Забытый император (Мария-Луиза – Наполеон) - Арсеньева Елена. Страница 4

Я пришлю вам портрет малыша, и вы увидите, как он похож на своего отца. Мальчик прекрасно себя чувствует и проводит целый день в саду. Интерес императора к сыну просто поразителен. Он носит его на руках, играет с ним и однажды, вызвавшись кормить его, отдался этому с таким рвением, что малыш занемог...»

Парадоксально, но при всем при том ненависть, которую Мария-Луиза питала к корсиканцу, не исчезла бесследно, помимо воли заставляя совершать те или иные поступки. В ней уживались два начала, по словам историков:

«Под воздействием одного она была любящей матерью и женой; под воздействием другого – злой феей. Эта двойственность приводила к тому, что она одновременно делала Наполеона счастливым и подталкивала к гибели; видела в нем нежного, любящего мужа и прекрасного отца, и одновременно он был для нее олицетворением духа Революции – революции, казнившей ее двоюродную тетку Марию-Антуанетту, замучившей до смерти дофина; он был демоном, который жестоко унизил ее «дорогого родителя», пленил папу римского, разорил Священную Римскую империю; из-за него, безжалостного завоевателя, ее родину усеяли могилы и огласил плач вдов и сирот».

Нежная, чувственная «злая фея» отвлекала Наполеона от дел, изнуряла его, ослабляла волю.

Александр Маан, хорошо изучивший все, что касалось Марии-Луизы, писал:

«Авторы мемуаров о том времени все сходятся на том, что Наполеон много месяцев после свадьбы не занимался государственными делами. Прежде неутомимый труженик, долгие часы проводивший за письменным столом, он ложился в десять часов и вставал в два часа ночи, чтобы вновь вернуться к своим досье и картам. После женитьбы привычки Наполеона коренным образом изменились; по утрам он долго оставался в постели и утратил свою феноменальную работоспособность. Как-то, находясь уже на о. Святой Елены, Наполеон попытался объяснить, чем была вызвана эта перемена в его образе жизни после женитьбы и почему он забросил государственные дела. Он оправдывал себя тем, что, вступив в новый брак с молодой женщиной из аристократической семьи, был вправе ненадолго забыться в ее объятиях, околдованный ее чарами. Но при этом он забывал, что был не простым смертным, а тюремщиком, державшим в неволе всю Европу, по меньшей мере половина которой затаилась и выжидала удобного момента, чтобы разорвать цепи и вырваться на свободу. И малейшее расслабление могло стать для него роковым».

Так и случилось. Пока Наполеон позволял себе «забыться», от него откололась Испания, а Пруссия, Швеция и Австрия тайно вступили в союз с Россией .

Итак, император Франц мог быть доволен своей послушной дочерью.

А события на мировой арене разворачивались своим чередом, очень невыгодным для Наполеона.

Император на эту тему выразился так:

– Русский царь был оскорблен тем, что я женился на австрийской эрцгерцогине, и мы вступили в войну.

Отчасти так оно и было.

Европа вновь закипела. Австрийский император, предчувствуя поражение зятя, поспешил вступить в коалицию.

Узнав об этом, Наполеон обернулся к императрице и сказал:

– Ваш отец – болван!

Мария-Луиза не знала такого слова, но на всякий случай улыбнулась. Однако после завтрака обратилась к первому встречному придворному:

– Император, говоря о моем отце, употребил слово «болван». Не могли бы вы объяснить мне, что оно значит?

– Так, ваше величество, отзываются о мудром, авторитетном человеке и притом хорошем советчике, – пробормотал смущенный придворный, считавший, что с честью вышел из положения.

А на следующее утро Мария-Луиза председательствовала в Государственном совете. Завязался спор по какому-то незначительному вопросу. Чтобы восстановить порядок, императрица обратилась к великому канцлеру Камбасересу со словами:

– Господин Камбасерес, вам предоставляется честь привести нас к согласию по столь важному вопросу. Рассудите нас, так как вы первый болван Империи.

Реакция была настолько бурной, что императрице пришлось заглянуть в словарь.

Таким образом она узнала мнение императора о ее дорогом папочке и о том, что австрийский император отныне стал ее врагом.

Разумеется, это не могло ее обрадовать...

Минуло три года. Позади осталась война с Россией, которая, по сути, уничтожила Великую армию Наполеона. Войска союзников и в их составе – австрийские части приближались к Парижу. Отряды казаков подходили к Монтеро. Дела были совсем плохи, Наполеон решил взять командование военными действиями на себя.

Он призвал к себе брата, бывшего короля Испании Жозефа, недавно изгнанного оттуда, и приказал:

– Если я не вернусь из этого похода, позаботься об императрице и моем сыне. Если я одержу победу, то больше никогда не буду воевать. Война внушает мне отвращение. Все мои помыслы и дела будут направлены на благо моего народа...

Через несколько минут он вошел к императрице и сообщил:

– Дорогая, я отбываю в Витри-ле-Франсуа, чтобы остановить наступление противника. Теперь нам предстоит сражаться на французской земле.

