Помоги другим умереть - Арсеньева Елена. Страница 24

– Христос с тобой, – сказала Женя. – Уж сколько этих фиест перебывало – ты хоть раз тут видела нашего общего знакомого? Вот и нет.

– А вдруг на этот раз…

– Кручинина не пришла еще? – прервал раздавшийся из интеркома голос Грушина.

Эмма вскинула брови: мол, ты уже пришла, подруга? Господи, похоже, это единственный человек, которого всерьез волнует жизнь некоей Евгении Кручининой. Право, из-за той «подвальной» истории сама Женя и то меньше тряслась. И сейчас заботится: готова ли она к очередной начальственной выволочке?

Женя медленно кивнула: готова. Может быть, если Грушин сейчас заорет на нее, от сердца отляжет? И даже если прорвутся слезы, можно будет сделать вид, что это – от обиды на начальство. И спасет она остатки гордости. Жалкие остаточки. Довольно хилая площадка, с нее не пнешь ненаглядного Левушку так, чтобы летел – пел-пел. А очень хочется. И это единственный положительный момент.

– Пришла. Здесь, у меня, – доложила Эмма, одобрительно кивая, словно проникла рентгеновским взглядом в самую глубь Жениных мыслей.

– Давай ее сюда.

– Даю!

– Я все проверил. – Грушин, не здороваясь, резко кивнул: садись, мол. – Она была права, ты знаешь?

– Грушин… ты не рехнулся? – беспомощно пробормотала Женя. – То, что все это Аделаидин пунктик, совершенно ясно, но если еще и ты начнешь в мистику впадать…

– Нет, ты не так поняла, – отмахнулся он. – Или я не так выразился. Аделаида в том права, что убийства Стоумова и Полежаева до сих пор не раскрыты, хотя после первого прошло четырнадцать лет, а после второго – пять.

– Значит, все-таки убийства…

– Их квалифицируют как возможно непредумышленные. Я еще вчера зарядил на дознание одного своего хабаровского знакомца: он тоже частник, как мы, но ближе контактирует с органами. Его допустили до архивов. Вот только что в очередной раз переговаривались, – кивнул Грушин на телефон. – Игорь Стоумов в восемьдесят пятом погиб в пьяной драке – как раз накануне введения «сухого закона». Припоздал Горбачев на месяц, не то парень вполне мог бы живым остаться. Было ему всего-то двадцать два годочка. Дело простое: пили, потом били. Нашли Стоумова мертвым уже дня через два. Информация по делу вся. Теперь о Полежаеве. 1993 год, инфляция, безработица, зарплату не платят, учителя бедствуют. Полежаев бросает школу, идет в бригаду дорожников. Работали… Ты в Хабаровске хоть раз бывала? – прервал себя Грушин.

Женя качнула головой.

– Три горы – две дыры, его так старожилы называют. Три прямые, ровные главные улицы, а между ними – бывшие овраги, они, конечно, скованы асфальтом, но периодически размываются. Улицы, которые их пересекают, – вроде нашего Окского и Почаинского съездов – крутизна! В прямом смысле слова. И вот в конце октября ремонтировали днем и ночью сползающую в овраг обочину. Двустороннее движение, теснота, пробки, а тут гололед. Убийственная затея. Вроде бы откуда-то «москвичок» вылетел и прет прямиком на дорожников. Кто-то увернулся, а Полежаев не успел. Пока туда-сюда кидались, водитель выскочил из машины и исчез. Его даже и не разглядел никто.

– Да брось! – недоверчиво усмехнулась Женя. – Как это – исчез? С «Москвичом» под мышкой, что ли?

– Почему? «Москвич» остался. И хозяина в два счета нашли.

– Все ясно, дальше можешь не рассказывать, – безнадежно отмахнулась Женя. – «Воровка», да?

– Чистой воды. Угон, а кто угонял – неведомо. По пальцам его ни в одной картотеке не нашли. Очевидно, несчастный случай.

– Или рок, – пробормотала Женя.

– Ты чего там бурчишь? – рассердился Грушин. – Кто, интересно знать, из нас больший мистик?

– Цитата, цитата из Аделаиды, успокойся. Просто я никак не могу забыть ее доводы: Стоумов изображает в спектакле драчуна и погибает в пьяной драке. «Автогонщик» Полежаев нашел смерть под колесами автомобиля. По роли Неборсин был любителем «русской рулетки» и получил пулю в висок. «Жокея» Климова едва не забил копытом беспричинно взбесившийся конь. Кто следующий?

– В каком смысле? – настороженно поднял голову Грушин.

– Продолжаю цитировать Аделаиду, – успокоила Женя. – Она вопрошала: «Кто следующий?» И сама себе отвечала: «Я».

