Золотая клетка для маленькой птички (Шарлотта-Александра Федоровна и Николай I) - Арсеньева Елена. Страница 3

Ее утешало общение с мужем. Нежность его вполне вознаграждала и за разлуку с братом, который вскоре вернулся в Германию, и за страдания, которые причиняла беременность. Николай был очень рад, что его «маленькая птичка», несмотря на свое нежное сложение и беззаботный нрав, прекрасно понимает свое предназначение жены и матери. Он не уставал читать ей по вечерам «Коринну», ее любимый роман мадам де Сталь, и утешал в полудетских-полуженских страхах, которые неминуемо испытывает каждая женщина, ожидающая родов.

Словом, это была самая настоящая идиллия, и потом Александрина вспоминала эти дни как самые счастливые и беззаботные в своей жизни.

А на святой неделе, в среду 17 апреля 1818 года, в два часа ночи Александрина почувствовала, что у нее начинаются схватки. Позвали акушерку, потом свекровь, и вот в 11 утра ребенок родился…

Николай метался под дверью спальни жены. Услышав крик ребенка, он ворвался в комнату, однако первым делом бросился к Александрине, начал ее целовать и поздравлять.

– А кто у нас родился? – наконец спросил он.

Жена смотрела на него испуганно: она не знала! Ей еще не успели этого сказать!

Молодые супруги начали хохотать, но в эту минуту к ним подошла Мария Федоровна и величественно сообщила:

– Это сын!

Только тут они прониклись важностью минуты: ведь этому маленькому существу, едва появившемуся на свет, возможно, предстояло когда-нибудь сделаться императором!

Во время крестин, совершившихся 29 апреля в Чудовом монастыре, ребенку было дано имя Александр. Невыразимое чувство восторга пережила Александрина, когда несла его на руках в церковь и думала, что у нее, конечно, самый прекрасный сын на свете: беленький, пухленький, с большими темно-синими глазами.

Повидаться с дочерью приехал в эти дни прусский король, и около двух недель в Москве беспрестанно шли торжества: смотры, парады, приемы, балы, катанья… И вдруг среди всех этих празднеств внезапно заболел Николай. Он возвратился после парада бледный, позеленевший, дрожа от лихорадки и чуть не падая в обморок. Это была корь, которая потом проходила в довольно легкой форме, но первый день был ужасен и напугал Александрину так, что она долго не могла прийти в себя от беспокойства. Она вдруг поняла страшную и простую истину: счастье мимолетно и преходяще, беда может грянуть в любое мгновение, словно гром с ясного неба, – и уничтожить все, чем беззаботная Александрина жила и наслаждалась до сих пор. Именно тогда и появилась у нее склонность к меланхолии, именно тогда начались эти припадки внезапной и необъяснимой грусти, которую она силилась скрывать потом всю жизнь, пряча это под внезапно пробудившейся любовью к природе. Окружающие думали, что «милая птичка» наслаждается красотой Божьего мира, однако отнюдь не слезы умиления наворачивались в эти мгновения на ее глаза.

Шло время. Жизнь при дворе стала казаться Александрине довольно однообразной. Она теперь гораздо с большим удовольствием сопровождала Николая на маневры, чем кружилась на балах. Разумеется, она старалась держаться подальше от стрельбы и кавалерийских атак, а просто ждала его в доме, определенном под жилье, и чувствовала себя счастливой. Ей совсем немного было нужно, чтобы быть довольной: если можно быть с мужем, то она вполне обойдется и без празднеств, и без развлечений. Она теперь предпочитала жизнь уединенную, полюбила простоту и сделалась истинной домоседкой. Объяснялось это не только нежной любовью к Николаю. Александрина вдруг открыла для себя пренеприятную истину: мужчина может любить свою жену, однако при этом если и не волочиться открыто за другими женщинами, то, во всяком случае, оказывать им внимание. Нет, ничего угрожающего… но и хорошего мало. И она поступила словно малый ребенок, который беспрестанно просится на руки к нянюшке, чтобы привлечь ее внимание к себе.

