Тотальное преследование - Басов Николай Владленович. Страница 34

– У меня много всякого… добра имеется, – отозвался Боров. – Ты дальше смотри, там целая библиотека из ксив… А к ней вдобавок типография, чтобы что угодно состряпать.

В сундучке действительно оказалось немало книжечек. Были даже такие, куда оставалось только впечатать имя, вклеить фотокарточку, и они становились как бы действительными. Тут были и ночные пропуска для патрулей, и проездные документы отпусников из войсковых частей секуритов, и новые паспорта для таких, как Том, кто хотел бы, например, еще разок оказаться в пансионате… На это Извеков сразу обратил внимание. А карточку к тому же легко можно было сделать небольшой и довольно дорогой машинкой, типа «Поляроида», который сразу выдавал изображение на бумаге, только миниатюрней и неизвестной Тому фирмы. Было, конечно, и оружие, много боеприпасов, были и очки ночного видения, на которые Чивилихин сразу наложил лапу.

– Вот и все, – сказал Том, посмотрев на Борова.

– Я знал, что от тебя будут неприятности, – ответил он и перевел взгляд на Чивилихина. – Слушай, я могу сделать так, что вы исчезнете и вас не в чем будет упрекнуть… Бери все. Ты же для этого к нам примкнул. Тебе что красные, что другие…

Договорить он не успел, в сарайчик ворвался Кенарь с чуть отставшей Вешкой и с размаху залепил Борову тяжеленный удар сапогом прямо в лоб. Бывший командир свалился как сноп, тогда только Кенарь повернулся и спросил:

– Сознался?

А Чивилихин смотрел на Тома. Тяжело смотрел, оценивающе. И сложно было понять его взгляд. Наконец он изложил суть своих раздумий:

– Ты вот что, городской. Ты сделай себе какие-нибудь документы и проваливай. Если хочешь, возьми ствол или два, только пушку Борова не трожь, она моя. – Помолчал, обвел тяжелым взглядом остальных, оценивая, не возразит ли кто. Никто не возражал. Все сразу признали, что он теперь будет принимать такие решения.

Машинка, чтобы впечатать в заготовленные бланки новое имя для Извекова, тоже тут имелась и была диво как хороша и проста в употреблении. В нее нужно было только всунуть корочку – она сама ее как-то внутри располагала, – а потом постукать по крохотной клавиатурке все. Остальное техника исполняла сама. Даже, кажется, тип документа распознавала.

Том для начала разобрал все, что было в сундучке. И неожиданно на самом дне обнаружился бланк в пансионат для лодирования где-то под Костромой, выданный на имя Василия Монахова.

– Ты, что ли, Монахов? – спросил он для верности у приходящего в себя Борова.

– Не я. Это я так, чтобы было куда сбежать и чтобы некоторое время не искали.

Тогда Том набрал себе полный комплект документов, разве что без электронной карточки, освоился с машинкой, настучал на клавишах то же имя Монахова, и все получилось. Ксива с бланком в пансионат получилась на загляденье, даже лучше, чем настоящая. Чивилихин и Вешка наблюдали за ним с интересом. Когда Извеков припрятал вновь обретенные документы в карман и вытащил небольшую пачку денег, рублей в двести, не больше, Чивилихин кивнул, соглашаясь, а потом отобрал у Тома сундучок и принялся опять аккуратно его упаковывать. Затем кивнул Кенарю, чтобы тот прихватил это сокровище. Подумал и протянул руку для рукопожатия.

– Давай, парень, топай. Расходятся тут наши пути.

Том пожал его руку, покрытую цыпками, потом чуть приобнял Вешку за все доброе, что она для него сделала, и похлопал по плечу дедка, который стоял, не шевелясь. А с Кенарем прощаться не стал. Тот возился с Боровом, который стал белее снега, и даже шапку свою зачем-то пнул со злобой. Кажется, он боялся, но на что-то еще надеялся.

И Том ушел. Когда он в этой пурге топал по дороге, надеясь (чем черт не шутит?) поймать какую-нибудь попутку и подумывая, что выглядит он по-прежнему не очень-то деревенским, скорее лесным и никак иначе, сзади ударил выстрел. Извеков остановился, подождал, но больше выстрелов не было. «Значит, Чивилихин все-таки решил обойтись без Борова», – подумал он. И отправился дальше.

