Прекрасная славянка (Анна Ярославовна и король Генрих I Французский) - Арсеньева Елена. Страница 4

С одной из трех башен королевского замка в Париже открывался вид на весь город. Внизу протекала Сена. По ее зеленоватой воде плыли челны торговцев и рыбаков. Вдали возвышалась гора Мучеников… На низком правом берегу располагались предместья, доходившие до развалин аббатства св. Мартина. Ниже стояли водяные мельницы. Древняя римская дорога, продолжавшая улицу Св. Мартина, уходила далеко на юг, мимо руин на холме св. Женевьевы, заросших плющом…

Жизнь королевы Анны проходила в основном в заботах о детях. Король Генрих частенько отсутствовал: безопасность королевства требовала неусыпного внимания. На границе с Нормандией было неспокойно… Возводили новые замки и оборонительные укрепления, а старые починяли. По весне то там, то здесь вспыхивали стычки, а то и начинались военные действия.

Это, конечно, были чисто мужские игры, но, когда Генрих возвращался в Париж, он почти не расставался с женой и с охотой прислушивался к ее советам. Бесспорно, что король любил Анну. Он считал, что Господь достойно вознаградил его за долгие годы ожидания.

Но любила ли его Анна? А кого ей было еще любить, как не мужа, своего господина и отца ее детей? То чувство, которое составляло основу жизни ее сестры Елизаветы: пылкая страсть к своему избраннику, Гаральду Гардраду, – было ей неведомо. Ведь сестра выходила замуж по горячей любви и собственному выбору – Анна же по воле отца, из сугубо государственных соображений. Она была женой, матерью, государыней – и такая жизнь доставляла ей немалое удовольствие. Ведь она была дочерью не кого-нибудь, а Ярослава Мудрого! Давая советы мужу, она как бы наравне с Генрихом участвовала в управлении государством. То, что это отнюдь не выдумка, подтверждается не только тем, что на многих хартиях Генриха I стоят приписки: «С согласия супруги моей Анны», «В присутствии королевы Анны» и т.д. Не будь она такой, какой была, вряд ли слух о ее уме и удивительной образованности пронесся бы по Европе, вряд ли папа римский Николай II писал бы ей в 1059 году: «Слух о ваших добродетелях, восхитительная дева, дошел до наших ушей, и с великой радостью слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве свои королевские обязанности с похвальным усердием и замечательным умом».

Прежде всего, конечно, папу римского приводило в восхищение то, что Анна была очень благочестива и славилась благотворительностью.

Анна не все время проводила в Париже. Иногда, если в государстве было спокойно, король и двор объезжали владения. Кавалькада, обоз растягивались по дороге, как длинная змея. В каждом из королевских замков были сосредоточены запасы продовольствия как раз для таких случаев. А в это время пополнялись запасы в парижском замке. Путешествие тянулось от весны до осени. Король и королева разбирали тяжбы,

проверяли отчеты прево [7], посещали монастыри, куда непременно жертвовали драгоценные сосуды или дарили целые селения.

Вот так однажды, путешествуя по своим землям, Генрих и Анна приехали в Санлис.

Генрих благоволил к этому городу и его жителям: ведь именно здесь некогда была предложена корона Франции предку его, Гуго Капету. Санлис был хорошо укрепленный городок, с пятью высокими крепостными башнями, стоявший чуть в стороне от проезжей дороги, в дубовом лесу. Некогда здесь были римские владения, и с тех времен еще сохранились руины храмов и арены. Впрочем, кажется, этим следам античности недолго оставалось радовать глаз, потому что их камни и мраморные плиты использовали для строительства нового королевского замка и монастырей.

Именно здесь, в Санлисе, с благословения королевы, на ее пожертвования и даже при ее участии (она вложила в основание камень, как некогда поступал ее отец) был построен женский монастырь св. Винсента – построен на том месте, где раньше стояла старая, развалившаяся часовенка св. Винсента Сарагосского. Монастырь стал внушительным сооружением, которое строилось больше десяти лет, а перед входом в него была установлена статуя его основательницы [8].

