Париж.ru - Арсеньева Елена. Страница 10

Он на рысях домчал до компьютерной лавочки, где владельцы скучали от отсутствия заказов, через пять минут вылетел оттуда и, на ходу сворачивая в трубочку лист бумаги с отпечатанным на нем текстом, помчался к Опера, как будто за ним черти гнались. Время поджимало!

А вот и остановка, вот и автобус – стоит наготове. Бенуа только успел заскочить на площадку, как дверцы за его спиной сомкнулись. Водитель – здоровенный араб – покосился на ролики, которые Бенуа не успел снять, качнул головой, но ничего не сказал: взял восемь евро, выдал билет, проследил, чтобы Бенуа его прокомпостировал. И молчал, и больше на пассажира не глядел: устремил все свое внимание на дорогу.

И правильно сделал, козел. Наверное, успел уже просечь, что отнюдь не все в Париже так уж обожают всякую черномазую рвань, которая понаехала в страну из бывших колоний и ведет себя понаглее иных коренных французов. Конечно, Бенуа был не такой дурак и не собирался на всех углах кричать, что он расист: после поражения Ле Пена на прошлых выборах это словечко стало не просто непопулярным – почти преступным. Даже в провинции народ резко полевел. Вы только поглядите на этих толстых деревенских клуш, которые кудахчут в защиту прав человека вообще и прав черного меньшинства в частности! Эти дуры верят всякому печатному слову как Священному Писанию: когда «Монд» в прошлом и позапрошлом году измывалась над русскими за «зверства над мирными гордыми чеченцами», они тоже верили! А Бенуа, между прочим, только тогда начал относиться к русским нормально... И не он один! Теперь Бенуа научился распознавать своих не по пылким речам, а по взгляду – режущему взгляду исподлобья, устремленному на всех этих... Наверное, конюр-шофер тоже понимает значение таких взглядов, оттого и не стал цепляться к наглецу на роликах.

Белому наглецу, заметьте себе!

Бенуа протопал в полупустой салон и уселся поудобнее – на сдвоенном сиденье, а ноги положил на сиденье напротив. Шофер поглядывал на него в зеркало, но помалкивал. Перехватив дерзкий взгляд Бенуа, отвел глаза, набычился, но так ничего и не родил: уставился на дорогу.

И правильно сделал, бико – крайне презрительная кличка арабов.

Бенуа усмехнулся. Классное словечко! Вообще он любил такие емкие, выразительные слова. Негросов называют нуар – черный – или кюло нуар – чернозадый. Русских – русков или попов. Англичан – ростбиф. Германцев – бош, фриц, шваб, тевтоник. Итальяшек – макарони. Китайцев – шинток. Япошек – джабс. Кстати, по отношению к шинтокам и джабсам Бенуа почему-то не чувствовал особой вражды и даже с удовольствием питался в их ресторанчиках, которых в Париже расплодилось – не сосчитать. Между прочим, Тьерри был самый настоящий негрос, однако Бенуа к нему относился нормально, назвать его кю нуар, чернозадым, и в голову не приходило. А как насчет секретарши Себастьена? Она ведь самая настоящая бико! Но по отношению к ней у Бенуа нет никакой реакции отторжения, скорее наоборот. А если так, значит, он не настоящий расист?

А, плевать.

Бенуа уселся поудобнее и принялся размышлять, как он будет объясняться с этим незнакомым «русковом», если тот, как большинство его соотечественников, не знает ни слова по-французски и даже по-английски. А, ладно! Как-нибудь. Бля-бля-бля! Он весело махнул рукой, вспомнив, что эта невинная французская присказка по-русски звучит как неприличное слово.

Почему-то водитель, в это время покосившийся на Бенуа в свое зеркало, счел это знаком приветствия ему лично, расплылся в ответной улыбке и тоже сделал ручкой.

– Ва так фэр футр! [6] – буркнул Бенуа и отвернулся к окну.

Вениамин Белинский. Ночь на 31 июля 2002 года. Нижний Новгород

– Может быть, это и есть Холмский. А может, и нет, – осторожно сказал оперативник, перебирая анкеты. – Скорей всего, что так. Интересно, кто ж его уложил? И за какие такие грехи?

