Гадание при свечах - Берсенева Анна. Страница 65

Но сейчас, глядя на себя в блестящее холодным металлом зеркало, Марина с удовольствием заметила, что странное сочетание цветов идет к ее волосам и глазам. Она отвела упавшую на глаза прядь и пошла вслед за Алексеем в зал.

Игорный зал был довольно большой, в нем стояло несколько столов, и за каждым шла оживленная игра – в карты и в рулетку. Марина заметила, что с Алексеем многие здороваются, приветственно улыбаются ему.

Но казино не понравилось ей сразу. Даже не само казино не понравилось, а отчетливое чувство тревоги, которое исходило здесь от Шеметова. Марина поразилась, ощутив эту тревогу: до сих пор каждая встреча с ним успокаивала ее…

Алексей сел за стол, и Марина вдруг заметила, как азарт мелькнул в его глазах при одном только взгляде на расчерченный круг.

– Давно видно не было, Алексей Васильич, – сказал сидящий напротив мужчина, глядя, как Шеметов кладет на стол разноцветные фишки. – Уезжали?

Визави выглядел солидно и даже элегантно, но, едва взглянув на него, Марина сразу заметила не изящный двубортный костюм и не аккуратную прическу, а то же, и даже более сильное, выражение азарта, которое было и в глазах Шеметова. И ей почему-то стало страшно, хотя никто из них не делал ничего опасного.

– Работы было много, – ответил Шеметов. – Знакомьтесь, Юрий Аркадьевич, моя жена Марина.

– Очень приятно! – оживился тот. – Не знал, что женились, поздравляю. – Впрочем, оживление его тут же сникло, и он спросил: – Что же теперь, жена-то, пожалуй, всю игру перебьет, а? Правда, здесь у нас останавливать не принято, – добавил он, в упор глядя на Марину. – Если уж играет кто, хоть исподнее с себя снимай, а отговаривать нельзя, у нас за этим следят.

Он говорил «у нас» с таким удовольствием, с каким хорошая хозяйка говорит о родном доме. Марине вдруг показалось, что она видит какой-то замкнутый круг над аккуратной головой Юрия Аркадьевича, – круг, сквозь который ничего не может к нему пробиться.

Она тут же взглянула на Шеметова, словно боясь увидеть такой же круг над его головой. Она всегда видела Алексея как-то иначе, чем остальных, и никакие круги, ауры и контуры не имели к нему отношения. Но сейчас она чувствовала в нем другое – тяжесть и мрак, начавшие охватывать его, едва он сел за стол…

– Ты будешь играть? – спросил он.

– Да, – ответила Марина, подумав, что необходимость объяснять ей правила игры отвлечет его от того мрачного азарта, который так напугал ее. – Я хочу играть, только не умею.

– Это просто, – сказал Шеметов. – Можно ставить фишки на красное, на черное, на чет и нечет, на любую комбинацию цифр. Чем больше цифр ты выберешь, тем меньше риск проиграть, но меньше и сумма выигрыша. Понятно?

– Понятно, – кивнула Марина.

Вообще-то она представляла себе, что такое рулетка, по одной старинной книге, в которой были описаны все азартные игры и даже шулерские приемы. И, спрашивая Алексея о правилах игры, она хотела только, чтобы он хоть минуту помедлил…

Шеметов подвинул к ней фишки.

– Что ж, тогда делай ставку, – сказал он. – Ты не голодна, Марина? Здесь прямо к столу могут принести поесть.

Ей невыносимы были мимолетно-извиняющиеся интонации в его голосе, и ей жаль его становилось – оттого, что он переставал владеть собою…

Марина поставила на нечет, потом на красное, и оба раза выиграла. Потом выбрала какое-то произвольное сочетание цифр – и выиграла снова. Но ей безразличен был выигрыш, она даже не посмотрела, какая цифра обозначена на фишках, которые придвинул к ней с иголочки одетый невозмутимый крупье.

Вдруг где-то под столом раздался мелодичный свист, и молоденькая девушка в ярко-алом вечернем платье, сидевшая неподалеку от Марины, достала из сумочки крошечный мобильный телефон. Она улыбнулась, отвечая тому, кого услышала в трубке, и голосок ее тоже напоминал милый свист. Да и вся она была миленькая, сияющая, и на лице ее не отражалось ничего, кроме довольства собою, своим красивым платьем, маленьким телефоном и большой тарелкой с каким-то разноцветным салатом, которая стояла перед нею на игорном столе.