И говорят, что именно здесь пред благочестивые очи королевы предстал, явившись из своего замка Крепи, один из самых могущественных феодалов Франции – Рауль, граф де Крепи де Валуа, де Вексен, д’Амьен, де Бар-сюр-Об, де Витри, де Перони и де Мондидье. Владения графа были настолько обширны и богаты, что он мог позволить себе вести жизнь, независимую от королевских милостей. Вообще это был редкостный гордец и нахал. Да оно бы полбеды! Рауль славился и смелостью, и жестокосердием. Немало пролил крови, подавляя малейшее возмущение пейзан [9] в своих землях. А однажды разграбил и сжег почти дотла город Верден лишь потому, что епископ Верденский не заплатил ему как сеньору положенной дани в двадцать ливров.

Этот обворожительный внешне, но душевно скорее отталкивающий, чем привлекательный человек разглядывал королеву отнюдь не с почтением, а оценивающе. Интересно, какие ее качества он оценивал? Уж, наверное, не тонкий ум, не благочестие и доброе сердце. Гораздо больше Рауля взволновала стройность стана королевы Анны, нежность и испуг, которые он безошибочно прочел в глазах этой женщины, родившей троих детей, но не ставшей более опытной в любовных делах, ибо она знала всего лишь одного мужчину – своего мужа, а Генриха нельзя было назвать галантным, утонченным кавалером. А вот Рауля можно было назвать не только так. Покинутые им дамы честили его заядлым сердцеедом, который сам сердца начисто лишен, жестоким распутником, безжалостным насмешником… и лучшим любовником из всех, которые только жили в то время во Франции.

Конечно, королева и граф виделись и раньше. Рауль приезжал в Реймс, на коронацию Анны. Бывал и в Париже. Отношения их по-прежнему были абсолютно благопристойны внешне, однако Санлис отчего-то сделался любимым местом отдыха Анны. И всякий раз, когда она, одна или с мужем, приезжала в Санлис, там непременно оказывался граф де Крепи. Он словно бы угадал, что благочестивая жизнь наскучила королеве, и непременно привозил с собой всякий раз жонглеров и трубадуров – чтобы потешить слух Анны не только унылыми рассказами о жизни святых, но и нежными, пылкими историями любви. Особенно нужны были ей эти развлечения, чтобы утешиться после смерти младшего сына, Робера.

А Генриху некогда было и горевать самому, и утешать жену. Франция того времени была замком, построенным на песке. Никак нельзя было точно угадать, кто тебе больший враг: кесарь ли германский, который жаждет оттягать у тебя Лотарингию, или какой-нибудь барон, желающий выйти из-под королевской власти и не платить подати в казну. Особенно тяжелым положение Генриха стало после того, как он поссорился с Вильгельмом, сыном герцога нормандского Робера-Дьявола. Когда герцог отправился паломником в Иерусалим (где и умер), Генрих стал опекуном Вильгельма. Однако спустя годы отношения между ними настолько испортились, что король принял сторону врагов Вильгельма, поддержал восстание его вассалов. Произошла битва при Сент-Обен, где в засаду, устроенную Вильгельмом, попал – и полег там весь цвет французского рыцарства. Сам Генрих едва избежал смерти.

Честно говоря, все стычки с Вильгельмом были обречены на поражение. Но ведь Генрих не мог знать, что связался с одним из величайших воинов Европы, которого впоследствии назовут Вильгельмом Завоевателем и который после знаменитой битвы при Гастингсе покорит Англию, став ее королем.

Так или иначе, после сражения при Сент-Обен Генрих забеспокоился за судьбу своей короны. Он начал подозревать в Вильгельме лютого волка, который ни перед чем не остановится. И решил закрепить права своего потомства на французский престол. Поэтому 23 мая 1059 года в Реймсе прошла коронация наследного принца Филиппа, которому едва исполнилось семь лет. Вел церемонию архиепископ Реймский Жерве, а почтили ее своим присутствием два папских легата: Гуго, епископ Безансонский, и Эрманфруа, епископ Сиона (святой град в эту пору вновь находился под властью сарацин, и только звание епископа напоминало о мечтах Рима вновь завладеть Иерусалимом и Гробом Господним).