Тотальное преследование - Басов Николай Владленович. Страница 42
Том и приступил. Сходил в гальюн, загрузился в бот, устроился в нем поудобнее, выпил для веселья стаканчик крепкого чая из собственного термоса, которым недавно обзавелся, и двинул к рабочей зоне. И все же один вопрос его грыз, поэтому он вызвал контрольный пост. Помимо обычной радиосвязи на этот раз сбоку на крохотном дисплейчике, о котором он стал забывать, настолько тот редко включался, установилась видеосвязь с Сангаром. Парень сидел с журналом в руках, с ногами, закинутыми на общий пульт контроля, и жевал что-то, что делало его губы кроваво-красными. «Да он же бетель жует!» – ахнул про себя Том, но вслух спросил, как всегда, вежливо:
– Инструктор Сангар, не могли бы вы пояснить мне, что значит «участие в поисковых операциях»?
– Монк! – Связь с контрольным постом прервалась, и на дисплейчике появилась Нго. – Раньше вы казались умнее. Неужели не понятно, что мы ползаем по дну. А над нами шумит море, и по этому морю ходят корабли, которые, случается, ломаются и даже тонут. А когда они тонут, куда они опускаются?.. Правильно, сюда, к нам. Вот для экспертизы этих аварий, для возможного спасения ценного груза и много чего другого иногда используют нас. Хотя, как правило, все ограничивается тем, что мы определяем только место. За другие действия компания требует от страховщиков или правительства спецоплату, что иногда оборачивается суммой большей, чем стоимость груза. – Нго сидела прямо, смотрела внимательно. Но говорила спокойно, по крайней мере, обычной ее суровости Том не заметил.
– Тогда другой вопрос, мэм. То, что я могу вас видеть, это тоже привилегия настоящего добытчика или как?
– Возможно, что так, Монк. Но при этом не считайте, что я рассматриваю вас как добытчика. – Она подумала немного. – Добытчик – это высшая квалификация, когда пробы некуда ставить на человека. А вы всего лишь… добывающий, и никак иначе. Впрочем, добытчиком, возможно, вы тоже станете, если выбросите из головы мысли обо всем, кроме работы. Понятно?
Не дождавшись ответа, она отключилась. Да и Тому пора было приниматься за дело – он прибыл на место.
Спустя пару часов, когда работа наладилась, когда он уже автоматически присматривал, что отрежет сейчас, как измельчит, чтобы затолкать в корзинку побольше руды, и что отрежет потом, Извеков вдруг поймал себя на мысли, что ему все тут нравится. Он больше не путается в рабочих органах манипуляторов, и у него, пожалуй, появился собственный стиль – пусть слегка замедленный, немного ученический, но уже свой. Например, он не отводил отсасывающий патрубок в сторону, а прижимал его к поверхности, и это могло служить еще одной дополнительной опорой в усилиях, которые он прикладывал к режущему инструменту, помимо торможения или противодействия нагнетательным патрубком.
Во всем остальном Том был очень точно включен в ситуацию. Он даже не ощущал сам бот, его чувства простирались за пределы обшивки, на которую давило более четырехсот метров воды. Он и внешнюю акустическую систему не выключал, чтобы слышать все, что происходит вокруг: визг циркулярки, врезающейся в руду, глуховатый треск отпиленных камней при их дроблении, низкие изменения в тональности мотора его бота, когда Том чуть перегружал его своими действиями… А еще скрипы китов где-то милях в трех-четырех западнее. Извеков даже засмеялся, когда вспомнил, как вздрагивал в первые недели, слушая их «разговоры» между собой… Еще он слышал шумы винтов чужих субмарин, снующих вокруг подводного города, плеск волн о борта кораблей, которые приходили к надводной части их платформы за рудой, иногда даже звуки самого города, например шум лифтов, спускающихся на дно… Он читал эти звуки, ощущал их, знал их, словно был одной большой, чрезвычайно чувствительной мембраной.
Иногда Извекову нравилось поднять прожектор и обвести им ближайший участок рельефа перед собой. Это было похоже на лунный пейзаж или на марсианский в ночное время… Здесь водоросли, даже самые стойкие, начинали уступать холоду и тяжести воды, а камни становились больше и первобытней. Зато очень спокойно можно было читать донные отложения, а на сколах – геологические образования, если подплыть поближе.
