Тотальное преследование - Басов Николай Владленович. Страница 64

Когда сели, их долго подсоединяли к переходному коридору. А когда они все же вышли в приемный зал, Том снова почти ничего не увидел за большими, в треть стены, окнами. Потому что за этими окнами плавали тучи незнакомой пыли, возможно, поднятой посадкой их шаттла.

Он расспросил пожилую тетку в справочном окошке, и та сообщила, что стандартный автолет на Тихуа пойдет через два часа, а пока Том может подождать в зале отдыха номер восемь. Он и подождал.

Как оказалось, тут можно было за баснословную цену сходить в бассейн или в тренажерный зал и, разумеется, подкормиться. Лишь тогда Извеков осознал, что в шаттле во время перелета им выдали только два тюбика витаминизированной пасты и больше ничего. Поэтому он отправился в ресторанчик, где заказал себе… В общем, Том не удержался и съел полный обед, включающий два салата, тарелку отличного горохового супа и слегка поджаренной кукурузы под соусом из крабов. Соус показался удачным, вот только… Если бы Том не питался крабами в море – свежайшими и умело приготовленными, – не исключено, он бы поверил меню. Запил все это стаканом неплохого вина, тоже почти настоящего.

Стоило все безумно дорого, настолько, что при таком образе жизни Том скоро должен был неминуемо остаться без денег. Но удовольствие от своего кутежа он получил неописуемое.

А потом пришла пора разыскивать тот автолет, который должен был доставить его в Тихуа. И Том едва не опоздал на него, потому что пришлось, помимо прочего, покупать еще и билет. А он-то этого не ожидал. Зато когда уселся на свое место и приготовился к последнему перелету до своего нового места обитания, Извеков вдруг впервые за много месяцев понял, что едва ли не счастлив. Это было настолько неожиданное, настолько незнакомое ощущение, что он прислушался к нему с удивлением. Оно в общем было объяснимо и отчетливо свидетельствовало – на Луне ему определенно нравится.

5

Когда Том прилетел в этот самый Тихуа, его поселили во вполне благополучном районе, но все же не совсем, потому что плата за квартиры чуть подальше в глубину этой местности была непомерной. А потом его попросили явиться в госпиталь, где раздели и буквально вывернули наизнанку. Проверили, кажется, каждый его орган и даже их, возможно, изучили едва ли не на клеточном уровне. По крайней мере, Том так себя почувствовал. Но потом, разумеется, его «собрали» и через пару дней, за которые он едва-едва успел восстановиться, положили под довольно тихоходную, хотя и заряженную необходимыми программками, машину для лодирования.

С этим все было просто, он проспал немного больше, чем следовало, прямо на столе, но его никто не трогал. Это же был госпиталь, а не пансионат для накачки клиентов. Тут не привыкли экономить на времени работы лодирующего аппарата. Зато, когда Извеков поднялся, он почти ничего в себе не понял. То есть какие-то знания определенно в нем появились, но вот какие именно?.. Этого он не знал.

А сложность заключалась в том, что либо аппарат этот был загрублен и упрощен донельзя, либо… располагал только и исключительно медицинскими знаниями, которые врубались в человеческие мозги напрямую, без каких-то прочих, необходимых штучек и приспособлений. И получилось, что он не мог понимать, не мог знать, что же в него вложили.

Если бы Том был простым работягой-инженером, каким прикидывался, если бы не впитал в себя уже тысячи часов загрузки на Земле, если бы не знал и не помнил то волшебное чувство сосредоточенности, ясности мышления и осознания мира вокруг с четкостью и ослепительной ясностью каждого предмета, каждой краски, каждого луча света, если бы не голодал по лодированию последние месяцы жизни, чуть не с самого Рейкьявика, он бы, наверное, подумал, что так и нужно. Но теперь Том призадумался.

