Твой враг во тьме - Арсеньева Елена. Страница 6
– А кто же все-таки первый?
– Ну, что за вопрос… – разочарованно протянул шеф-директор. – Если уж второй – супер, то первый должен быть супер-пупер!
– Не понял – это что, комплимент? – глуховатым голосом сказал человек, как раз вошедший в кабинет, и Самурай увидел своего «ведущего».
– Конечно, комплимент! Мне ведь дорога жизнь, сами понимаете! – сверкнул голливудской улыбкой шеф-директор, и Самурай задумался: а успел ли «первый» уловить эту мгновенную заминку, которую допустил шеф? Похоже, ему слегка не по себе…
Да и Самураю тоже, если честно. Ведь перед ним стоял… человек-легенда! С его именем было связано столько громких дел, что в это даже как-то слабо верилось. И тут у Самурая погасли последние вспышки недовольства. Работать в связке с таким человеком – это честь. Все равно как курсанту из летного училища поручкаться с Гагариным, ей-богу! В каждой профессии есть свои корифеи. Рядом с Самураем стоял как раз такой корифей и, что характерно, смотрел на своего более молодого напарника без всякой заносчивости, открыто и дружелюбно.
– Вы знакомы, господа? – спросил шеф-директор, вновь овладевая ситуацией, и двое «творцов истории» подали друг другу руки.
– Македонский.
– Самурай.
– Дети, давайте жить дружно! – усмехнулся шеф-директор, который изо всех сил пытался выглядеть естественно, но почему-то в компании этих двух великих убийц невольно ощущал себя потенциальной жертвой.
Они переглянулись и улыбнулись одинаковыми, мгновенно погасшими улыбками: так снайпер, сидя в засаде, боится выдать свое присутствие даже короткой вспышкой сигареты.
Они и в самом деле были чем-то похожи: оба ниже среднего роста, юношески худощавые, с жесткими, смуглыми лицами. У обоих были очень светлые, какие-то серо-белые глаза с привычным прищуром. Они не просто смотрели – они метали резкие, короткие взгляды… И даже светлые мягкие волосы, зачесанные со лба, лежали одинаково небрежно. Они были похожи, как братья!
О да, они станут друзьями, они станут братьями, а то и ближе… они станут как бы одним существом – до той секунды, пока не прозвучит контрольный выстрел. А потом… Возможно, вместе с последними инструкциями кто-то из них получит приказ о ликвидации напарника. Ну что же – такова жизнь!
Дмитрий. Февраль, 1999
…А теперь эта женщина вечно себя корить будет. Всю жизнь будет мучиться, почему не подняла тревогу чуть раньше… Почему сразу не додумалась обратиться в службу спасения, ну, в милицию, наконец, а не к сыну? Может быть, тогда… А сама небось все те два часа после ухода мужа в гараж, пока не подняла тревогу, ругала себя за глупую мнительность и отдергивала руку, которая так и тянулась к телефону – позвонить, позвать на помощь… Нет, ну в самом деле: что может человек два часа делать в гараже? Туда ходу десять минут, обратно столько же. Открыть-закрыть, спуститься в подвал, набрать картошки – еще полчаса, и то много. Машины в гараже нет, пустой он, только продукты в подвале. Ну что там делать человеку?!
Она вспоминала, что муж всю ночь беспокойно ворочался. Может, сердце прихватило, но решил не тревожить жену? Она вчера подвернула ногу да так ударилась коленкой, что еле до дому дошла, и вечером никак не могла заснуть от боли. Муж пожалел ее, не сказал ничего, а там, в гараже, в подвальной духоте, сердце и взяло…
Наконец она не выдержала и позвонила сыну. Тот сначала отнекивался: да что ты зря шум поднимаешь, отец вот-вот вернется, а мне не до этого – ко мне ребята зашли пивка попить! Потом сдался и вместе с этими самыми ребятами пошел в гараж…
Кто-то тронул Дмитрия за плечо. Андрей, неловко прижимая к боку видеокамеру искалеченной правой рукой, левой протягивал ему термос:
– Передохни, смена.
Неужели он уже сорок минут машет лопатой? А все как будто стоит на том же самом месте. Этот песок со всех сторон так и лезет. Зыбун, настоящий зыбун.
Дмитрий выскочил из ямы, передав лопату Сереге Молодцу, который, зачем-то поплевав на верхонки, сразу заработал как бульдозер, шестьдесят взмахов в минуту. Серега – он такой заводной. Одно слово – молодец.
