Прекрасна и очень опасна - Арсеньева Елена. Страница 36
Получалось что? Получалось, что на Покровке (а это, совершенно точно, произошло именно там и именно в ту минуту, когда она подходила к ДК Свердлова, не зря ей так плохо стало, будто этим запахом ее по голове шарахнуло!) к Майе сзади подошел какой-то неведомый человек и нарочно облил ее шубу полынным маслом.
В жизни не слышала большей чуши, попыталась успокоить сама себя Майя. Во-первых, что это за полынное масло такое и с чем его едят, а во-вторых, просто невозможно себе представить, чтобы человек в здравом уме и твердой памяти подошел и нарочно намазал этим маслом другого человека!
Тем более так точно угодил именно в Майю, у которой даже при слове «полынь» начинаются спазмы и кашель.
Единственное объяснение, что это произошло случайно. И в самом деле, шел человек, держа в руке флакончик с полынным маслом, и нечаянно – например, споткнувшись или поскользнувшись – взял да и разлил его, ну а то, что масло попало на шубу Майи, – просто несчастное совпадение.
Тьфу, бред! Да ведь нет на свете никакого полынного масла! Нет его!
Но теперь она уже не могла успокоиться. Соскочила с кровати, отыскала среди книг «Энциклопедию русского знахаря» и на букву П нашла слово «Полынь».
Причем не просто «Полынь», а «Полынь горькая»!
«Полынь горькая применялась в народной медицине от лихорадки, от боли в пояснице; при этом продолжительно употреблять ее избегали, ибо знали, что она производит нервное расстройство…»
«Ага! – сердито хмыкнула Майя. – Вот именно! Да у меня даже чтение статьи о ней производит «нервное расстройство»!»
Ну, что там дальше?
«Знахари советовали толочь свежую полынь и, выжав сок, пить по стакану натощак от лихорадки; настоянную на теплой воде – от раздутия живота. Ею также лечили желтуху.
Свежими листьями врачевали опухоли; сушеные листья запасали для водочной настойки, которая употреблялась как средство, способствующее пищеварению. Листья сначала обмывали, обдавали кипятком, отжимали и затем уже заливали водкой. Настойка получалась изумрудного цвета.
Листья и семена полыни, истертые в порошок и смешанные с медом, давали детям натощак от глистов; ваннами лечили золотуху; заваривали, как чай, и пили при флюсе, который быстро проходил.
Можно пользоваться и маслом из семян…»
Ага! Вот оно!
«…маслом из семян (чайную ложку толченых семян настаивают на 4 чайных ложках прованского масла). Принимают масло по 1–2 капли (на сахар) 3 раза в день. Таким маслом пользуются также при одышке и обмороке».
Майя передернулась. Тут в книге явная ошибка! Надо было написать: «Таким маслом пользуются, чтобы вызвать одышку и обморок!»
Однако масло, значит, все-таки существует…
Ну и существует, ну и что?
Закончив читать и прочихавшись (закономерная реакция!), Майя затолкала справочник на самую дальнюю полку.
Вернулся Олег и сообщил, что шуба будет готова через неделю. Это Майю огорчило мало: ее гардероб был битком набит одеждой, да и вешалки для шуб не пустовали. На них ждали своей очереди, словно одалиски внимания султана, две песцовые шубки, две норковые из пластин да еще норковый жакет из хвостиков, дубленок было три, а также имелись каракулевый свингер и полушубок из красного волка и, кроме этого, очень красивое зимнее пальто – зеленое, с огромной рыжей лисой на воротнике… Даже если тот песец не отчистится, с ним легко можно будет расстаться. И Майя решила забыть об этом дурацком случае.
Это оказалось легче сказать, чем сделать. Потому что через два дня, то есть вчера, призрак полыни снова ворвался в ее жизнь – чтобы окончательно исковеркать ее.
В тот вечер она вернулась в кабинет после выступления – и чуть не потеряла сознание от стойкого, горького полынного духа.
Майя мгновенно поняла, что это что-то психическое. Откуда могла попасть в кабинет полынь, если от двери не отходил охранник?
Типичный полынный глюк. Типа навязчивой идеи. Кстати, аллергиков-психов довольно много: тех, кто чует несуществующие аллергены. Где-то Майя читала, что есть мужик, у которого аллергия на лунную пыль. Ей-богу!!! Не слабо, верно? То есть не на самую пыль, конечно, ибо таковой не существует в природе, а на это словосочетание. У него лунный глюк, а у нее, у Майи, – полынный. Suum cuique, как говорили древние римляне. Каждому свое!
