам когда-нибудь пожалеть о нашей маленькой экспедиции в Хоггар. Но, пока что, — сознайтесь, — она обещает быть чрезвычайно богатой непредвиденными делами и событиями. Этот необычайный проводник, который усыпляет нас с единственной целью избавить от неприятностей караванной жизни и дает нам возможность с наилучшими намерениями познать хваленые восторги гашиша; эта фантастическая ночная скачка, и, наконец, этот грот Нуредина, учившегося в Нормальной Школе у афинянина Берсо, — все это, клянусь честью, может привести в полное расстройство самую крепкую голову.

— Нет, серьезно, что вы обо всем этом думаете?

— Что я об этом думаю, мой бедный друг? Да то же самое, что и вы. Я ничего, ничего не понимаю. То, что вы так любезно называете моей эрудицией, все это полетело кувырком. Да и может ли быть иначе? Этот троглодитизм меня пугает. Правда, Плиний говорит о туземцах, живших в пещерах в семи днях пути на юго-запад от страны змантов и в двенадцати днях на запад от Большого Сирта 29. Геродот также сообщает, что гараманты охотились на своих запряженных конями колесницах за пещерными эфионами. Но мы находимся в Хоггаре, в сердце страны туарегов, а все лучшие авторы описывают их как людей, которые никогда не жили и не могут жить в гротах. Дюверье пишет об этом в самой категорической форме. Но, в таком случае, что представляет собою, скажите мне, эта превращенная в рабочий кабинет пещера ср стенами, увещанными снимками с Венеры Медицейской и Аполлона Савроктона 30? Ведь, тут, действительно, есть от чего с ума сойти!

И Моранж, повалившись на диван, снова захохотал.

Я стал просматривать листы бумаги, в беспорядке разбросанные на стоявшем посреди зала рабочем столе. Моранж взял их у меня из рук и начал с жадностью их пробегать. Безграничное изумление отразилось на его лице.

— Час от часу не легче, мой дорогой! Здесь есть человек, занятый составлением, при помощи всевозможных источников и цитат, ученого труда об островах горгон: de gorgonum insulis. Он уверяет, что Медуза была дикой ливийкой, жившей в окрестностях Тритонового озера, нашего нынешнего Шот-Мельрира, и что именно там Персей… Ах!

Слова Моранжа застряли у него в горле, В ту же минуту чей-то тонкий и раздраженный голос раздался в огромном зале.

— Прошу вас, сударь, оставить в покое мои бумаги!

Я быстро повернулся, чтобы взглянуть на говорившего.

Одна из караманских портьер раздвинулась, чтобы пропустить страннейшую в мире фигуру. Несмотря на то, что мы уже привыкли ко всяким неожиданным и даже нелепым вещам, явившееся перед нами существо превосходило своею невероятностью все пределы и границы человеческого воображения.

На пороге двери стоял маленького роста человек с совершенно голым черепом, с желтым и заостренным лицом, наполовину скрытым парой огромных зеленых очков и с небольшой бородой с проседью. Белье, если оно на нем было, исчезало под внушительным широким галстуком вишневого цвета, На нем были белые штаны очень широкого покроя.

Мягкие туфли из красной кожи составляли единственную восточную деталь его костюма.

Не без некоторого тщеславия, он носил в петличке розетку французского ордена «За гражданские Заслуги».

Он подобрал все листы бумаги, которые Моранж, пораженный его появлением, уронил на пол, пересчитал их, привел в порядок, и, бросив на нас гневный взгляд, позвонил в медный колокольчик.

Портьера снова раздвинулась. Вошел белый туарег 31 гигантского роста. Мне показалось, что я узнал в нем одного из двух, виденных мною в пещере-с надписями.

— Ферраджи, — сердито спросил крохотный кавалер французского ордена, — почему этих господ доставили в библиотеку?..

Туарег почтительно поклонился.

— Сегейр-бен-Шейх вернулся гораздо позднее, чем его ожидали, сиди, — ответил он, — и бальзамировщики не успели вчера вечером завершить свое дело. Временно их привели сюда, — закончил он, указывая на нас.

