Рождение гигантов - Басов Николай Владленович. Страница 10

Трещины действительно разбили «скорлупу» огромного овала, но что из него могло вылупляться нечто, в принципе требовало доказательств.

– Не слишком ли оно, то есть яйцо, – снова продемонстрировал скептицизм Пестель, – великовато для яйца? Это какого же размера должно быть?..

И он, вдруг вытащив из кармана небольшой блокнот и огрызок карандаша, принялся что-то вычислять. Рост покосился на него с неодобрением. Бумага и карандаши были редкостью теперь в Боловске, их следовало бы экономить, проделать простые умножения-вычисления можно было бы и на песке палочкой, в крайнем случае – пальцем. Правда, усилиями бакумурской части местного гарнизона песка или пыли тут теперь не наблюдалось.

– Понятно, – кивнула Лада. – Ты попросту устроила тут родильное отделение.

Такого определения, хотя оно было необыкновенно точным, Сонечка не ожидала и отвернулась теперь уже от всех. Кажется, несмотря на возраст, опыт и солидное положение даже в боловской иерархии, она побаивалась, что над ней будут смеяться. Какая-то она слишком чувствительная сделалась, решил Ростик.

Впрочем, замечать всякие такие вот нюансы было сейчас не время. Это у него получалось автоматически, а думать все-таки следовало о другом. О том, что должно было из этого… яйца получиться.

– Я против того, чтобы эту штуку считать яйцом, – сказал он неожиданно для всех, Лада даже слегка дрогнула.

– Почему? – спросил Пестель и шагнул поближе.

– Яйцо, или зерно, или что-то подобное всегда имеет достаточно возможностей для саморазвития. Уж не знаю, как это у них происходит, но их можно переносить, к тому же им необходима благоприятная среда и все такое. А это… – Он повертел пальцами в воздухе, пробуя найти подходящее слово. – Это скорее следует назвать автоклавом, так кажется, в биологии всякие пробирки для гомункулов называются?

– Называются, – подтвердил Пестель. – Только что же это за гомункулус, если принять во внимание объем автоклава? У меня получилось, что оно… То, что оттуда выползет, если выползет, может весить тонн семь, и рост у него будет… соответствующий, если принять, что оно будет смахивать на человека.

– Может, вызвать сюда стрелков? – спросила Лада.

– Нет, – резковато отозвалась Сонечка. – Мне кажется, ничего лишнего тут быть не должно.

– А когда оно, собственно, собирается вылезти? – зевнул Ким. – Ждать – дело неплохое, но слишком долго тут болтаться – глупо.

– Я не знаю точно, – зачастил вдруг Ромка, явственно опасаясь, что его прервут и не дадут договорить, – но мы вглядывались в это… яйцо, или в автоклав, если снизу через пол действительно подведены всякие питающие трубки… – Он сбился, слегка покраснел, но это же позволило ему и мобилизоваться. Он даже головой чуть дернул. Рост узнал этот жест, он и сам так делал, когда волновался. – И вот что нам показалось, его рождение… или вылупление, можно стимулировать.

– Во-первых, кому это – нам? – спросил Ким.

И откуда-то сбоку, из-за угла, совершенно не освещенного солнечными отражателями, вдруг выступил Витек Кошеваров, сын Раи Кошеваровой и, буквально с пеленок, Ромкин друг. За ним еще более неясно проявилась фигура Ефрема, сына Сонечки от ее первого мужа – Бойца, которого Рост никогда не мог забыть. Поднапрягшись, Ростик почему-то вспомнил, что Сонечка, да и многие другие, величали его детским прозвищем – Фрема. Или Фремом, но сейчас это было неважно.

– И мне, – на всякий случай добавила Сонечка. Вероятно, чтобы поддержать этих вот пацанов.

– А во-вторых, – продолжил Ким, – поясни, пожалуйста, как это – стимулировать?

– Нужно ему показать, что мы рады будем, если он появится, – тихо отозвался Ромка.

– Ты что же, считаешь, что оно, как Рост говорит, нас читает? – спросила Лада.

М-да, решил Ростик, с лидерскими повадками у Ромки пока не слишком. Может, он этому и не научится. Тогда, пожалуй, ему один путь – в университет, а не в офицеры. Без ясно обозначенного волевого фактора хороших командиров не бывает.