Она заставила охранника открыть форточку и как следует проветрить кабинет. После этого ей стало чуть легче, но ненадолго.
К счастью, в этот вечер выступать больше не было надобности. Майя оставила закрывать клуб дежурного администратора и уехала домой гораздо раньше, чем обычно.
На морозе полынный глюк живенько улетучился.
– Может, пешком пойдем? – предложил Олег, радуясь тому, что она оживает на глазах. – Подышишь как следует.
– Христос с тобой! – ужаснулась она. – Морозяка вон какой. Да меня к утру ангина скрутит. К тому же наша машина за нами сама не поедет, не умеет ездить одна, ей нужен водила. А здесь ее оставлять опасно.
Майя села за руль своего алого «Пежо» очень осторожно, принюхиваясь, но тут все было в порядке. Глюк в автомобиле не воскрес. И до дому она доехала в робкой надежде, что нынче обойдется без серьезного припадка.
Напрасно надеялась!
Стоило войти в квартиру, как ее снова скрутило. И начался ночной кошмар, который до сих пор не прошел.
Безумная, мучительная ночь!
– Кто там звонил? – прохрипела Майя. – Насчет банкета? Слушай, Олег, свяжись с Анатолием, пусть сообщит заказчикам, что я заболела, и предложит на замену или Люду Соколову, или Иру Вязину. Лучше бы Людмилу, конечно, пусть так и скажет. Правда, она почти наверняка уже занята где-нибудь, поздно уже… Ну, Ирка тоже хорошо поет. А если заказчик начнет выпендриваться, пусть Толя его умаслит. Все-таки он замдиректора, надо и самому приучаться работать, нечего все время за моей спиной прятаться. В крайнем случае вернем деньги, ничего страшного.
Тирада была слишком длинная, кашель начался снова. Из-за этого Майя, уткнувшаяся в подушку, почти не слышала разговора мужа с Анатолием, но наконец Олег вернулся и сообщил, что приказ передан, зам поклялся все сделать как надо.
Майя осторожно отстранилась от подушки:
– Олежек, а кто там звонил?
– В смысле? – удивился он. – Это я звонил Анатолию… А, понял, раньше? Это был какой-то Виталий Привалов. Хотел тебя с Новым годом поздравить, передавал большой привет. Сказал, что еще перезвонит. А он кто?
– Кто? Старинный знакомый. Друг детства, можно сказать. Мы с ним когда-то жили в одном доме, учились в одной школе и ходили в один кружок в Доме пионеров. Сто лет его не видела. И он сто лет не звонил. Чего это вдруг вспомнил?
Майя надеялась, что голос ее звучит спокойно. Виталик Привалов, конечно, друг детства, но, кроме этого, он еще и…
Телефон зазвенел.
– Алло? – взял трубку Олег. – А, да, здравствуйте еще раз. Одну минуточку.
Зажав трубку ладонью, повернулся к Майе:
– А вот как раз и опять он, Привалов. Будешь говорить?
Майя хотела было сказать «нет», но отчаянно махнула рукой и потянулась к трубке. Виталик был прилипчив, как пиявка, это она по старым временам помнила. Жуткая зануда! Если он наметил себе поздравить Майю с Новым годом, то будет звонить днем и ночью, пока не исполнит намеченного. Что это его разобрало, интересно, с какой печки он упал, что вспомнил старинную подружку?
Махнула Олегу, чтобы закрыл форточку, села поудобнее.
– Алло, – тихо проговорила, прижимая губы к трубке, там, где еще сохранилось тепло от губ Олега.
Он увидел это, покраснел… Он еще не привык к откровенности ее любви, он еще смущался иногда, и в эти минуты Майя любила его с такой силой, что вся прошлая жизнь казалась ей лишь подготовкой, сердечной тренировкой к этой безумной, самоотверженной, ошалелой любви.
Странно, если вспомнить, у нее не было первой любви, то есть такой, какая она должна быть, в школьной юности. Так уж сложилась жизнь, что в ту пору ей было не до влюбленности… Она впервые полюбила, когда ей было двадцать. Это была настоящая страсть, да, от нее невозможно отречься, хоть все это уже в далеком прошлом. Но то, что Майя чувствовала к Олегу… это была именно первая любовь – запоздалая, шальная, отчаянная, полная страхов и сомнений. Она владела им, она принадлежала ему, она была его женой – и каждое мгновение боялась потерять его.