— Хорошо, можешь идти, — яростно сказал маленький человек.

Медленно пятясь, Ферраджи дошел до двери. Здесь он на минуту остановился и прибавил:

— Я должен тебе напомнить, сиди, что завтрак готов.

— Хороший, ступай!

И человек в зеленых очках, усевшись за рабочий стол, принялся лихорадочно перелистывать бумаги.

Не знаю почему, но безумное раздражение вдруг овладело мною в то мгновение. Я подошел к карлику.

— Сударь, — сказал я ему. — Ни я, ни мой товарищ, мы совершенно не знаем, где мы находимся и кто вы такой. Мы только видим, что вы француз, так как на вас — один из почетнейших знаков отличия нашей страны. С своей стороны, вы могли сделать такое же заключение, — прибавил я, показывая на тонкую красную ленточку на моей куртке.

Он посмотрел на меня с удивлением, в котором сквозило презрение.

— Что отсюда следует, сударь?

— Отсюда следует, сударь, что негр, только что говоривший с вами, произнес имя Сегейр-бен-Шейха, т. е. назвал разбойника и бандита, одного из убийц полковника Флятерса. Известно ли вам это обстоятельство?

Маленький человек бросил на меня холодный взгляд и пожал плечами.

— Разумеется. Но какое мне до этого дело?

— Как! — гаркнул я вне себя. — Но кто же вы тогда?

— Сударь, — произнес с комичным достоинством миниатюрный старик, поворачиваясь к Маранжу, — обращаю ваше внимание на странное поведение вашего товарища. Я здесь у себя дома и не потерплю…

— Извините моего товарища, сударь, — сказал Моранж, выступая вперед. — Он не принадлежит к числу ученых. У молодых поручиков, вы знаете, всегда горячий нрав. Кроме того, вы должны сами понимать, что у него, как и у меня, есть причины, мешающие нам сохранять необходимое спокойствие.

Вне себя от злости, я уже собирался выступить с опровержением на эту речь Моранжа, дышавшую столь непонятной покорностью и скромностью. Но, бросив на него взгляд, я убедился, что на его лице выражение иронии и удивления было одинаково сильно.

— Я знаю, что большинство офицеров — грубияны и невежды, — проворчал старикашка, — но все же этого мало для того…

— Я сам офицер, — продолжал Моранж с тем же смирением, — и если я когда-либо страдал от сознания слабого умственного развития людей этого звания, то, клянусь вам, что никогда еще я не чувствовал этого острее, чем в эту минуту, когда я, — прошу простить мою нескромность,просматривал ученые страницы, которые вы посвящаете захватывающей истории Горгоны, на основании сведений Прокла Карфагенянина, цитируемого Павзанием…

Видимое изумление изменило черты лица маленького старика. Он быстро протер свои очки.

— Что? — воскликнул он.

— Очень жаль, — невозмутимо продолжал Моранж,что в нашем распоряжении нет любопытного трактата, написанного по этому жгучему вопросу Стацием Себозом и сообщенного нам Плинием, и очень жаль, также, что…

— Вам знаком Стаций Себоз?

— И очень жаль, также, что мой учитель, географ Берлиу…

— Вы знали Берлиу, вы были его учеником! — пролепетал, совершенно растерявшись, маленький человек с отличием в петличке.

— Я имел эту честь, — ответил Моранж, принимая вдруг холодный тон.

— Но, в таком случае, сударь… но, в таком случае, вы слышали… вам известен вопрос об Атлантиде?

— Да, я знаю сочинения, написанные по этому поводу Ляньо, Плуа и Арбуа де Жубенвилем, — с тем же ледяным выражением на лице произнес Моранж.

— Ах, боже мой! — Маленький человек пришел в необычайное волнение. — Сударь… капитан… как я счастлив… простите меня!..

В эту минуту портьера снова раздвинулась. Появился Ферраджи.

— Сиди, они прислали тебе сказать, что если ты не придешь, они начнут без тебя.