То ли в силу нынешней профессии, то ли потому что он действительно был любопытным человеком, Том жалел, что не выработал в себе правильного умения читать эти камни, видеть их срезы, различать разнообразные породы, как это умеют геологи. Что бы ему сделалось в пансионате, если бы он заложил и эти знания? Да ничего. Зато теперь было бы интереснее, было бы просто здорово… Впрочем, пройдет время, он окончательно с помощью этой компании как-нибудь размажется на фоне других служащих и сумеет… излечиться от своего невежества.
Потом, конечно, стало тяжко. Извеков и раньше замечал, что устает к концу смены – не так, как прежде, но все равно изрядно. И сонный он какой-то становился, и концентрация была уже недостаточной, и домой хотелось, пусть даже приходилось теперь считать своим домом кубрик в подводной руднодобывающей платформе… Или по-русски будет «рудодобывающая»?.. Том не знал, он стал забывать родной язык. «И очень хорошо, – тут же успокоил он себя, – что это уходит. Не хватало еще не к месту заговорить по-русски». А впрочем, этого тоже хотелось, как и многого другого. Приходилось только терпеть и ждать, и надеяться, что он выбрал правильное решение, спрятавшись тут от секуритов.
– Монк! – Это Сангар. На этот раз видеконтакта не было. – У тебя – все, под завязку. Возвращайся на базу.
– Я еще не совсем выработался, – отозвался Том.
– А ты запроси прежние свои показатели выработки, – сказал инструктор. – Последние две недели у тебя до ста двадцати процентов доходило.
– Но я даже… даже ученический срок не окончил, и, следовательно, мне недоплачивали? – Том не знал, сердиться ему или смеяться.
– Правильно, так со всеми поступают. Если парень перерабатывает, с ним возятся дальше. А кто не успевает или успевает в последний момент – тот кандидат на увольнение.
– Живоглоты! – сказал Том с чувством.
– Что? – Голос Нго.
Этого еще не хватало!
– Русское слово, мэм. Означает, что попал в компанию к чрезвычайно мудрым людям, которые умело используют незнания и наивность новичков.
– Кажется, это значит что-то другое… Кстати, Монк, зайдите, когда приведете себя в порядок, после смены. У меня появилось сомнение, которое лучше бы поскорее развеять.
– Есть, мэм!
Он и вправду немного подождал, пока загрузчик подхватил его последнюю корзину с рудой и бодренько потащил к измельчителям, и лишь после этого двинулся домой. Времени прошло почти на полтора часа меньше, чем Извеков привык оставаться в работе – то есть, чуть дольше десяти часов. И за это – полная оплата… «Так стоит жить», – решил Том.
На базе, уже в душевой, на комплекте бумажного одноразового белья лежал листочек. На нем значилась сумма, которую компания считала своим долгом ему заплатить, – чуть больше трех тысяч гиней. И это за три месяца!.. Немного, если учесть, что нормальный добытчик должен получать около двух тысяч в месяц, но следовало учесть еще какие-то поломки, которые, возможно, чинились за его счет… В общем, все было прекрасно, и если в этом возникали сомнения, то лучше было о них никому не говорить.
В столовой царило пиршественное настроение. Шарк заказал жареные морские гребешки с очень сложным по букету соусом и бутылку настоящего белого вина. Другие тоже прикупили что-то свое… Подумав, Том присоединился к французу, тем более что изготовление этих гребешков требовало часа полтора, а так как Извеков опоздал, то ждать ему пришлось меньше всех. Даже Нго потребовала себе суши довольно интересной конструкции и много настоящего кофе с бренди, чтобы посидеть со всеми вместе. Том поглядывал на нее с опаской. Сержант просила зайти. Интересно, зачем? Неужели нельзя было тут же поговорить, во время этих посиделок?
А потом, когда хмель с непривычки уже ударил в голову, и время двинулось скачками, Том вдруг оказался перед ее кабинетом, и все мигом изменилось. Он стоял, постукивая в дверь, и ни о чем серьезном не помышлял, лишь оглядывался на коридоры, которые были слишком уж длинными и пустыми, и в них, если подумать, все казалось неуютным.