– Рост, – позвал Пестель, – ты что-нибудь понял?

– Пробую, – со вздохом признался Ростик, подошел к автоклаву чуть ближе. Оглянулся. – Сонечка, мне говорили, что тут чуть не половина старцев аймихо собрались, а мы еще ни одного не видели.

– Они наверху, позвать?

– Не надо, если сами не хотят в этом участвовать, значит, у них есть на то причины.

Аймихо были сложным народом, могли помогать и издалека, если вообще согласны помогать.

Рост попробовал расслабиться, потом нашел свои мысли чересчур сумбурными и отвлеченными от дела, за которое ему полагалось бы взяться. Сесть нужно, подумал он, будет легче, но стоит ли? Как-то это все… по-шамански выходит.

Сначала не было ничего, мысли постепенно успокаивались, потом вдруг он понял, что чувствует аймихо, они действительно были неподалеку и ждали, может быть, его усилий. Затем он попробовал мысленно ощупать яйцо. Оно было холодноватым, гладким и выглядело… каким-то жидким. Ничего другого в мыслях больше не проявлялось, может, Рост еще рано решил его «стимулировать»?

А потом вдруг, он даже сам не понял, что это такое и как это произошло, он почувствовал, что уже не один и даже не с аймихо тут находится, а… да, с кем-то, кто его ждал. И этот «кто-то» его со всех сторон осматривает. Проверяет вслепую, словно бы очень точным и тонким инструментом, гораздо точнее, чем просто пальцами, и в целом находит подходящим… Для чего-то, чего Рост не мог понять. Это было бы больно и жестоко, это было бы даже ужасно и отвратительно, если бы… он не знал, что именно для этого и предназначен этим самым существом, которое впервые, кажется, проявило желание выйти из автоклава.

И еще Рост понял, что остатки скорлупы, на которую было потрачено столько жизненных сил, следовало после рождения… «кого-то» вернуть в автоклав, он все эти скорлупки собирался растворить и еще не раз использовать.

Он ощутил, что его поддерживает Ромка. Поднял голову, нашел его, вдруг оказавшегося на грани обморока, но его за плечи держали Витек с Фремом.

– Молодец, – прошептал Ростик, – здорово ты…

– Я не знаю, что это такое.

Ромке это было внове, он был измочален гораздо серьезнее Ростика, он даже боялся того, что произошло. Хотя Росту было понятно, что теперь, пожалуй, Ромкин путь будет не менее трудным и путано-замысловатым, чем у него самого. Отчего так получилось, Рост не знал, даже не пытался гадать, но… Ничего другого Ромке теперь не светило, он был ментатом, может быть, необученным, стихийным, природным, но не менее сильным, чем иные из аймихо. Жаль, лучше бы он был как все, подумал Ростик.

Рост уже немного пришел в себя. Приказал:

– Ромку отвести наверх, он… тоже как-то запечатлелся в образе того, кто сидит в яйце. Уж не знаю, что произошло, но это так. Сонечка, – он повернулся к местной командирше, – вызови к нему аймихо, пусть его посмотрят. Для него это – немного слишком.

– А с автоклавом-то что? – спросила Лада.

– Сейчас все увидим своими глазами, – уверенно отозвался Ростик. И не зря.

В подвале вдруг гулко, словно треснуло большое и толстое бревно, хлопнуло, потом Пестель молча указал пальцем… Трещина в оболочке автоклава расширилась, стала неровной, ломаной и соединилась с другими такими же, прежде едва заметными трещинками. Потом кусок с две ладони, не больше, куда-то провалился и стал виден край… скорлупы.

Она была толстой, пожалуй, сантиметра три или даже чуть больше. Изнутри влажно поблескивала какая-то пленка, тоже не слишком тонкая, но замечательно похожая на пленочку, которая изнутри покрывает поверхность куриного яйца. Рост, кажется, понял, почему автоклав – не самое удачное определение того, что они перед собой видели, и почему Сонечка этого названия избегала.

– Ну, еще немного, – почти сурово попросил Ким неизвестно кого.

Но прошло почти четверть часа, прежде чем яйцо стало раскалываться дальше. Пестель даже заскучал и хотел было заглянуть в образовавшуюся дырочку, только Рост его не пустил. Почему-то это было опасно и, конечно, совершенно не нужно.