– Это почему это?!

– А по сюжету пьесы. Первым рассказывал в спектакле свою историю Драчун, потом Гонщик, потом Ковбой, потом Жокей и, наконец, Хозяйка. Аделаида не сомневается, что следующая очередь – ее. Говорит: «Мне суждена смерть от воды, как Бастинде».

– Это еще кто? – озадачился Грушин. – Тоже из спектакля?

– О господи, голубчик, ты где рос, какие книжки читал? – изумилась Женя. – Бастинда – это злая колдунья, владычица Фиолетовой страны из «Волшебника Изумрудного города». – И заломила руки: – «Триста лет я не умывалась, не чистила зубов, пальцем не прикасалась к воде, потому что мне была предсказана смерть от воды. И вот пришел мой конец!» Пф-ф-ф!

– А потом что? – с искренним интересом спросил Грушин.

– Потом она превратилась в грязную лужицу, в которой стояли серебряные башмачки. Да, да. Можешь мне поверить, я в детстве эту книжку двадцать восемь раз прочитала.

– Впечатляет! – хихикнул директор «Агаты Кристи». – Надо думать, эта твоя Аделаида не триста лет неумойкой ходила?

– Ох, не зря ли мы так развеселились? – вздохнула Женя. – Все это достаточно страшно. Аделаида всерьез убеждена, что она – следующая жертва.

– Чья? – быстро спросил, словно выстрелил, Грушин.

– Смерти. Смерти! Той самой, которую они когда-то оскорбили. Над которой надругались. И которой отдал свою жизнь Иван Охотников в обмен на отмщение.

Грушин мгновение смотрел на Женю молча, потом встал и открыл дверь в приемную:

– Эмма, у тебя что-нибудь есть типа валерьянки, элениума?

– Тебе плохо, что ли? – обеспокоенно приподнялась Женя, и Грушин скомандовал в приемную:

– Пока отменяется.

– Слушай, давай договоримся, что никто из нас не сошел с ума, – устало проговорила Женя. – И никто из нас не верит в призраков, явившихся с того света, во взбунтовавшуюся космическую субстанцию и в идею Смерти, которая приняла отрицательно-материальный облик. Все это очень красиво, насчет отмщения взбешенной гармонии, но я сама – сама! – видела того человека, который застрелил Неборсина. Да, человека, вполне реального человека. И не я одна, насколько нам известно. Посмотри хотя бы показания Гулякова. Предположим, у меня были глюки, и мне померещилось, будто карающая десница судьбы приняла облик человека. Но чтобы глюки были у бомжа…

– Ого! – присвистнул Грушин. – Как раз наоборот: он скорее разглядел бы целый полк зелененьких человечков, чем того мужика. Я заново просмотрел его показания. Высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Седые волосы, четкие черты. Я обратил внимание на фразу: «С таким профилем только на медаль!» Держался совершенно спокойно. Гуляков даже не сразу заметил, как он приблизился к обочине. Только что не было – и вот стоит, машет руками синему «мерсу». А потом он увидел, как Неборсин дернулся и завалился к дверце. Убийца медленно пошел к рощице и как бы растаял в ней.

– Это и я видела, – задумчиво подтвердила Евгения. – Он как бы растаял – вот именно.

– Опять? – свел брови Грушин.

– Сумерки, деревья… оптическая иллюзия.

– Но пуля, пробившая голову Неборсина и застрявшая в дверце, не иллюзия.

– Верно, верно. Ну что же, не сходится пока! – разочарованно передернула плечами Евгения.

– Что с чем? – насторожился Грушин.

Она посмотрела нерешительно: сказать? Не сказать? Обсмеет еще…

– Да я вчера опять побывала в манеже, – призналась робко. – Покаталась на Лотке, с девочками поболтала. Обратила внимание, что там вся новая обслуга. Девочки пожаловались, что за последнее время вообще ужас какая текучка кадров. Чуть не каждый день новый подметальщик. Там ведь нет никакого оформления документов, платят ежедневно наличкой, которую собирают с посетителей. Деньги невелики, но на бутылку-закуску хватает. Народ, конечно, перекати-поле, но попадаются и вполне нормальные люди. Дядя Вася, Ваныч, Колян. Эти трое исчезли сразу после несчастного случая с Климовым, поэтому о них я спрашивала подробнее. Колян еще совсем молодой и не седой, хотя ему-то было с чего поседеть! Врачи обнаружили у него СПИД, представляешь? Жена ушла, все рухнуло. С горя начал пить, а как допился до полного аута, удивился: что же это он все жив да жив? В минуту просветления сдал кровь на анализ, ему и говорят: «Вы что, милый? Какой такой СПИД? Нет его у вас и никогда не было!»