Прекрасна и очень опасна - Арсеньева Елена. Страница 20

Ну, конечно, приходили к нему не каждый день – это он малость преувеличил, однако, когда Виталий дежурил по воскресеньям, народ валом валил, примерно с полудня часов до шести вечера. Потом наступало затишье. И этот парень в черной дубленой куртке привалил к нему как раз в минуту такого затишья…

Деликатно стукнул в дверь, дождался, пока Виталий отозвался, и только тогда вошел в кабинет. Поздоровался с Виталием и с Анютой, которая, конечно, как всегда во время их совместных дежурств, торчала в рентгенкабинете, наплевав на всех своих больных, занятая сугубо устройством своей личной жизни. Поскольку неожиданный посетитель этому самому устройству помешал, Анюта посмотрела на него свирепо, а Виталий – с откровенным облегчением. Анюта была сегодня какая-то такая… непривычно раскованная. То и дело присаживалась на топчанчик, где имел обыкновение отдыхать Виталий в дежурные ночи, скрещивала ножки в безумных чулочках (ну зачем бы дежурному врачу торакального [3] отделения в разгар декабрьских морозов шататься по выстуженным больничным коридорам в ажурных колготках и туфлях на шпильках, когда все нормальные женщины ходят в сапогах на меху и рейтузах?!)… И халат у нее то и дело расстегивался на груди. Можно представить, как ей холодно было в этом кружевном лифчике: больше, как успел заменить Виталий, под халатом ничего не имелось… Короче, он не сомневался, что сегодня ночью Анюта предпримет решающую атаку на его добродетель. Ну и разделась бы к ночи, если уж такая охота приспела, а то ведь недолго застудиться до срока и в решающий момент обчихать любимого мужчину! А если честно, Виталию вовсе не хотелось тискаться ночью на этом шатком топчане… С Анютой или с кем другим – без разницы. А почему не хотелось – это вопрос. Может, и в самом деле уже давно имеет место быть нестохастический [4] и вполне закономерный эффект от работы в радиоактивной местности?.. Стохастический там был эффект или нестохастический, однако Виталий, не скрываясь, радостно встрепенулся, когда парень с привычной многозначительной интонацией произнес:

– Я от Семена Петровича! Он вам должен был звонить… насчет сломанной ключицы, помните?

Виталий не помнил, совсем не помнил, хоть убей! Однако Сема вообще отличался патологической рассеянностью: сколько раз он присылал к Виталию своих «человечков», а через месяц вдруг спохватывался, словно с печки упавши, и начинал трезвонить: «Слушай, к тебе там должен подойти мой человечек, ты его погляди, сделай божескую милость!» Видимо, и этот парень был таким же «человечком», узнать о приходе которого Виталию только еще предстояло. Иногда, когда на него нападала вредность, он мог помариновать такого посетителя в ожидании, а то и вовсе завернуть. Но только не сегодня, когда парень явился как ответ небес на тихие мольбы Виталика о спасении от раскованной Анюты! И он закричал:

– Звонил, конечно, Семен мне звонил насчет вашей ключицы! – так радостно, словно этот незнакомец был директором банка, где Виталик держал свои сбережения, и пообещал повысить с нового года процент лично ему.

Анюта обреченно вздохнула и поднялась с топчана:

– Ладно, Виталик, я попозже зайду. Мне еще надо посмотреть снимки Маркушева и Кривцова.

– Если я их найду, – ответил Виталий, мечтая, чтобы до Анюты дошел скрытый в его ответе подтекст, но, похоже, он скрыл его слишком глубоко… И неведомо почему он вдруг подумал, что Анюта, выйдя отсюда, опрометью кинется в ординаторскую и примется с лихорадочной скоростью натягивать на себя теплые колготки, штанишки, толстые носки, маечку с рукавами, свитер, надевать что-то еще столь же весомо-шерстяное, только бы согреться, согреться, согреться…

«Может, ей будет лень снова все это снимать?» – подумал Виталий с надеждой.

Обернулся к посетителю, который с непроницаемым видом наблюдал эту маленькую жанровую сценку:

– Ну, в чем дело? Раздевайтесь до пояса. Майку можете оставить, прохладно у нас; цепочку, если есть, снимите.

– Да, у вас тут и в самом деле прохладно, – кивнул парень. – Поэтому я пока погожу раздеваться, а сначала покажу вам кое-что.