Эта тактика себя в то время оправдывала: Николай слишком любил «маленькую птичку», чтобы причинить ей хоть малое огорчение. Тем паче когда она снова была беременна.

Однако жизнь – штука непредсказуемая. И она горазда на неприятные сюрпризы – причем преподносит их отнюдь не с той стороны, откуда их ждешь. Как-то раз (это было летом 1819 года) император Александр, отобедав у своего младшего брата, сел между ним и его очаровательной женой и посреди дружеской беседы вдруг переменил тон и, сделавшись весьма серьезным, заговорил о том, как доволен он остался командованием Николая войсками и вдвойне радуется, что младший брат хорошо исполняет свои обязанности, ибо на него со временем ляжет большое бремя, так как император смотрит на него как на своего наследника, и это произойдет гораздо скорей, чем можно ожидать: Николай заступит место императора еще при его жизни.

Муж и жена сидели словно окаменелые, раскрыв глаза и не в силах произнести ни слова. А император продолжал:

– Кажется, вы удивлены? Ну что ж, скажу вам еще, что Константин, который и прежде-то никогда не хлопотал о престоле, нынче надумал вовсе от него отказаться, передав свои права Николаю и его потомкам. А что касается меня, то я решил отказаться от лежащих на мне обязанностей и удалиться от мира. Европа теперь более чем когда-либо нуждается в государях молодых, вполне обладающих энергией и силой, а я уже не тот, что был прежде, и поэтому считаю своим долгом уйти вовремя.

Видя, что брат и его жена готовы разрыдаться, Александр постарался утешить их и в успокоение сказал, что это случится не тотчас, что пройдет еще несколько лет, прежде чем будет приведен в исполнение этот план. Потом ушел, оставив молодых супругов в состоянии полного ошеломления. Никогда и ничего подобного не приходило Александрине в голову даже во сне. Ее точно громом поразило: будущее казалось мрачным и недоступным для счастья. Николай тоже был растерян. Да, эту минуту они оба запомнили навсегда…

Правда, очень скоро тягостное впечатление от разговора заслонилось рождением у Александрины дочери и обидой на мужа, который воспринял новость без особой радости: он хотел сына. Правда, он довольно быстро раскаялся, очарованный малышкой, а потом Мария стала его любимицей. А вскоре Александрина обнаружила, что вновь беременна. Увы, третий ребенок родился мертвым, и только искренняя любовь и заботливость мужа помогли ей оправиться.

Зиму 1820/21 годов супруги провели в Берлине. Это было время совсем иных удовольствий, чем в России. Пора полнейшей беззаботности! Кажется, самым ответственным и напряженным делом для Александрины было участие в разыгрываемой при дворе поэме Томаса Мура «Лалла Рук». Живые картины были тогда в большой моде, а сюжет о двух влюбленных словно бы оживил отношения молодых супругов Николая и Александры, слегка подернутых неизбежной патиной обыденности.

В эту зиму Александрина немножко отдохнула от своих непрерывных беременностей (все-таки за два года она родила троих детей!), однако уже в 1822 году появилась на свет Ольга, и по предписанию врачей Александрине пришлось некоторое время поберечься. В России того времени это означало только одно: прекратить супружескую жизнь. Александрина никогда не отличалась страстностью натуры, и то, что муж теперь спал отдельно от нее, огорчало ее лишь потому, что привыкла к его теплу, к его нежности, его мерному дыханию рядом с собой. И она не особенно задумывалась над тем, на кого направлена теперь та его мужская жадность, которая доставляла ей прежде столько радости – но и так утомляла. По счастью, Николай большую часть времени проводил не при дворе, а в разъездах, поэтому тучи ревности не омрачали семейного небосвода. Александрина была всецело поглощена детьми.

Но в 1825 году врачи смилостивились ненадолго – и они вновь встретились на супружеском ложе. Александрина вскоре поняла, что беременна. Противу обыкновения, она чувствовала себя великолепно и думала, что здоровье ее совершенно окрепло.

Увы, заблуждение длилось надолго. «Маленькую птичку» подстерегала болезнь, от которой ей уже не исцелиться было до конца жизни. Эта болезнь звалась – страх.