«А ведь я сюда ему и позвонила – тогда, ночью, – вдруг догадалась Марина. – Как же давно, боже мой!..»

Она смотрела только на Алексея, на его руки с синими, чуть набухшими прожилками. И чувствовала, как все в ней начинает дрожать и биться, когда она смотрит на него, на сильные его руки, беспомощно лежащие на столе…

«Да что ты? – пыталась она себя успокоить. – О чем тебе волноваться? Ну, проиграет он сколько-нибудь – разве это потеря? И что плохого, если его увлекает рулетка, если он может расслабиться за игорным столом?»

Но Марина чувствовала: то, что происходит с Алексеем, можно назвать как угодно, только не расслаблением и не отдыхом. Она видела, что весь он напряжен, что воля его подавлена, что он совершенно не владеет собою – и не могла понять: как же это произошло, почему? И так мгновенно…

Всего час назад, когда они встретились, он выглядел усталым, расстроенным. Потом – обрадовался, и его радость была связана с нею, с Мариной, и она тоже радовалась, что может доставить радость ему. И вдруг – эта тоска, этот невыносимый гнет, подобный тому, что накатил на него однажды вместе с хмелем, но гораздо хуже…

Марина чувствовала неизбывность того, что происходило сейчас с Алексеем: как будто смертный холод коснулся его лица. И никакие самоувещевания не могли ее обмануть. Состояние, в котором он находился, было подобно смерти…

Кому угодно это могло показаться странным! Ничего подобного невозможно было прочитать на его выглядевшем сосредоточенным лице. Ему везло, он выигрывал, потом стал проигрывать – шла обычная игра, не привлекавшая к нему ничьего внимания. Но что ей было до чьего-то внимания, когда она видела в нем то, чего никто больше не видел!

– Алеша, может быть, нам лучше уйти? – тихо спросила Марина, стараясь, чтобы никто ее не услышал.

Блестящее колесо замедлило вращенье, остановилось, и Алексей, досадливо поморщившись, повернулся к ней.

– Я не могу, – сказал он со злой растерянностью. – Я не могу уйти сейчас, я должен остаться. И я совсем не много проиграл, зря ты волнуешься!

– Ты никому ничего не должен, – медленно проговорила Марина. – Я не волнуюсь о твоих деньгах, но нам лучше уйти, прошу тебя.

– Прекрати! – Голос Шеметова прозвучал так непривычно резко, что Юрий Аркадьевич, оторвавшись от подсчета фишек, удивленно взглянул на него. – Это тебя совершенно не касается! Не нравится – так ведь я тебя не держу, уходи!

Куда она могла уйти, видя, как белеют его губы, и чувствуя, как беспомощно пытается он сопротивляться угаданной ею смертной тоске?

Но и смотреть на этот его поединок с самим собой было невыносимо. Марина встала, отошла к стойке бара и села на высокий круглый табурет рядом с аквариумом, в котором медленно и равнодушно плавали разноцветные рыбки.

– Что будете пить? – тут же спросил молодой бармен.

– Ничего, – ответила Марина, не видя его лица, а видя только черную «бабочку» под гладко выбритым подбородком. – Я просто так посижу, можно?

– Тогда, может быть, кофе? – не отставал бармен. – Что, спонсор в азарт вошел? – участливо поинтересовался он. – Не переживайте, девушка. Вам-то что? Лишние брюлики купит потом, чтоб вину свою загладить. Вы, похоже, первый раз у нас? Ну-у, привыкнете! Это только «играющие» сутки напролет от стола могут не отходить, а их у нас раз-два и обчелся, – авторитетно заметил он. – Так что цел будет ваш спонсор, станет все о'кей! А нет, так другого найдете! Или этот сильно хорош?

– Хорош, – машинально кивнула Марина. – Сильно.

Она так и не могла рассмотреть лицо разбитного бармена. Да и всех, кто играл в небольшом высоком зале за несколькими столами, она видела не яснее, чем рыбок в аквариуме или подсвеченные струи фонтанов, бьющие по углам.

Она видела только Алексея, не оборачивавшегося к ней. Голова его была склонена, как-то побежденно склонена, и уверенный разворот плеч тоже был нарушен – как будто крылья птицы надломились…