Колодезь Иакова - Бенуа Поль. Страница 28

– Постараюсь, – сказал совершенно побледневший Эльзеар.

На той же неделе, часов в одиннадцать утра горничная доложила Агари, что какой-то господин желает с ней говорить.

– Я не расслышала его имени и не осмелилась вторично его спросить. Но я сказала, что не знаю, дома ли барыня. Если госпожа не хочет его принять, я могу…

– Нет-нет, – сказала Агарь, – проведите его в гостиную и скажите, что я сейчас выйду.

Действительно, накануне Королева предупредила ее, что редактор «Комедии», молодой человек с большим будущим, хочет нанести ей визит.

Агарь согласилась.

Она вошла в гостиную и нос к носу столкнулась с Каркассонной.

Увидев ее, секретарь барона изменился в лице.

Она, чтобы не упасть, оперлась о стену.

– Каркассонна… – прошептали ее губы.

– Простите, я не знал… Я хотел говорить с мадемуазель Жессикой.

– Это я, – сказала она глухим голосом.

– Вы!…

– Я. Вы этого не знали? Значит, не они просили вас сюда прийти?

– Кто?

– Они, «Колодезь Иакова».

– Нет, сударыня, нет. Еще раз прошу меня простить. Я не совсем понимаю… Постараюсь вам объяснить, что привело меня сюда. Однако это совсем просто. Вы, быть может, не знаете… впрочем, нет, я помню, что говорил вам, когда вы приходили к барону, что на мне лежит обязанность централизации пожертвований для наших колоний в Палестине, ваше имя, вернее, имя мадемуазель Жессики, внесено в списки оказывающих нам самую значительную помощь евреев. Вот как я здесь очутился. Я не знал, сударыня, верьте мне!… Я страшно огорчен, страшно огорчен. Если вы желаете, чтобы я удалился…

– Нет, – сказала она, – вы должны остаться. – И она знаком указала ему на стул.

Крохотная сиамская кошка играла золотым поясом ее платья.

– Имели ли вы известия от них? – спросила Агарь.

– Известия из «Колодезя Иакова»?

Он низко опустил голову.

– Говорите, умоляю вас!

– Да, сударыня. Два раза. Мало в них радостного.

– Что там такое?

– Материальные трудности.

– Как? А деньги, деньги, которые мне обещал барон? Он, значит, не послал их?

– Я сам в тот же день их отправил. Но этого количества не хватило.

Агарь побледнела.

– Да, – продолжал Каркассонна, – несчастье будто поселилось в этой бедной колонии. Первое письмо мы получили в конце января. В нем говорилось о сделке с французской армией.

– Да, поставка вина сирийскому гарнизону.

– Вот именно. Сделка была ликвидирована французским интендантством. Кажется, цистерны, в которых хранилось проданное вино, были скверно построены. Короче говоря, вино прокисло. Интендантство отказалось принять его, и местный трибунал был принужден оправдать французов. Был внесен задаток. Пришлось его возвратить.

– Бог мой! – прошептала Агарь. – И что же?

– Тогда, сударыня, Кохбас в письме, о котором я упомянул, снова попросил у барона восемьдесят тысяч франков взаймы.

– И барон, конечно, согласился?

– Такого рода просьб у барона бесчисленное множество. Он должен хорошо подумать, прежде чем жертвовать. Существуют дела, так плохо поставленные, что поддерживать их – только даром тратить золото. Но я полагаю, что… – Он сделал вид, что хочет встать.

– Останьтесь, заклинаю вас! – сказала она. – А обо мне? Говорил он обо мне в письме?

– Да, сударыня, говорил. Простите, что я скажу вам чистую правду: можно было подумать, что он старался кое-что узнать о вас и в то же время боялся этих известий.

– Что же вы ответили?

– Барон – очень осторожный человек. Он решил, что лучше подождать второго письма…

Казалось, Агарь почти не слышала его слов. Она была целиком занята тем, о чем собиралась спросить.

– Знаете вы, как он поживает?

– Кто? Кохбас?

Она утвердительно кивнула.

– Письмо, о котором я вам говорил, было от него. Ясно, что он писал в нем о своем здоровье. Но второе, полученное нами три дня назад, в котором снова просили о присылке восьмидесяти тысяч франков, было от женщины, Иды… я забыл ее фамилию.

