Разбитое сердце июля - Арсеньева Елена. Страница 20

И опять же – не только в этом дело! Алене сделалось не по себе, еще когда она подходила к коттеджу. Несколько метров пришлось пройти по неосвещенной дорожке, и десяток последних шагов в ней словно бы что-то надломили. Ей вдруг стало неприятно, что белое (да-да, скорее белое, чем черное!) платье издалека видно в ночи, обеспокоило, что ни одно из окон коттеджа не освещено, а значит, соседа нет дома. Вряд ли он завалился спать в десять вечера, скорее всего, тусуется в столовой вместе с прочими избранниками судьбы, вернее Холстина. Сейчас она охотно простила бы ему некоторые моральные издержки (тем паче что и сама была не без греха): соседство любого человека, тем паче – работника милиции, избавило бы ее от многих страхов. Очень не вовремя вспомнились также слова Галины Ивановны о каком-то человеке, который что-то пытается найти в ее комнате. Что? Кто? Неведомо…

А вдруг он повторит попытку нынче ночью?!

Очень захотелось запереть дверь коттеджа изнутри на французскую магнитную защелку, но тогда ее сосед не сможет войти, ему придется стучать, и этим он нагонит на Алену еще больше страха, ведь она его не знает, в лицо не видела, единственная известная ей примета неведомого мента – что у него длинные (не меньше сорок четвертого размера) и очень узкие ступни, но он ведь не Золушка, а она, Алена Дмитриева, далеко не принц, чтобы узнавать его по такой примете, как размер ноги… Наверное, соседу придется предъявлять свое служебное удостоверение, чтобы напуганная писательница решилась впустить его в коттедж, – и можно представить себе, сколько словесных инвектив в ее адрес будет отпущено оскорбленным, возмущенным и, конечно, нетрезвым соседом. Небось сормовско-автозаводские словесные «изыски» Ленки, Нади и «мечты парижан» их подружки, оставшейся безымянной, покажутся просто детским лепетом по сравнению со словоизвержением разъяренного мента! Конечно, если бы Алена Дмитриева была фольклористкой и составляла словарь современного русского непечатного языка, общение с ним пошло бы ей на пользу, но она была всего лишь рафинированной дамской писательницей, изнеженной барынькой, страшно далекой от народа. А потому она решилась наступить на горло собственным страхам и не блокировать входную дверь, ограничиться запиранием двери в свою комнату. Сейчас Алена ужасно жалела об этом, но выйти из номера в холл было уже свыше ее сил. Один Господь Бог знает, что там шуршит сейчас около крыльца, и не ворвется ли оно, неведомое шуршащее нечто, в коттедж, почуяв близкий запах человека…

быстро, словно некий экзорцизм против нечисти, пробормотала Алена из Эдгара Алана По, который сегодня что-то привязался к ней, хотя и не принадлежал к числу ее литературных любимчиков. Но очень уж оказался к случаю!

Гость – и больше ничего… А какой, кстати, гость имеется в виду? Заскучавший по ней Вадим? Или вернувшийся сосед? Но его гостем не назовешь, он ведь тут живет. Или…

Громко, дробно застучало в этот миг по крыше, и Алена даже за горло схватилась, чтобы подавить вопль ужаса. Умом человека, привыкшего мыслить логически (все-таки писание детективов требует развития этого свойства, даже если оно и не было даровано от рождения, и в шахматы играть ей никогда не научиться, Алена вообще не способна понять, зачем существует эта игра и почему вокруг нее устраивают столько шуму!), она понимала, что вовсе не призрак Толикова мечется вокруг коттеджа, пытаясь зачем-то – зачем? – проникнуть в свой бывший номер. Кстати, по-английски «призрак» – именно ghost, почти что «гость» по-русски… Какое зловещее совпадение! И все же нет, не призрак, а просто ветер, обыкновенный ветер, усилившийся к ночи, как это и водится у ветров, перебирает ветви развесистого дуба, усыпанные мелкими зелеными желудями, и именно они, срываясь с дерева градом, так громко, так гулко, так пугающе стучат по импортной черепичной кровле.

