Марсианские шахматы - Берроуз Эдгар Райс. Страница 12

– Лууд – король [я использую слово «король» для обозначения вождя или правителя калданов, так как настоящее бантумианское слово непереводимо и непроизносимо на английском и означает оно примерно то же, что на Земле выражение «пчелиная матка» (примеч. Джона Картера)], он больше и богаче украшен. Но в остальных отношениях он не отличается от нас. Разве не Лууд произвел яйцо, из которого я вылупился?

– Что? – удивилась девушка. – Я не поняла тебя.

– Да, – объяснил Чек. – Все мы происходим из яиц Лууда, так же как рой Моака происходит от яиц Моака.

– О! – понимающе воскликнула Тара. – Ты хочешь сказать, что у Лууда много жен, и что вы все – его потомки?

– Вовсе нет, – ответил Чек. – У Лууда нет жен. Он сам откладывает яйца. Ты не поняла.

Тара слушала.

– Попытаюсь объяснить, – сказал Чек, – если ты обещаешь потом спеть для меня.

– Обещаю.

– Мы не подобны рикорам, – начал он. – Рикоры – существа низшие, подобно тебе, бенсам и всем остальным. У нас нет пола, за исключением короля, который двупол. И он производит множество яиц, из которых вылупляемся мы, рабочие и воины. В каждой тысяче яиц есть одно, которое содержит зародыш другого короля: из него вылупляется король. Ты заметила замурованные отверстия в приемном зале Лууда? В каждом из них находится король. Если один из них выберется оттуда, он будет бороться с Луудом и постарается убить его. Если ему это удастся, он станет новым королем. Но звать его будут тоже Лууд, и все пойдет по-прежнему, разве мы не одинаковы? Лууд живет уже очень долго и произвел множество королей, но только несколько из них живы и сменят его, когда он умрет. Остальных он убивает.

– А почему он держит больше, чем одного короля? – спросила девушка.

– Бывают несчастные случаи, – ответил Чек, – когда погибают все короли в рое. Тогда мы идем в соседний рой и берем короля у них.

– Значит, все вы – дети Лууда? – спросила она.

– Некоторые из нас произошли из яиц прежнего короля, которого тоже звали Луудом. Но этот Лууд живет уже давно, и в живых уже осталось мало потомков его предшественника.

– Долго ли вы живете? – спросила Тара.

– Очень долго.

– А рикоры?

– Нет, рикор живет не более десяти лет, – сказал он, – пока остается сильным и полезным. Когда они не могут больше служить нам по возрасту или болезни, мы оставляем их на полях, и ночью их съедают бенсы.

– Как ужасно! – воскликнула девушка.

– Ужасно?! – повторил он. – Не вижу в этом ничего ужасного. Рикоры – всего лишь безмозглое мясо. Они не видят, не слышат, не чувствуют. Они могут двигаться только с нами. Если мы не принесем им пищу, они умрут с голоду. Мыслей у них меньше, чем у наших доспехов. Все, что они могут делать для себя, это взять пищу из кормушки и положить в рот. Но с нами – вот посмотри, – и он гордо указал на прекрасную фигуру, которую он увенчивал, – полны жизни, энергии, чувств.

– Как вы это делаете? – спросила Тара из Гелиума. – Я не понимаю.

– Я покажу тебе, – сказал он и лег на пол. Затем отделился от тела, которое осталось лежать, подобно неодушевленному предмету. На своих паучьих лапках он подошел к девушке. – Смотри: видишь это? – И он показал ей пучок щупалец в задней части головы. – Рядом со ртом рикора есть отверстие, в которое выходит позвоночник. Через это отверстие я прикасаюсь щупальцами к спинному мозгу. И немедленно начинаю контролировать каждую мышцу тела рикора, оно становится моим, я владею им, как ты владеешь своим. Я чувствую то, что чувствовал бы рикор, если бы у него была голова и мозг. Если он ранен, я страдаю, пока связан с ним. Но если рикор ранен или заболел, мы оставляем его и берем другого. Точно так же мы ощущаем и физическое удовольствие. Когда твое тело изнурено, оно сравнительно бесполезно. Если твоему телу больно, тебе тоже больно. Если оно убито, ты умираешь. Ты раба глупой массы мяса, костей, крови. В твоем теле не больше удивительного, чем в теле бенса. Только твой мозг делает тебя выше бенса, но твой мозг связан с телом. У нас совсем не так. В нас мозг – это все. Он составляет девяносто процентов нашего веса. У нас лишь простейшие жизненные органы, мы не нуждаемся в совершенных и сложных системах мышц, нервов, мяса и костей. У нас нет легких, и нам не нужен воздух.