– Иды Иокай.

– Да. Она извинялась, что Кохбас сам не пишет барону. Улучшение его здоровья было лишь кратковременным.

Он снова поднялся.

– Одну минуточку, – попросила она. – Я сейчас вернусь.

И она поспешно вышла из гостиной. Через несколько мгновений она возвратилась. В руках ее дрожали скомканные банковские билеты.

– Это вот для вас. Сколько просит «Колодезь Иакова», восемьдесят тысяч?

– Восемьдесят.

– Если мне на этой неделе удастся раздобыть такую сумму, возьметесь ли вы отправить ее туда, да так, чтобы никто, слышите вы, никто никогда не узнал, откуда она?

– Сударыня, – сказал обеспокоенный Каркассонна, – ваша просьба кажется мне немного сложной. У нас очень мало сведений относительно пересылки пожертвований.

– О! Найдите же способ, – в отчаянии выкрикнула Агарь. – Не может быть, чтобы вы ничего не сумели сделать.

Волнение отразилось на его лице.

– Послушайте, – сказал он, – я подумаю, и я обещаю вам, что завтра… В чем, собственно, дело? Анонимное пожертвование. Конечно, вы должны иметь на руках бумагу, удостоверяющую наличие пожертвованной вами суммы. Комитет может просто выдать вам расписку с оговоркой, что деньги предназначены для одной известной колонии, имя которой можно и не обозначать. Там видно будет… Можете вы позвонить мне завтра утром? Я вам тогда сообщу все подробности.

Он был счастлив, что деловые соображения хоть на миг освободили его от объявшего все его существо волнения.

Агарь проводила его до самой двери.

– Только, – повторила она, лихорадочно пожимая ему руку, – чтобы там никогда не узнали. Пусть лучше думают, что я умерла… умерла.

XIII

В конце мая праздновали сотое представление ревю, в котором дебютировала Жессика.

Дю Ганж настаивал на том, чтобы ужин состоялся в кафе «Де-Пари». Те, кто был на предшествующих представлениях, привлекаемые постоянным успехом театрального действа, тоже присоединились.

Поль Эльзеар не был приглашен. Правда, в этот самый день он завтракал с Агарью у де Биевра. Старик давно уже помирил их. Когда они вышли от де Биевра, Эльзеар пешком проводил танцовщицу. Они миновали набережную Де-Орсай и Кур-ла-Рен. Говорили сперва о пустяках, но вскоре умолкли. В середине авеню Де-Трокадеро Агарь протянула журналисту руку.

– Нам лучше расстаться здесь, – сказала она.

Но так как он оставался без движения, не взяв ее руки, она прибавила:

– Мы увидимся с вами сегодня вечером на генеральной репетиции в «Водевиле». Я приеду к последнему действию. Во всяком случае, мы снова завтракаем с вами через четыре дня у де Биевра.

– Я не могу, – сказал он. – Я забыл, что должен быть в этот день на дипломатическом банкете.

– Вы не можете отказаться?

– Без сомнения! Но мне кажется, дорогой друг, что в моих собственных интересах реже видеть вас.

Она опустила голову. Молча прошли они еще немного. У памятника Вашингтону Эльзеар резко пожал руку Агари.

– До свидания.

И, не оглядываясь, он пошел по рю-Буасьер.

Агарь медленно вернулась домой. Дю Ганж курил, расположившись в ее комнате, хотя знал, что она не выносит табачного дыма. Агарь воздержалась от замечания, так как чувствовала неизбежность ссоры и не хотела быть зачинщицей. Раздраженный, он сам решил начать нападение.

– Ты завтракала у де Биевра?

– Я тебе сказала об этом сегодня утром.

– Кто там был?

– Только я и Поль Эльзеар.

– Этого достаточно.

– Никто не мешал тебе последовать его примеру.

– Прекрасно. Ты думаешь, я не замечаю, что эти маленькие завтраки устраивают тогда, когда знают, что я должен быть где-нибудь в другом месте. Черт возьми, в следующий раз я приду.

– Все будут очень довольны. Почему же ты мне сказал, что не хочешь встречаться с Полем Эльзеаром?

Ворча, он поднялся, выбросил в окно окурок папиросы и подошел к Агари.

– Ты возвратилась в автомобиле?