забормотала она вторую часть своего экзорцизма, но он, такое ощущение, обладал прямо противоположным свойством и не отгонял, а призывал призраков, потому что Алене стало еще страшнее.

Включить разве что телевизор? Пусть поорут какие-нибудь безголосые уроды… а может, повезет наткнуться на любимых «Би-2» или, к примеру, «Зверей» – совсем не уродов и категорически не безголосых.

Нет, нельзя. Тогда не услышишь, как отодвинется вдруг шторка на окне и оттуда бесшумно, вкрадчиво…

Что?! Ну что ты на себя нагоняешь?!

Ничего. Но Алена вдруг протянула руку и выключила настольную лампу. Хватит демонстрировать всем этим, которые шуршат, шелестят, снуют там, под окнами, свой сжавшийся от страха силуэт!

Экран компьютера засветился в полной темноте особенно ярко. В его свете было нечто укоряющее, но Алена уже не могла справиться с собой. Ей стало невыносимо сидеть в комнате, и даже охранительная французская система не могла защитить от страхов. Нет, здесь работать невозможно. Конец, конец дурацким планам, ранним утром она уедет из «Юбилейного». Инна – хороший адвокат, она что-нибудь придумает, как вытянуть из турфирмы и пансионата хотя бы часть бездарно потраченных подругой денег. Решено, чуть только рассветет – домой, в Нижний, на улицу Ижорскую! Конечно, ее квартира тоже полна призраков, но там призраки любовные, а не…

Господи, спаси и помилуй, что это за промельк мертвенного света на шторе? Кто-то стоит под окном, подсвечивая себе фонариком мобильного телефона? Кто? Может быть, Вадим все же решил возобновить прерванный дневной флирт? Ну, кто бы ни был, это явно человек реальный, а не призрак. Призракам-то фонарики не нужны, они должны хорошо видеть в темноте. Но, кажется, разлагающиеся тела мертвецов фосфоресцируют и испускают в темноте именно такое вот мертвенное свечение…

Боже!!! Кто это торопливо и почти бесшумно, словно не касаясь земли, пробежал под окном?! Кто проскрипел по стеклу? Чем? Ногтями?!

Алена где-то читала, будто у мертвецов растут волосы и ногти. Тела разлагаются, гниют, а волосы и ногти растут, и можно представить, как скрипят стекла под такими ногтями…

Совершенно так же, как только что и проскрипело твое!

Ей почудился шепот? Или… или не почудился?!

С коротким вскриком Алена вылетела из комнаты, даже не выключив ноутбук. Последним усилием сознания она еще успела понять, что нужно выдернуть магнитный ключ из скважины и взять с собой, потому что иначе она никогда не войдет в эту комнату.

Захлопнула за собой дверь, ударила по выключателю в коридорчике и замерла, трясущаяся, оглядывая равнодушные белые стены.

Господи, зачем она сюда приехала?!

Известно зачем. Лечить разбитое сердце! Но неужели не ясно, что раны, нанесенные Игорем, ничем не вылечит, ничем и никогда… nevermore, как выразился все тот же Эдгар Алан По по, извините за тавтологию, аналогичному поводу. Лучше вообще забыть о существовании такого органа, как сердце, жить только головой.

Да разве у Алены Дмитриевой есть голова? Гадательно…

Ну что теперь делать, что?! Выйти в общий холл и устроиться ночевать на диванчике? Нет, там же всего только одна дверь будет отделять ее от жуткой ночи. Лечь спать на голом полу, при ярком свете, прямо в этом коридорчике? И слушать, как в номере, совсем близко, ворвавшиеся (сквозь стены, судя по всему, а как же еще?) призраки начнут торжествующе…