И пришел к странному выводу. Получалось, что мекафы использовали сначала аппарат на полную катушку, не зная, что он, собственно, творит с человеком, что он в нем меняет. Им нужно было добиться только того, чтобы люди слегка поумнели и быстро, в темпе лодирования, усвоили некоторые знания, необходимые для работы с новыми технологиями, которые мекафы принесли на Землю. Или, в крайнем случае, не портили то, что «губки» давали людям в руки. Ну и конечно, они вколачивали изрядную дозу лояльности, послушности и подчиненности самим мекафам.

А теперь Том не заметил никаких особенных установок на лояльность. Зато и сам текст, само обучение стало мутным, едва ли не недоступным для человека. И в обучении этом оказалось слишком много от простого программирования, изготовления из человека чуть ли не робота, способного исполнять только свои служебные обязанности, и не более того. В общем, похоже, они сознательно испортили машинку, потому что… Тот эффект, который получался с людьми в прежнем режиме программирования, в чем-то весьма существенно превосходил их, мекафские, требования к людям, надобность в их труде. Недаром же за Извековым охотились… «В общем, – решил Том, – люди оказались слишком талантливы как раса, и передавать им знания мекафов или даже тот объем знаний, который человечество само накопило за свою историю, было в высшей степени нежелательно, потому что ставило под сомнение власть «губок» над людьми».

Голод по лодированию у Томаза не прошел, но все же стал менее заметен. Теперь он был способен действовать не как наркоман, а как, допустим, вполне контролирующий себя алкаш, которому и хочется выпить, и в то же время иногда он может с этим желанием бороться.

Работа у Тома сначала не пошла. Словно бы у него от этой последней загрузки что-то сдвинулось внутри, что-то переместилось не туда, куда нужно, и теперь ему приходилось иные знания и умения искать в своих мозгах, как ищут старую, забытую, но необходимую вещь на захламленном чердаке. Но Извеков старался, и хотя ловил на себе косые взгляды врачей и медсестер, все же пытался, пробовал и добивался того, чтобы за ним не было никаких серьезных неудач в его нынешней профессии… Зачем-то это тоже ему было нужно.

Для себя Том решил, что некий авторитет, если он сумеет его заслужить, позволит ему пробиться к тому морю лодирования, которое определенно в госпитале имелось, как и во всем Тихуа, впрочем. Том это тоже знал, потому что… Человек оказался слишком сложной системой, и лечить его порой простыми кибермедами было почти невозможно. Ну, там, аппендицит удалить или накачать какими-нибудь противорадиационными препаратами – это, конечно, умел и самый простой «стол», как тут на медицинском жаргоне называли простенькие кибермеды. А вот лечить по-серьезному, допустим, ликвидировать гормональные дисфункции или имплантировать какие-то электронные «примочки», существенно повышающие некие возможности даже у простых работяг, – для этого требовались ресурсы общего кибермозга, который как единым организмом управлял всем городом, и госпиталем в том числе.

Разумеется, он также обеспечивал и слежку едва ли не за каждым значимым работником и жителем Тихуа. Это Томаз тоже хорошо чувствовал. Он вообще настолько хорошо настроился на этот чудовищный, по прежним человеческим меркам, суперкомпьютер, что совсем упустил из виду людей, разучился придавать им значение, а это было неправильно… И конечно, за это пришлось расплачиваться.

Оказалось, что за Извековым наблюдал не только комп, но и люди. Они-то не потеряли интерес к другим… индивидам, как это почему-то получилось у Тома. Они его рассматривали, прикидывали, что он за человек, может быть, даже думали о том, кто он есть на самом деле. А потом случилось так, что одна очень красивая женщина вдруг стала оказывать ему знаки внимания. Проявлялось это сначала не очень явно. Иногда она придерживала местечко, где он любил поглощать свою порцию калорий в обеденный перерыв, а иногда и вовсе звонила во время долгих ночных дежурств по внутренней связи, чтобы поболтать.

Том терпел, терпел, да и спросил ее как-то, когда она вдруг решила проводить его чуть ли не до каюты, которую он занимал. Они шли по широкому и довольно многолюдному по местным меркам коридору. В нишах его были даже установлены не примитивные освежители воздуха, а настоящие пальмы. Том повернулся к ней: