Помоги другим умереть - Арсеньева Елена. Страница 55
Олег обреченно вздохнул:
– Ну хоть телефон у тебя есть?
– Откуда? – буркнул сторож, спускаясь с крыльца. – В деревне телефон, десять кэмэ.
– Кошмар! – так и взвился Олег. – А если человеку станет плохо?
– Это кому же? – полюбопытствовал сторож, подходя к «уазику». – Тебе, что ли?
– Да мало ли! – сияя улыбкой, Олег подошел поближе.
– Сказал же: валите отсюда, сейчас собаку спущу.
Сторож не договорил, а как-то странно икнул и вдруг сунулся вперед; стукнувшись лбом в боковое стекло, начал сползать.
Олег ловко перехватил его и уложил на обочину.
– Ну, вот беда! – покачал головой. – Телефона нет, и «Скорую» вызвать невозможно!
Из будки донесся лай, грохот цепи, но Олег, присвистнув, метнул туда пакет, который до этого держал под мышкой. Лай перешел в радостное ворчание.
Женя с ужасом уставилась на лежащего:
– Что ты… Что ты ему сделал?!
– Ничего страшного – легкая отключка, – блеснул улыбкой Олег, доставая из кармана сторожа связку ключей и отцепляя от нее один. – Очнется через три, максимум четыре минуты, поэтому не будем их транжирить. Ну что ты так смотришь? Я же просил его по-хорошему, разве нет? Он сам не захотел – так получи, фашист, гранату. Да не смотри ты так! Ладно, дадим ему еще шанс.
Опять сунулся в карманы пиджака, вытащил ручку и свой знаменитый органайзер, выдрал страничку и написал, прислонившись к капоту, повторяя для Жени вслух:
«Извини, друг, но ты все же позаботься о телефоне! Тебе стало плохо, мы уехали вызывать «Скорую». Не волнуйся, машину верну».
– Могу, если хочешь, и телефон оставить, и адрес, – предложил, глядя на Женю ясными глазами. – Но ему все равно неоткуда позвонить и не на чем приехать.
С обочины послышался легкий стон: да, сторож приходит в себя.
– Ну что, едем? – нетерпеливо спросил Олег. – Время не ждет!
Не ждет, видите ли! Там, на берегу, они даже не думали о времени! Наверное, бывают мгновения, когда человек не властен над собой, над своей сутью. Вот и они оказались бессильны. А теперь в ход пошли крайние меры!
– О господи! – вздохнула обреченно. – Ну поехали, поехали!
И, чтобы не видеть этих насмешливых глаз, первая взобралась в «уазик».
Первую часть пути молчали. Олег гнал на полной скорости, швыряло так, что без риска для языка и зубов слова нельзя было сказать. У Жени от этой тряски даже сонливость прошла.
Однако, когда выскочили на шоссе и машина пошла ровнее, Олег не нарушил молчания. Женя изредка косилась на него, и странная тревога прокрадывалась в душу.
Слабые отсветы от приборной доски выхватывали из тьмы только подбородок Олега и крепко стиснутые твердые губы.
О чем он думает, напряженно глядя на дорогу? О дороге, конечно, попыталась успокоить себя, о том, как они приедут, что будут делать.
А интересно, что они будут делать сначала: искать Корнюшина или по телефону звонить? В смысле, не притормозит ли Олег у первого же автомата, не сообщит ли домой, супруге и детям, что командировка затягивается, ему ужасно жаль, душа болит, но дело не велит?
Она тоже стиснула губы. Да смотри ты на жизнь проще, здесь никто ничего никому не обещал! Сама ведь тоже не с неба упала, и если бы он вдруг вздумал спросить о…
– Слушай, все собираюсь спросить, – внезапно заговорил Олег, – Грушин и ты – это что-нибудь значит?
Женя так вздрогнула, что невольно схватилась за сиденье. Вот это называется: мысли сходятся!
– А ты почему спрашиваешь? – выдавила, насторожившись.
– А ты что, не можешь ответить просто, да или нет?
– Нет, – быстро ответила она.
– Почему?
– Ну, не знаю, – пожала плечами. – Не склеивалось как-то, да никто и не склеивал особенно, если честно. Стоп, – спохватилась вдруг, – а «почему» – это к чему относится?
Олег резко повернулся – губы дрогнули в улыбке – и снова уставился вперед:
– Начнем сначала. Насчет Грушина: да или нет?
– Нет.
– Точно нет? Ты… уверена?
Что-то такое было в этой заминке.
– Это в смысле не вру ли я? Уверена: нет.