Путь до Костромы, где Извеков побывал лишь однажды со школьной экскурсией, был неблизким. К тому же денег было немного, и привыкнуть к новому имени следовало. А еще лучше – придумать себе целую легенду, чтобы не путаться, если кто-нибудь начнет расспрашивать и не удастся отмолчаться. В общем, дело у него появилось. И хорошо, что без Чивилихина, Кенаря, дедка и Вешки.

Их было немного жаль. Недолго они смогут в нынешних условиях партизанить, да еще с таким… решительным командиром, как Чивилихин. Но это уже Тома не касалось. Своими друзьями он их не считал, хотя и недругами, пожалуй, тоже. Просто у него был другой путь, ему хотелось одного-разъединственного – добраться до пансионата, устроиться там, если получится, и забраться в машину для лодирования. Для Тома сейчас это стоило любого риска.

9

Паспорт помог только однажды. И не потому, что патрулей стало меньше, а потому что устроиться на постой даже к обычной старушке, которая и выглядела вполне добродушной и, как сказывали соседи, охотно сдавала комнаты всяким приезжим в этот «санаторий», можно было, только предъявив ей этот документ. Она изучала паспорт долго, дотошно даже, и лишь тогда согласилась пустить Тома, вернее, уже Василия Захаровича Монахова, на три дня.

– Ты, милый, поживи тут, поживи, – говорила она, нажимая на «о», словно они находились где-то в Вологде, а не под Костромой. – Тут многие так делают, оглядываются, а иные и вовсе отказываются в этот санаторий входить. Сам понимаешь, там такие дела творятся, не все и выходят оттуда из тех, что входили-то.

Санаторий оказался базой отдыха военно-морского флота до Завоевания. Оборудование и комфорт там были умопомрачительные – на этом все местные единодушно сходились, но… Когда из него сделали базу лодирования, то нагнали разных охранников и ввели очень строгий контроль. Том даже не знал, что так будет. Он-то надеялся на прежнее, добродушно-снисходительное отношение ко всем, кто прибыл по таким вот «направлениям», которым Извеков и сам теперь располагал и которое выглядело вполне убедительно. С ним была только одна беда – оно было поддельным.

После первой же ночи, проведенной на жесткой бабушкиной раскладушке, Том послонялся по крохотному городку на берегу Волги и зашел в пивнушку. Тут уж, приглядываясь к нему, народ стал проявлять интерес, мол, кто он да откуда… И Том вдруг понял, что это и было самым правильным, потому что местные выпивохи, как и все выпивохи в таких вот местах и в таких городках, оказались словоохотливыми, если их слегка угощать жиденьким пивом. А знали они немало. Можно было не то что «оглядеться», как сказала бабуся, тут можно было чуть ли не карту местных сплетен снимать.

И вот что рассказал крепко подвыпивший мужичок в засаленной зимней куртке и сильно прожженной кепке, отзывающийся на имя Иван:

– Ты вот что, парень, не тушуйся перед ними – это главное. Ты, я вижу, сообразительный. Решил разузнать все и не лезть в этот гадючник понапрасну… Так вот, неполезное это дело, их-то «привилегиями» мозги умывать.

– Погоди, Иван, – как и везде, тут сразу переходили на «ты», что Тому показалось признаком скорее хорошим, чем настораживающим, – какими такими привилегиями?

– Так ты не знаешь?.. Они-то, эти красномордые, когда вашего брата обработают как следует, потом или начальником делают, или даже коммерцией заставляют заниматься – на свой карман, конечно. Но и этим вот, зомбированным, тоже что-то перепадает. А это, как ни крути, привилегия.

– Ты полагаешь… – Том решил делать вид, что ничегошеньки про лодирование не знает. И, конечно, ему следовало скрывать, что он человек образованный, интеллигентный даже. Это бы отвадило от него многих из собеседников решительней, чем если бы он красный мундир на себя напялил. – Ты думаешь, что все, кто проходит этот санаторий, значительными людьми становятся?

– Не все. – Иван отпил большими глотками половину подаренной кружки пива, чтобы при случае, если разговор получится, можно было с лоха городского еще стребовать. – А только те, кто выходит оттуда… с умытыми мозгами.