Далеко внизу, куда нет доступа рикорам, раскинулась сеть наших ходов, где проходит истинная жизнь калданов. Там дышащие воздухом рикоры погибли бы, как погибла бы и ты. Там мы запасаем огромное количество пищи в герметически замурованных помещениях. Мы делаем это для будущего. Глубоко под землей есть вода, которая сохранится и тогда, когда на поверхности ее не будет уже много веков.

Мы готовимся ко времени, которое обязательно придет – времени, когда исчезнут последние остатки атмосферы Барсума, когда исчезнет вода и пища. Мы для этого и готовимся, ибо не должно исчезнуть с лица планеты удивительнейшее из ее созданий – совершенный мозг.

– Но какой цели вы будете служить, когда придет это время? – спросила девушка.

– Ты не понимаешь, – ответил он, – для твоего разума это слишком трудно, но я постараюсь объяснить. Барсум, его луны, солнце, звезды – все создано с единой целью. С начала времен природа энергично работала над ее осуществлением. Сначала появилась жизнь, но она была лишена мозга – разума. Постепенно возникли зачатки нервной системы, они развивались, эволюция продолжалась. Мозг становится больше и сильнее. В нас ты видишь высшее достижение природы. Мы верим, что разовьемся в сверхрасу, в супермозг. Будущие калданы будут представлять собой сплошной мозг, глухой, немой и слепой, который будет лежать замурованный в подземном склепе, где почти ничто не помешает его вечным мыслям.

– Вы думаете, он будет только лежать и думать? – воскликнула Тара. – Только это – воскликнул он. – Может ли быть что-нибудь чудеснее?

– Да, – ответила девушка, – я могу представить себе множество более чудесных занятий.

6. В объятиях ужаса

Рассказ конвоира дал Таре пищу для размышлений. Она считала, что каждое существо создано с какой-то целью. Она знала, что у калданов должно быть свое место в схеме жизни, но каким оно было, не могла понять. Они напоминали ей небольшую группу жителей Гелиума, которые в погоне за знаниями отрекались от жизненных радостей. Они свысока относились к тем, кого считали не такими интеллектуальными. Себя они считали высшей расой. Она улыбнулась, вспомнив замечание отца о том, что если бы кто-нибудь из них сжег свой эгоизм, дым окуривал бы Гелиум целую неделю. Ее отец любил нормальных людей; те, что знали слишком мало, и те, что знали слишком много, одинаково не нравились ему. В этом отношении Тара была подобна отцу.

Помимо угрожавшей ей опасности в чужой стране было немало, интересовавшего ее. Рикоры вызывали у нее жалось и много предположений. Как и от кого они эволюционировали? Она спросила об этом Чека.

– Спой мне снова. И я расскажу тебе, – сказал он. – Если Лууд отдаст тебя мне, ты никогда не умрешь. Я буду держать тебя при себе, а ты будешь петь.

Девушка удивилась воздействию своего голоса на это существо. Где-то в его огромном мозгу находился участок, задетый ее пением. Это было единственное связующее звено между нею и его мозгом, когда он был отделен от рикора.

Когда он руководил рикором, у него могли появиться и другие человеческие чувства. Но девушка боялась думать об этом. Спев, она ждала, когда Чек заговорит. Он долго молчал, глядя на нее своими невероятными глазами.

– Я думаю, – вдруг сказал он, – что приятно принадлежать к твоей расе. Вы все поете?

– Почти все, – ответила она, – но у нас есть множество других интересных и приносящих радость занятий. Мы танцуем, играем, работаем, любим, а иногда и воюем, так как мы – раса воинов.

– Любовь! – сказал калдан. – Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. К счастью, мы лишены чувств – в отдельном состоянии. Но когда мы соединены с рикором – о, это большая разница: слушая твое пение и глядя на твое прекрасное тело, я понимаю, что такое любовь! Я мог бы полюбить тебя!