Белинский, которому этот вопрос адресовался, промолчал. Не только потому, что не знал ответа, но просто полагал, что это ему пристало бы задавать вопросы представителям, извините за выражение, внутренних органов. Он-то свое дело сделал! Приехал по вызову, обнаружил неподвижное тело со следами проникающего ножевого ранения, сообщил об этом в милицию. Как правило, врачей со «Cкорой» после этого отпускали – записав, разумеется, паспортные данные. Однако ему, Белинскому, этот невысокий крепыш, который представился как оперативный сотрудник Малышев, уехать не позволил. «Будете понятым!» – приказал он. Видимо, в его понимании понятой был кем-то вроде опасного преступника: Вене было велено сидеть несходно в кресле, ему даже не разрешили выйти во двор, предупредить шофера о причине задержки: Малышев послал для этой цели своего сотрудника.

– Предупредили? – спросил Вениамин, когда тот вернулся.

– Нет, – буркнул парень, снова принимаясь за осмотр квартиры.

– Почему это? – насторожился Веня.

– А некого было.

– Ка-ак?!

Белинский так и подскочил. Чтобы шофер Витя покинул кабину?! Это просто невозможно представить. Ничего подобного никогда не случалось! Среди врачей и фельдшеров ходят слухи, что на время ожидания бригады, ушедшей на вызов, водитель Витя Потапов отключает все важнейшие функции своего организма. То есть способен ждать часами, не испытывая потребности ни в еде, ни в курении, ни в, пардон, отправлении естественных надобностей. Выходит, по собственной инициативе покинуть кабину Витя никак не мог.

Тогда что могло случиться?

И вдруг Белинского заколотило. А что, если неизвестный, воткнувший хозяину квартиры (предположительно Холмскому) в бок вострый ножичек, на самом деле не ушел далеко от этого дома? Или ушел, но потом воротился? Во всех детективах написано, что убийцу неодолимо тянет вернуться к месту преступления. И этот злодей оказался таким же типичным представителем своего племени. Но при виде Виктора его потянуло еще раз обагрить руки в крови, что он незамедлительно и сделал. А потом вытащил труп из кабины, свалил его где-нибудь в ближние кусты...

Вениамин вскочил.

– Я же просил вас оставаться на месте до окончания осмотра места преступления! – сердито сказал Малышев.

– Но мой шофер...

– Да вы не волнуйтесь, – угрюмо сообщил вернувшийся со двора сотрудник. – Спит ваш-то. И правильно делает. Чем еще в такую пору заниматься?

Он протяжно зевнул и вышел из комнаты. Малышев строгим взглядом приказал Вениамину снова опуститься в кресло, с которого тот так порывисто вскочил, а сам принялся осматривать испятнанный кровью диван, с которого уже было убрано мертвое тело: после того как убитого осмотрел эксперт, приехала труповозка и увезла хозяина квартиры.

Вениамин покачал головой. Что-то он стал нервный, выдумывает бог весть что... Это от недосыпа. Не зря умными людьми установлена норма работы для врачей на «Скорой»: сутки через трое. А он вкалывает чуть не через день, а порой и пару дней подряд: делает деньги. Да и все ребята шустрят как могут, потому что зарплата у бюджетников – одни слезы. На одну ставку только аскет проживет, не обремененный семьей, двумя детьми, красавицей-женой и тещей... С другой стороны, красавица-жена получала очень недурные деньги в своей книготорговой фирмочке, да и пенсия тещина считалась не самой маленькой. Однако Белинский не привык сидеть на шее у женщин. Вот и работал как проклятый, особенно летом, в пору отпусков. Вот и подсадил нервную систему!

А чего он, собственно говоря, дергается? Выпала минута для бесконтрольного отдыха – так расслабься и получай удовольствие. Витька спит – и правильно делает. Все равно милиция никуда не отпускает, а вызовов пока нет.

Сейчас он и урвет пока несколько минут сна и покоя, а милиция пускай его бережет. Он опустился в кресло, откинулся на спинку, вытянул ноги и даже закрыл было глаза...

Однако если милиция что-то и бережет, то отнюдь не сон и покой тех граждан, которые ей самой не дали поспать, а вызвали на место преступления! Вышедший сотрудник, громко топая, вернулся в комнату и сказал озабоченно: