Париж.ru - Арсеньева Елена. Страница 19

– Что украли? – быстро спросил Мирослав.

– Документы! Паспорт!

– А деньги?

– Деньги?..

Шведов сунул руку в карман джинсов и достал несколько скомканных евро. Не более десяти в общей сложности.

– Вот... что осталось. Остальные лежали в паспорте. Их тоже... – И, поперхнувшись страшным словом «украли», он обратил на Мирослава свои испуганные янтарные глаза: – Как же?.. Как я теперь буду?

– Чертова сила! – от души высказался тот и крикнул шоферу по-французски: – Остановите! Этого господина ограбили!

Презентабельные и добропорядочные французы-пассажиры воззрились при этом на Мирослава с таким негодованием, словно он обвинил в краже их:

– Не может быть! Этого не может быть!

Водитель даже не сделал попытки замедлить ход, а когда Мирослав подошел к нему и снова потребовал остановиться, ответил, что не имеет права задерживаться, чтобы не сбить график движения, но по приезде на площадь Опера (через несколько минут, ведь они уже в Париже!) «этот мсье» – последовал довольно небрежный кивок в сторону Шведова – может обратиться в полицию. Сейчас все равно уже ничего нельзя сделать.

– Это еще почему? – озадачился Мирослав.

– Да он ведь уже давно сбежал, этот вор! – усмехнулся водитель. – Помните того черного с разноцветными косичками? Он терся вокруг этого мсье, я еще подумал, что рожа у него более чем подозрительная. Порадовался, что он скоро вышел, а он, оказывается, успел поживиться... Да, это уже не первый случай, когда в автобусах крадут документы у туристов. Один выход – как можно скорей заявить в полицию.

Мирослав повернулся к Шведову, который бессмысленно водил глазами от него к водителю, явно не понимая ни слова из их беседы, и передал ему совет – идти в полицию, как только автобус прибудет на площадь Опера.

Бог ты мой... Кажется, за все свои тридцать пять лет жизни он не видел такого ужаса в человеческих глазах – и, дай бог, не увидит, проживи хоть еще два раза по столько же!

– А что я такого сказал? – холодно осведомился Мирослав. – Теперь вам просто некуда деваться, кроме как в комиссариат идти. Вам же придется рано или поздно в Россию возвращаться, а чтобы в консульстве оформили выездные документы, они должны иметь документ, подтверждающий факт кражи. Да и вообще, вдруг повезет и они знают этого негра? Вы его видели, запомнили, составите словесный портрет...

– Да они все на одно лицо, эти черномазые, – с тоской сказал Шведов. – К тому же... Я ведь ни единого слова не знаю по-французски. Мерси, пардон... мсье, мадам, мадемуазель... и еще это, шерше ля фам.

– Ля фам тут вряд ли при чем, – буркнул Мирослав. – Вообще-то во всех турагентствах советуют и даже в газетах рекомендуют: иметь при себе копию загранпаспорта на случай таких вот неприятностей. Но у вас, конечно, копии нет?

Снова этот всплеск ужаса в глазах!

– Нет... конечно, нет.

– Ну и ладно, – покладисто сказал Мирослав. – С другой стороны, я знал одного предусмотрительного человека, который сделал такую копию – и вложил ее в загранпаспорт. Так, по привычке. Ну вот у него и стащили паспорт вместе с копией. Так что оно даже лучше, что вы ничего такого не сделали, иначе было бы вдвойне обидно, верно?

Он успокаивающе молотил языком, а сам при этом удивлялся, что имеет против него судьба. Да, его собственная судьба, его доля. Ну разве не могла она посадить его в другой автобус? Избавить от соседства этого несчастного соотечественника, ограбленного негром? Ведь не бросишь теперь бедолагу, никак не бросишь. Вот напасть! Вместо того чтобы идти к Николь и выяснять с ней отношения, придется тащиться с этим страдальцем в комиссариат и долго – ни в какой полиции-милиции дела быстро не делаются, будь то в Москве, Париже или на острове Мадагаскар! – объяснять ситуацию. И поучаствовать в составлении словесного портрета придется – факт! А чем в этом деле может помочь Мирослав? Для него тоже все черные – на одно лицо, еще похуже, чем японцы. Он даже не может вспомнить, как был одет тот грабитель. Единственная особая примета – разноцветные косички, да ведь небось в Париже сейчас многие так ходят, это самая модная фенька, вдобавок, если негр будет опасаться преследования, он запросто может выплести цветастые косички из волос – вот и вся маскировка.

