Закон военного счастья - Басов Николай Владленович. Страница 35

Совсем некстати Ростик вдруг вспомнил, что во время Первой мировой иные части русской армии так же ходили в атаку, из расчета одной винтовки на троих, а то и больше пехотинцев, рассчитывавших все-таки добыть себе оружие прежде, чем их найдет пуля противника…

Ростик стрелял сам, подбадривал тех, кто стрелял рядом с ним, носился по окопам вдоль своего фронта и читал бой. Вместо обещанных классиком невнятицы, непонятности и чудовищности всего происходящего он видел совсем иное – абсолютную осмысленность буквально всего, что делал каждый из участников сражения, находил в себе полное понимание того, что происходило вокруг, и считал это в высшей степени нормальным… Пернатые хотели убить людей и воспользоваться плодами их труда, люди не собирались предоставить врагу эту возможность и защищали то, что считали своим, не щадя жизней своих и чужих. Это было почти хозяйственной деятельностью, хотя бы и ведущейся насильственными методами, почти жатвой или какой-либо прочей страдой…

И потому Ростик чувствовал себя немного всесильным, немного вознесенным над миром, немного всезнающим. Он парил, словно птица в плотном восходящем потоке, когда даже шевелить крылом не нужно – стихия, управляемая случаем или более мудрыми существами, сама несла его! Он в самом деле знал, что произойдет с некоторыми из его солдат в следующие минуты, с командирами взводов, которых он старательно держал в поле зрения, чтобы не дать провалиться обороне, и даже немного знал, что происходит на стороне Бурскина.

А происходило вот что – его люди встретили противника нервно, и пришлось передать по окопам команду стрелять прицельно и одиночными, иначе патронов не хватило бы и на пару часов. Первые удары все-таки пришлись по самому холму, на две роты Достальского, и лишь менее решительные из атакующих птиц стали «размываться» по периметру, причем ребятам, стоявшим западнее, доставались более вялые противники, которых куда легче было заваливать, чем тех, кто сразу же бросался на людей, едва добегал до их линии обороны. Но потом противник навалился с дурной силой по всему периметру, и тогда заработали все, кто был в окопах, ровно поливая пернатых огнем.

Трудность людей выявилась довольно скоро – доспехи пернатых неожиданно оказались очень прочными. Даже не всякое прямое попадание прошивало их, а что уж говорить о косых и рикошетных ударах? К тому же и сами пернатые были на редкость здоровые. Чтобы завалить иного, приходилось истратить на него пять-семь патронов… К тому же сразу приходилось убивать того, кто подбирал пушку. К тому же встречный огонь пернатых был таким плотным, точным, хладнокровным и расчетливым, что оставалось только удивляться их способности соображать, когда пальба людей косила их ряд за рядом…

Поэтому и людям доставалось. При этом пернатые все время наращивали свое давление, все ближе подбираясь к окопам, все решительнее подставляя себя под пули людей, чтобы другие бегимлеси выиграли еще шаг-другой, а то и пять-семь метров разом… Догадаться при этом, что произойдет, когда бегимлеси ворвутся в окопы и пустят в ход холодное оружие, труда не составляло. И Ростик старался этого не допустить. В том числе маневрируя людьми, перебрасывая отделение туда, где было труднее, меняя плотность огня, сосредотачивая на слишком выдвинутых бегимлеси огонь двух, а то и трех соседних отделений.

Так продержались почти два часа, и вдруг стали возникать и более сложные проблемы. Сначала получил ранение Каменщик. Просто удивительно, как пернатые вычислили и попали в никогда не высовывающегося старика, который, несмотря на возраст, оказался незаменимым в бою. Но ранение оказалось серьезным, и пришлось отправить его к врачам.

Потом почти целиком погиб один из взводов в середине обороны белобрысого Катериничева. Какая-то группа пернатых так умело и слитно принялась палить из своих лучеметов, что их лучи сливались воедино и, попадая даже в края окопов, накрывали все живое в радиусе пяти-семи метров, залетая по изломанным зигзагам даже в укрывшихся людей. Этими «виртуозами» пришлось заняться отдельно, и в общем старослужащие ребята догадались, «загасили» их почти без подсказок, но вреда они наделали много. Дыру в обороне пришлось затыкать едва ли не полчаса, пока плотность людей хоть немного выровнялась.