– Извини, я вообще не должен был спрашивать. Все, что происходило до меня, меня не касается, ничего об этом и знать не хочу. Просто должен быть уверен, что это во время меня не происходит. Не привык прыгать в окошко, когда неожиданно появляется муж или любовник.
Женя затаила дыхание. Она ждала этого разговора и боялась его так же сильно, как ждала. Что делать? Если спрашивает он – значит, как бы дает право спрашивать и ей.
– А мне прыгать в окошко не придется? – произнесла со старательной насмешливостью. – Квартирка твоего брата высоковато расположена, до земли лете-еть… И хоть тебе чихать на его репутацию, все же…
– Не волнуйся ты о моем брате! – отмахнулся Олег. – Он еще такой младенец, что о репутации рановато заботиться.
– Он младше тебя? Намного?
– На тридцать два года, – нехотя ответил Олег. – Вообще говоря, он так и не родился.
– То есть?! – Женя не знала, то ли ужасаться, то ли хохотать.
– Да все очень просто: у матушки должны были родиться близнецы. Я благополучно вылупился, а он – нет. Пуповина горло перехватила. Родился мертвым через час после меня. Но я его, как ни странно, помню. Говорят, близнецы необычайно ощущают друг друга. Он для меня иногда как живой, честное слово. Ну, и общаюсь с ним, как с живым. Когда смотрюсь в зеркало, первым делом с ним здороваюсь: «Привет, Гоша!» Его Георгием собирались назвать. Помню, когда в реанимации лежал, он ко мне заглянул: «Ты что, говорит, с ума сошел? Помирать собрался? А кто за нас двоих жить будет?» Пришлось поднапрячься и выжить.
– Так это квартира, выходит, твоя? – спросила Женя самым равнодушным голосом, на который была способна, с усилием подавляя дрожь, охватившую ее при словах: «Помирать собрался?» Нет, ему неприятна жалость, значит, на нее даже намекнуть нельзя!
– Выходит, так.
– А почему ты?..
– Почему сразу не сказал? Неужели не понятно? Хотел, чтобы ты сама все решила. Понимаешь, Грушин ведь меня предупредил, чтоб не вздумал…
– То есть у тебя такая лихая репутация, что предупреждать надо? – с холодком спросила Женя.
– Ага! – весело оскалился Олег. – Жуть, а не репутация! Нам с Гошей одинаково плевать на это дело. А Грушин меня знает как облупленного. Ну, вот и допредупреждался. Я бы, может, и не осмелился к тебе подступиться, да уж больно вытаращенными глазами ты на меня в аэропорту смотрела. И потом, на «Джонке»… Нет, я не смеюсь! – торопливо успокоил он, хотя Женя и звука не издала: видимо, ее молчание было достаточно красноречивым. – Я тебя туда нарочно повел: пока ты в ванной была, успел позвонить ребятам и попросил Таечку что-нибудь такое изобразить.
– Что-о?! – выдохнула Женя. – Ты меня что, провоцировал?!
– Ага, – совершенно спокойно, даже не повернув к ней головы, кивнул Олег. – Так точно! Заметь, я мог бы ничего тебе сейчас не говорить. Но я как начал еще в аэропорту совершать всяческие глупости, так до сих пор не могу остановиться. И боюсь, что приедем сейчас в город, позвоним Грушину, а он первым делом спросит: «Ты о моей просьбе, надеюсь, не забывал?» – а я не буду знать, могу ли сказать…
– Да ты что? – вспыхнула Женя. – Собрался Грушину докладывать?! Какое вы вообще имеете право меня делить: это с ней можно, а это нельзя! Грушин меня в Нижнем достаточно донимал, чтобы я еще и тут под его дудку плясала!
– Ты не поняла, – вздохнул Олег. – Это я должен был под его дудку плясать. Мы ведь друзья. И если бы я почувствовал, что ты его, и мизинцем бы тебя не тронул. Но… – Он помолчал, потом нерешительно выговорил: – Что-то произошло. Понимаешь?
– Между нами? – тихо спросила Женя. Глупо, конечно, но она не могла не переспросить! Ведь смысл этих слов был глубже, гораздо глубже их реального значения. Достаточно она потратила в жизни времени, истолковывая в свою пользу все, что только можно и нельзя. Результат известен: разбитое корыто. И еще раз начать выдувать радужные мыльные пузырьки из своих сумасшедших надежд – этого она больше не хочет. Олегу только кажется, будто она все решила сама: нет, просто Женя обратилась на время в самую чуткую из всех существующих в мире антенн, которая способна уловить не то что намек – его легчайшее дуновение. Намек на намек. Конечно, вся ее душа жаждет услышать «да». Но если прозвучит «нет», это лучше, чем сладкая лживая неопределенность.