Ну и подстроила же подлянку судьба. И главное, деться совершенно некуда, придется взвалить себе на плечи эту докуку – беспомощного россиянина.

А тот молчит. Поглядывает исподлобья несчастными глазами, но ни о чем не просит, о помощи не взывает. Тихо страдает. Совершенно по совету классика: «Никогда и ничего не просите – особенно у тех, кто сильнее вас!»

В данном случае Мирослав, безусловно, сильнее, потому что свободно говорит по-французски. Знание – сила!

– Ладно, не переживайте, – молвил он чуточку грубовато – чтобы не заостряться на собственном великодушии. – Отведу вас в комиссариат, помогу объясниться. А там посмотрим, как дело пойдет. Только вот что... вас зовут-то как?

Парень несколько раз растерянно моргнул, и Мирослав заметил, что у него удивительно длинные, натурально девичьи ресницы.

Чего он глазками-то хлопает? Имя с перепугу забыл? А впрочем, при стрессе и не такое бывает.

«А что я спрашиваю? – спохватился вдруг Мирослав. – Его же Алексей зовут, Алексей Шведов!» Но неудобно было признаться человеку, что заглядывал через его плечо в документы, поэтому пришлось ждать, пока растерявшийся парень не опомнится и не выдавит из себя:

– А, да... меня Алексей зовут. Шведов Алексей.

– Ну и ладно, ну и будем знакомы, – успокаивающе кивнул в ответ. – А меня Мирослав зовут. Понизовский Мирослав.

– Вы поляк, да? – расширил глаза Шведов. – А так хорошо по-русски говорите! Совсем нет акцента.

– И быть не может, – усмехнулся Мирослав. – Я никакой не поляк, а чистокровный русский. До четвертого колена удалось родословную проследить – жутко однообразная кровушка. Имя – да, имя заковыристое, но это прадедушкина причуда, ну а фамилия нашенская стопроцентно. Понизовская вольница – слыхали такое выражение? Это разбойнички с низовьев Волги так себя называли, потому что они по низу шуровали, понимаете? Я так подозреваю, что кто-то из моих предков – прямиком из тех лихих ребят. Не помните, кто это сказал, что в основе всех крупных современных состояний лежит преступление?

– Может, Карл Маркс? – робко предположил Шведов.

– Да нет, едва ли, – отмахнулся Мирослав. – Вряд ли он до такого додумался бы. Не из «Золотого теленка» фразочка? Не миллионеру Корейко принадлежит?

Глаза Шведова остались ясными и непонимающими. Такое ощущение, что и это название, и это имя он в жизни не слышал. Ну да, молодое поколение выбирает «Пепси», а не беллетристику!

– Кстати, мы приехали, – спохватился Мирослав. – Выходим?

Автобус остановился позади Опера, и чуть только попутчики ступили на узкий тротуар, как немедленно произошло нечто, что Мирослав называл «волшебством Парижа» и что он испытывал всякий раз, приезжая в этот город. «Волшебство Парижа» заключалось в том, что на человека сначала обрушивалось невероятное изумление: «Да неужели я здесь? Неужели я в Париже?!», а потом столь же невероятное счастье: «Я наконец-то здесь! Я в Париже!» И ты столбенеешь, растерянно водя глазами по сторонам, и видишь то золоченую крышу Опера, какую-то невероятно сверкающую на фоне ярко-бирюзового неба, то нагромождение ошеломляюще красивых зданий, то разноцветье вывесок больших и маленьких магазинов, то сумятицу лиц – чужих, иностранных, совершенно другой лепки и рисунка, видишь множество автомобилей, иное расположение тротуаров, иные светофоры, телефонные будки, деревья, жардиньерки... Солнце другое, ветер другой... а язык! Веселый птичий гомон французской речи внезапно обрушивается на тебя, словно ворох сладко пахнущего конфетти, и ты стоишь какое-то время, едва переводя дух от изумления, восторга, страха... Не разбери-поймешь, что с тобой происходит, и если даже Мирослав, который был в Париже не в первый, не во второй и даже не в десятый раз, ощущал это, то что же взять с бедолаги Шведова? Он производил впечатление человека, которого качественно навернули по голове!