Вышли на воздух. Низкорослый бледный парень нервно курил в сторонке. Увидев появившихся из гаража спасателей, бросился к ним:
– Нашли? Он?..
– Пока нет. Песок, – отозвался Дмитрий, отхлебывая кофе с молоком.
– Песок… – Парень вроде бы еще больше побледнел, похлопал себя по карманам: – Закурить хотите?
– Мы не курим, спасибо, – мягко отозвался Андрей.
Парень помрачнел, отвернулся. Обиделся, наверное. А ведь его никто не хотел обидеть. В самом деле – спасатели не курят. Не до курева, знаете ли, когда висишь, к примеру, на страховке вниз головой, еле втиснувшись в щель, будто ящерица какая-нибудь, и, обливаясь потом, натужно хрипя через респиратор, пытаешься по миллиметру разрушить бетонную плиту, под которой лежит еще живой человек. Вот именно – еще… Тут надо о нем думать, а не о той затяжке вожделенной, которая бы в тебя жизнь и силы вдохнула. Ни от чего нельзя в такие минуты зависеть, только на себя надежда – и на тех, кто наверху.
А этому парню – Шурка его зовут, кажется? – ему сейчас всякое лыко в строку. Тоже, как и мать, будет этот день вспоминать всю жизнь и гадать: а что было бы, если бы пришел сюда один, вдобавок – трезвый? Если бы не взял с собой двух этих прилипал, которых после вчерашнего-то бодуна с двух кружек пива развезло, как весеннюю грязь.
И ведь, главное, что-то неладное показалось ему сразу, с первого взгляда! Вроде был как-то перекошен пол. И отца почему-то не видно, хотя гараж оказался закрыт изнутри: пришлось сбегать к соседу за монтировкой и ею орудовать. Ему бы подумать, удержать ребят… Но после яркого дневного света в гараже было особенно темно, и эти два паразита – пьяному ведь море по колено! – поперли вперед как танки, горланя:
– Игорь Иваныч! А Игорь Иваныч! Вы тут или вас нету?
И… ухнули куда-то вниз вместе с провалившейся бетонной плитой.
Шурка так и замер на пороге. Через мгновение снизу послышались крики и матюги, и приятели его один за другим выбрались из провала, выскочили из гаража как ошпаренные, потому что пол уходил все глубже и глубже, песок свистел со всех сторон, как выводок змей…
А может быть, за мгновение до того, как два алкаша обрушили своей тяжестью последнюю ненадежную опору, человек там, внизу, был еще жив? И если бы в гараж вошли не бездумные, беспечные придурки, а спасатели-профессионалы, Игоря Ивановича удалось бы вытащить… живого, а не труп? Теперь-то надежды нет, конечно. И хотя возле гаражей терпеливо ждет доктор, готовый в любую минуту… и всякое такое, каждому понятно: надежды нет.
– Ребята, примите тут, – высунулся из гаража Юра Разумихин.
Шурка встрепенулся, вытянулся, гася сигарету в кулаке… но из гаража передавали трехлитровые банки. Докопались, значит, до солений. Нелепо и даже дико выглядели яркие, целенькие, один к одному, огурчики и помидорчики в этих облепленных песком банках.
Заголосила без слов женщина, в окружении соседок сидевшая на досках поодаль. Шурка пошел к ней и замер, прижав кулаки к глазам…
– Подвал, говорят, был метров пять, – сказал Разумихин, аккуратно выстраивая в рядок банки и подставляя к ним новую: на сей раз с консервированными перцами. – Старались, работали.
– Получается, вырыл мужик сам себе могилу, – буркнул Андрей, приникая к видоискателю и зачем-то снимая банки.
– Нет, купил, – отозвался Разумихин. – Гараж они в прошлом году купили – за приличные, между прочим, деньги. Но ведь кто-то рыл же этот подвал, видел же, что там один сплошной песок! Неужели в голову не взошло…
– Да он еще и радовался небось, дурак, что легко копать, – вздохнул Дмитрий.
– Ничего себе дурак! – зло сказал Андрей, опуская камеру. – Ладно, кто копал, может, и дурак, а вот тот, кто позволил на зыбуне гаражный комплекс поставить, тот уже не дурак, а преступник.
– Ты что, родимый? – мрачно обернулся к нему Разумихин. – Кто теперь на это смотрит? Да и раньше-то не больно смотрели. Мещера вся на чем, по-твоему, зиждется, как не на песке? А здесь? Эти карточные домики… – Он обвел рукой бесконечные ряды серых блочных девятиэтажек, из которых, собственно, и состояла Гордеевка. – Вон единственное из всех приличное здание, а остальные…