Глава 16

Потом Ростика стали одолевать мрачные предчувствия, и он отправился в самый свой западный взвод, который уже стыковался с людьми Антона, по сути дела, на границе их батальонов. Тут все было нормально, даже потише, чем в остальных местах, но Ростика не оставляло какое-то злое и неясное сомнение. Он нужен был, вероятно, на других участках, но медлил, не уходил и дождался… Три слитные колонны пернатых, великолепно организованные и выстроенные так плотно, что каждая пуля находила двух, а то и больше противников, прежде чем застревала в проклятых вражеских доспехах, отличные друг от друга только цветом штандартов, цветом перьев, воткнутых в шлемы, и цветом копий, которые бегимлеси выставили перед собой, ударили в стык между батальонами.

Как они увидели, что тут существует крохотный, всего-то метров в тридцать, зазор, как сумели подготовить эту атаку – осталось непонятным. Ростик тут же послал двух самых израненных бойцов, чтобы они привели два отделения из роты Цыгана и одно от Тельняшки-Иванова, который примыкал к самому Бумажному холму, но пока не прибыло подкрепление, было тяжко… А может быть, пернатые и прорвались бы, если бы вдруг не подошел целый взвод, хотя уже и вполовину меньший по составу, посланный Достальским. Капитан увидел, что тут творилось, и выслал подкрепление… Которого хватило ровно до подхода ребят Ростика, за которыми он послал гонцов.

Но они удержались, хотя иногда казалось, что все, что сейчас бегимлеси из синей или зеленой, или даже из желтой, самой малочисленной колонны вот-вот окажутся рядом и начнут надевать слабые людские тела на свои ужасные пики… Ростик сидел за ручным пулеметом Калашникова, тем самым приспособлением, которое было один в один, кроме длины ствола, содрано с автомата. И палил, выбирая самые близкие и опасные цели, палил, палил…

Когда его известили, что противник откатывается и что ранен Иванов, он отпустил свою пушку почти с сожалением… Вернее, это он так изобразил, на самом деле окостеневшие пальцы не хотели выпускать рифленую рукоятку, а глаза все еще выискивали цель, хотя ему уже полагалось думать о другом.

В роте Иванова он выяснил, что рота, по сути, осталась без головы. Дружка Иванова по имени Ванька убили еще в одиннадцатом часу, и после этого комроты стал, по словам какого-то взводного, сам не свой, лез вперед и вот долазился… Этого комвзвода Ростик и назначил «на роту», как говорили еще в Отечественную войну, хотя от роты и осталось куда меньше, чем хотелось бы.

Вообще, к полудню потери стали приближаться к половине, а в некоторых взводах осталось и меньше трети – огонь пернатых не ослабевал ни на мгновение. А к трем часам стало известно, что Бурскин пропустил несколько пернатых в тыл – у него уже не было людей, чтобы затыкать все дыры… И тогда Ростик сделал самую безумную, самую бестолковую, как сам полагал, вещь на свете – он собрал около себя почти десятка полтора ребят, почти все из которых были ранены, а некоторые даже не успели перевязаться, и отправил их назад, на помощь в соседний батальон. А сам остался с теми, из кого и роту набрать было бы уже затруднительно.

А пернатые все давили, давили… Конечно, меньше, слабее, чем в начале сражения, но все еще оголтело, зло, решительно. Из их тел перед окопами образовался настоящий бруствер, истекающий ярко-красной, такой же, как у людей, кровью. Но они все давили… Они бы непременно прорвались, если бы не интересная особенность, которая их часто подводила, – пернатые бойцы бросались туда, где, по их мнению, было горячее. И вместо того чтобы очистить себе брешь в построении людей и зайти им в тыл, они, даже имея перед собой удачное соотношение огня и сил, не использовали его, а разворачивались и атаковали те участки фронта, где бой был особенно яростным, где людей было много… В общем, решил Ростик, им не хватало грамотных офицеров. Может быть, химическая атака, которую они ночью провели на самом верху вражеского холма, была тому причиной?