Доказательство человечности - Басов Николай Владленович. Страница 35

— Мысль о мести, мой господин, говорит, что ты стал иным. Мести не должно быть в твоём сердце, хотя она уже почти ничего не изменит.

— Всё настолько плохо? — невесело спросил Рубос.

Молчание показалось Лотару бесконечным. Он попробовал сесть прямо. Спина и руки заныли, когда в них стало восстанавливаться кровообращение.

— Если я решусь на это, Сухмет, это не будет местью. Я просто буду защищать тех, кому уготована та же роль безвольной игрушки, какую пытался предопределить для меня Гханаши. И кому, как не мне, сделать это, если я всё равно ничего уже не теряю.

Сухмет понял, какую клятву сейчас давал Лотар.

— Всё не так просто, мой господин. Если это произошло с тобой, значит, так было предопределено. Закон Кармы один для всех, его невозможно изменить или обойти…

Лотар горько рассмеялся.

— Значит, тебе не в чем меня упрекнуть. Если я стану тем, что подсказывает мне моя судьба, значит, я буду всего лишь следовать своей карме.

— Закон Кармы — не отговорка для ленивых духом или… Прошу простить меня, господин. Я не должен был так говорить.

Хорошо, подумал Лотар, что теперь он знает это. Старик оказал ему бесценную услугу. Теперь он будет готов… К чему? Он не знал, но его решимость, когда нужно, будет твёрже.

— Послушай, а откуда ты знаешь, что со мной произошло? Я тебе ничего не рассказывал…

— Ты не раз впускал меня в своё сознание. Чтобы вернее помочь тебе, я прочитал многое из твоего прошлого, причём яснее, чем ты способен рассказать.

Лотар попробовал вникнуть в выражение лица Сухмета, но не смог. Долгий и сложный разговор почти лишил его тех сил, которые он набирал весь день.

— Хорошо. Тогда так, Сухмет, попробуй найти спуск к озеру. А ты, Рубос, как и я, восстанавливайся, как это ни трудно. Почему-то мне кажется, сейчас это самое главное.

Глава 24

Спуск к подземной реке Сухмет увидел внутренним зрением, когда уже готов был признать, что не может это сделать. Он рассказал Лотару о тех сложных, тяжёлых, опасных переходах, которые им предстоят, тот решил, что на это не стоит тратить ни силы, ни время.

Как оказалось, Сухмет сунул в сумку несколько лепёшек, когда собирал вещи в зале, так что даже голод им не грозил в ближайшие дни, хотя воды было мало. Настолько мало, что хочешь не хочешь, а пришлось отправляться в путь, когда и раны Рубоса не подзажили, и Лотар толком не мог двигаться самостоятельно, и — самое главное — Сухмет ещё не мог уверенно сказать, что знает, где находится выход. Он лишь чувствовал направление, где земли над их головами должно стать меньше.

— Я бы предпочёл, чтобы ты твёрдо знал, где нам выползти на поверхность, — пробурчал Рубос по этому поводу.

— Я смогу найти выход, господин, не сомневайся. Когда подойдём ближе, станет виднее.

Лотар старался не комментировать действия старого раба. Его поразило, как технично Сухмет вошёл в состояние глубокого, но абсолютно контролируемого транса, насколько легко выделил из себя легчайшую субстанцию внимания и провёл её в считанные часы почти по всему подземелью и как быстро он пришёл в себя после этого трюка. Даже Лотару потребовалось бы после этого не один день лечиться, как после тяжёлой раны. Лотар молчал, потому что его впервые за последние недели стало одолевать сомнение в своём совершенстве.

Они почти не разговаривали несколько часов. Наконец Рубос, а за ним и Лотар просто повалились на каменный пол в какой-то сухой пещерке. Тогда Сухмет достал из сумки и разломил на неравные части лепёшку. Себе он взял значительно меньше, чем дал Лотару, а тому — меньше, чем Рубосу. Неодинаково они разделили и воду, с той разницей, что Лотару досталось больше всех.

— Много ещё осталось? — спросил Рубос, пытаясь поудобнее устроиться на россыпи камней, на которой даже его дублёный зад чувствовал себя не очень удобно.

— Мы не прошли и трети дневного перехода, господин.

— И много у тебя в запасе таких дневных переходов?

— Четыре. Рубос вздохнул.

— Придётся ещё попотеть сегодня. Двенадцать дней мы здесь не продержимся.

— Да, не очень-то мы легки на ногу в этом лабиринте.

— Это всё из-за моей слепоты, — проворчал Рубос. Чувствовалось, он уже давно собирается это сказать. — Вот если бы Сухмет снова дал мне эту повязку на лоб, я бы прибавил…

— Нет, господин, это невозможно. Ты только-только стал поправляться, а повязка будет тянуть из тебя силы. Ты можешь оказаться не готовым, когда её действительно придётся повязать.

— Что ты имеешь в виду? В этой темноте никого и ничего быть не может.

— Это как раз неизвестно, — чуть слышно ответил Сухмет.

— Просто Сухмет понял, что я думаю об этом уже несколько часов, — произнёс Лотар, хотя ему вовсе не хотелось раскрывать рот.

— И ты тоже? И чего же ты ждёшь, продолжения? Лотар провёл рукой по горлу. Хотелось пить. Кроме того, он стал очень плохо ощущать мир, залитый солнцем радующийся жизни высоко вверху, за бесконечным сводом земли над головой. Вероятно, он устал от того приёма, который Сухмет показал им для восстановления энергии и который Лотар пытался практиковать всё время, пока они ели.

— Я буду рад, если всё действительно окажется завершённым.

Рубос покрутил головой, то ли не соглашаясь, то ли стряхивая пыль с волос.

— А мне кажется, уже ничего просто быть не может.

Они посидели ещё немного. Лотар поправил ремни на груди и встал, покачиваясь, горбясь под низким и угрожающим потолком. Это было сигналом. Рубос тоже стал подниматься и сделал это довольно легко — его мысли приняли новое направление. Теперь он почти не ощущал ни темноты вокруг, ни неверной дороги под ногами, ни усталости от чрезмерных и ненужных напряжений в своём большом теле.

— Нет, всё-таки, что там ни напишут ашмилонские борзописцы, а дело было славным, — сказал он шёпотом, который пролетел по коридору, как острый удар копья.

Лотар, неожиданно для себя, тоже усмехнулся. После этого оба наёмника с удовольствием расхохотались.

— Только мне не всё понятно. Вот ты, Сухмет, могучий волшебник, но и притворщик, каких поискать. Почему ты сразу не положил всю рать Конада, если это стоило тебе только взмаха руки?

— Это стоило мне не взмаха руки, господин. И в этом не было нужды, пока в башню вползала лишь пара дюжин не очень обученных гурхорцев. Вот когда они отрезали путь наверх, а господин мой решил, куда следует отступать, тогда это было к месту.

— А что, собственно, “это”? — включился и Лотар. — Я вот тоже не понял, что ты сделал там, в зале. Ты всё что угодно можешь вот так взорвать, как вулкан?

Сухмет издал странный звук, в котором слились и известная толика самодовольства, и досада мастера на зрителей, которые так и не оценили истинного совершенства.

— Нет, конечно. Я долго прослужил у одного из забытых ныне волшебников, у которого была только одна страсть — он изучал всевозможные способы возжигания огня и достиг в этом совершенства. Я тоже кое-чему у него научился.

— Ничего себе “кое-чему”, — пробурчал Рубос.

— Уверяю тебя, господин, я владею лишь малой частью подлинного мастерства. Когда стало ясно, что мы долго в том зале не продержимся, я вдруг вспомнил, что эти шары на подставках являются магическими лампами, содержащими остатки зелёной пирогранной земли, открытой ещё…

— Ты попонятнее говори, — напомнил Рубос.

— Ну, в общем, это такой состав, который может испаряться несколько сот лет и гореть холодным, но исключительно ярким пламенем. Вы видели его сами, так что можете судить.

— Надо признаться, огонь этих ламп не очень красив, — подал голос Лотар.

— Это просто потому, что земли в сосудах осталось немного.

— Нет, погоди. Ты хочешь сказать, что вот эти медные шарики в два моих кулака могут гореть день и ночь семьсот лет или даже больше?

— Почему семьсот? — удивился Сухмет.

— Блех сказал, что башню замуровали семьсот лет назад, — пояснил Лотар. — А когда мы вошли, все лампы до единой горели.