– Когда же вы вернетесь? – прошептала Мария-Луиза, рыдая.

– Сие, дорогой друг, известно одному Богу! – невесело ответил Наполеон.

Поцеловав сына и крепко обняв жену, он поспешно вышел из комнаты.

Это была их последняя встреча...

Со своей армией, которая уменьшалась, как снег под солнцем, Наполеон отходил на юг, рискуя попасть в окружение и открыть путь на Париж.

Тогда он задумал следующий маневр: вновь повернуть на север, увлекая за собой врага и отводя его от столицы. Привыкнув делиться с женой всеми помыслами и замыслами, Наполеон отправил ей письмо, которое сыграло роковую роль в его дальнейшей судьбе:

«Друг мой, все последние дни я провел в седле. 20-го мы взяли Арси-сюр-Об, а в шесть часов вечера противник атаковал нас. Но в тот же день я выиграл сражение, а противная сторона потеряла 400 человек убитыми. Мы захватили два артиллерийских орудия и противник тоже – два. Итак, мы квиты. 21-го неприятельская армия перешла в наступление, чтобы обеспечить продвижение своих обозов по направлению к Бриену и к Бар-сюр-Об. Я принял решение идти к Марне, напасть на их коммуникации и отбросить неприятеля подальше от Парижа и Сен-Дизье. Прощай, друг мой. Поцелуй сына».

Даже не зашифровав письмо, Наполеон передал его с нарочным. А ведь обычно письма уходили тщательно зашифрованными...

«В тот день, – пишет Жюль Бертран, – Наполеон вел себя, как безумно влюбленный, которому необходимо посвятить обожаемую супругу в свои планы и тем самым как бы ощутить ее близость. Этот миг слабости, скорее всего, и погубил его».

Через несколько дней Мария-Луиза поинтересовалась у министра полиции герцога де Ровиго, есть ли какие-нибудь известия от императора.

– Нет, ваше величество, – ответил тот с поклоном.

– Вот как? – усмехнулась императрица. – Ну тогда я вам их сообщу. Я получила сегодня утром письмо.

– Но ведь курьера от его величества не было, – удивился герцог.

– Письмо от императора мне переслал маршал Блюхер, – пояснила Мария-Луиза. – Оно было найдено среди прочих писем у попавшего в плен курьера. Я с ужасом думаю о возможных последствиях. Император всегда зашифровывал свои письма, и они благополучно доходили до меня. И надо же, чтобы именно это, в котором император впервые сообщает мне о своих планах, оказалось незашифрованным и попало в руки неприятеля! Мне страшно, герцог...

Ей было чего опасаться. Письмо Наполеона, перехваченное союзниками, перевели Блюхеру, и он его прочел.

Теперь, зная тайные планы императора, союзникам достаточно было, изменив направление, двинуться на Париж, путь к которому был открыт. Гибель империи Наполеона была не за горами.

Теперь Наполеон понимал, что он обречен, готовился к самому худшему и спешно отдавал распоряжения на случай печального исхода дел... а такой исход был неминуем.

«...Императрица с сыном не должны находиться вдалеке от меня, ибо, как бы события ни развивались, дело кончится тем, что их насильно увезут в Вену, – писал Наполеон брату Жозефу. – Конечно, вероятней всего, это произойдет, если меня не будет в живых. О моем поражении (если таковое случится) или смерти вам станет известно раньше, чем министрам. Позаботьтесь отправить императрицу с Римским королем в Рамбуйе. А Сенату, Совету и всем войскам прикажите идти к берегам Луары. В Париже пусть останется префект, или верховный комиссар, или мэр... Но, главное, сделайте все, чтобы императрица и Римский король не попали в руки неприятеля. Уверяю вас, если это произойдет, Австрия будет удовлетворена и, отправив императрицу с ее очаровательным сыном в Вену, под предлогом ее счастья, заставит французов принять все условия, продиктованные Англией и Россией. Мы же заинтересованы как раз в противоположном, а именно: чтобы императрица и Римский король не оставались в Париже, поскольку их участь неотделима от участи Франции. Я не знаю ни одного случая в истории, чтобы монарх добровольно сдался на милость победителей, оставшись в незащищенном городе. Итак, если мне суждено остаться в живых, я сам за всем прослежу. Если же я умру, то мой царственный сын и императрица-регентша во имя чести Франции не должны позволить захватить себя. Пусть они удалятся в самый отдаленный захолустный городок в сопровождении горстки моих солдат... В противном случае скажут, что императрица добровольно оставила трон сына и, позволив увезти себя в Вену, развязала союзникам руки. Странно, что вы сами этого не поняли. Мне кажется, в Париже от страха все потеряли голову. Что касается меня, то я предпочел бы, чтобы мой сын был убит, чем воспитан в Вене как австрийский принц. Я высокого мнения об императрице и уверен, что и она тоже не желает этого. Хотя матери и вообще женщине трудно принять такое решение. Когда я смотрел в театре «Андромаху», я всегда жалел Астьянакса, оставшегося жить в своем доме, и считал, что ему лучше было бы не пережить своего отца».