И он достал из сумки, висевшей через плечо, пластиковую папку.

– Что это у вас? – спросил Виталий. – Прежние снимки вашей ключицы? Да зачем они? Главное, как она сейчас себя чувствует.

– Нет, прошу вас, посмотрите, пожалуйста, – вежливо, но чрезвычайно настойчиво попросил парень, и Виталий, пожав плечами, раскрыл папку, освещенную мертвым светом неугасимого негатоскопа. [5]

Увидал верхний снимок – и резко захлопнул папку.

Это был отнюдь не рентгеновский снимок. Это была фотография, взглянув на которую Виталий мгновенно понял, что этот парень явился вовсе не от Семена.

Бог ты мой… Неужели она все еще не поняла, что ничего у нее не получится?!

– Кто вас прислал? – спросил он раздраженно. – Говорите быстро, ну!

– Да вы, наверное, и сами понимаете, кто меня прислал, – угрюмо ответил парень. – И сразу вам скажу: вам же будет лучше, если вы все эти материалы прочтете. Или хотя бы просмотрите выделенные места. Предупреждаю: пока вы все это не сделаете, я отсюда не уйду. И меры к вам буду применять самые неожиданные. Вплоть до принуждения.

С этими словами он щелкнул кнопкой английского замка на двери, а сам уселся в кресло рядом со столом Виталия и положил себе на колени… пистолет.

Он был какой-то длинноствольный… а впрочем, в оружии Виталий не разбирался. При виде пистолета у него что-то холодно защекотало на пояснице. И дыхание захватило от догадки: «А ведь это не она его прислала! Где ей раздобыть такого киллера – а у парня и в самом деле взгляд профессионального киллера как раз перед контрольным выстрелом!»

Не то чтобы он заглядывал в глаза многим киллерам накануне этого самого выстрела, но в жизни все-таки повидал немало чего. И очень четко понимал, когда надо морально и физически попятиться. Поскольку в данную минуту он сидел, попятиться физически не мог никак. Зато морально это сделал с превеликой готовностью:

– Ладно. Я прочту. Давайте вашу папку.

Да уж, знал бы он, что его ждет, когда выпроваживал Анюту… Дурак! В ней было его спасение!

А впрочем, в ней было не спасение, а только отсрочка приговора. Разве ты не ощущал в глубине души, уже после первого разговора с ней, – разве не ощущал, что добром дело не кончится, что если она уже ступила на скользкую дорожку, то скоро с нее не сойдет? Вообще не сойдет? С ее-то несусветным упрямством и безумными принципами? Он уже один раз стал жертвой этих принципов – так что же, сейчас ждал от нее пощады?

Снова открыл папку. Виталий уже был готов к тому, что увидит, однако все равно так резанул этот снимок! Тем самым по тому самому. Он ведь уже и забыл, что Иннокентий был раньше вот таким. Беззаботным, с широкой улыбкой, с этим смешливым взглядом чуть исподлобья. Впрочем, теперь он улыбался не менее широко, но это была совсем другая улыбка. Кто и когда видел искренность в улыбке публичного политика, недавно избранного мэра Нижнего Новгорода? А впрочем, с того времени, как была сделана эта фотография, прошло тринадцать лет. Конечно, Иннокентий изменился. И тот человек, который стоял рядом с ним, тоже изменился. Это Виталий точно знал, потому что видел его каждый день. И даже не один раз в день!

В зеркале видел. Ну да, рядом с Иннокентием стоял его лучший друг – Виталик Привалов.

Он отложил фотографию и принялся перебирать бумаги, лежащие под ней. Там было не меньше тридцати листочков: что-то переснято на ксероксе, что-то отпечатано на компьютере: видимо, качали из Интернета. Часто мелькали фотографии Иннокентия: выступает где-то, общается с какими-то тетками – типичные сормовские жительницы по виду… Да ведь он и сам был родом из Красного Сормова, потомственный пролетарий, выбившийся в люди! Вот он с представителем президента – не зря, значит, плевались его соперники на выборах: Коренев – ставленник партии власти! Еще про него говорили, что в дружках у него ходят «криминалы» – пожалуйста, рядом с ним на другом фото Данила Гордеевский. На этом мужике пробы ставить негде. А вид такой, словно они кореша – не разлей вода. О, да это заметочка из черного пиара предвыборных соперников Иннокентия. Забавный текст: