Нью-Йорк – Москва – Любовь - Берсенева Анна. Страница 22

В коридор, по которому Алиса с Маринкой шли к репетиционной, доносилась из-за дверей музыка и обрывки знакомых фраз: «Левый поворот, половинка правого… корте, шаг, закрест…» В приоткрытую дверь одной из комнат Алиса разглядела высокую даму в танцевальных колготках в сеточку и в золотых туфлях для латиноамериканских танцев. Дама старательно повторяла движения сальсы, которые показывала ей преподавательница с выкрашенными до невозможной белизны волосами.

Тонкости степа Алиса показывала Маринке не дольше получаса – этого оказалось достаточно. В той мере, конечно, в какой могло оказаться достаточно любого поверхностного урока.

– У тебя педагогические способности хорошие, – одобрительно заметила Маринка. И хохотнула: – Может, к нам подрабатывать пойдешь? А что, топовому преподавателю, между прочим, сто баксов за занятие платят. Ты как раз по топ-разряду пошла бы.

– Я обдумаю твое предложение, – улыбнулась Алиса. – Если меня выгонят из мюзикла, я сразу наймусь сюда.

– От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Слышала такую пословицу?

– Слышала. Очень русская пословица, – пожала плечами Алиса. – Почему надо заранее думать о тюрьме? И что означает сума?

– Нищету она означает, – усмехнулась Маринка. – А пословица для местных условий очень даже жизненная. Ладно, что тебе до этого всего! Хочешь, кальян покурим?

– Я же не курю.

– А кальян и не курево, а медитация. Тем более если на молоке – полезно даже.

– Ну, пойдем, – кивнула Алиса.

В полезности кальяна она сомневалась, но ей любопытно было посмотреть, как ведут себя в своем кругу представители московской элиты. Конечно, это был чисто этнографический интерес, который никак не затрагивал чувства, но почему было его не удовлетворить?

В кальянной собрались в основном дамы. Они сидели на низких диванах, застеленных восточными коврами, и по их лицам, по общему тону сливающихся голосов было понятно, что здешняя медитация имеет в своей основе обыкновенное и естественное желание посплетничать.

– Ты видела, в чем она на кладбище притащилась, когда папашке ее памятник открывали? – донеслось до Алисы. – Маман, конечно, тоже хабалка, но хоть что-то соображает: как положено, синий костюмчик в серую полосочку. А эта – встала рядом с президентом, только что за руку его не хватает, а сама в розовой кофточке и золотыми бляшками обвешана, как елка. Один кулончик, представляешь, сантиметров десять в диаметре, в виде пятака с советским гербом, а внизу написано: «Шанель». По-русски написано. Красота умопомрачительная!

Алиса представила кулон диаметром десять сантиметров с русской надписью «Шанель» и не смогла сдержать улыбку.

– Здравствуйте. Приятно видеть вас веселой, – вдруг услышала она.

Вскинув глаза, Алиса увидела мужчину, стоящего рядом с диваном, на который она присела, ожидая задержавшуюся Маринку. В нем было что-то знакомое, но не в лице его, а в широкой фигуре.

– Здравствуйте, – сказала Алиса. – Мне тоже очень приятно.

Наверное, по-русски это прозвучало как-то неточно, потому что он улыбнулся и вдруг сказал:

– Полиевкт.

Алиса растерялась. Он как будто заклинание произнес, и она не поняла, что это означает.

– Д-да… – пробормотала она.

Он улыбнулся. Улыбка у него была располагающая, хотя, на Алисин взгляд, чересчур импозантная. Она не любила чрезмерной респектабельности, а от него респектабельностью просто веяло, как будто он ею надушился.

– Не смущайтесь, – сказал он. – Полиевкт – это всего лишь имя. Мое имя. Вы можете называть меня Пол.

– Алиса, – спохватилась она.

Представляясь, в России редко называли фамилию, и Алиса успела к этому привыкнуть.

– Я знаю. Я смотрел вас в «Главной улице» несколько раз. Вы не то чтобы красивы – вы неподражаемы.

Алиса не очень поняла это слово, но догадалась, что оно означает какую-то особенную похвалу.

– Спасибо, – сказала она. – Я вспомнила, где вас видела. Несколько минут возле одного клуба, я забыла, как он называется.

Ей неприятно было вспоминать тот вечер, но человек, у которого имя было похоже на заклинание, конечно, не был в этом виноват.

– А что же вы делаете в этом нашем заведении? – спросил Полиевкт. – Неужели танцуете в свободное от работы время?

– Нет, – улыбнулась Алиса. – Здесь работает моя подруга.

– А, Марина Ларцева! – догадался он. – Ну да, ее ведь взяли в мюзикл, она рассказывала. Моя наставница, между прочим.

– Вы тоже танцуете? – удивилась Алиса.

– А что в этом странного? Надо держать себя в тонусе. Танцы прекрасное для этого средство.

В дверях наконец возникла Маринка.

– Извини, языком тут с одной зацепилась! – с порога сказала она. – О, Полиевкт Павлинович, вы, я смотрю, нашу американочку очаровываете?

– Пол меня уже очаровал, – улыбнулась Алиса.

Ей стало скучно. Она не понимала, зачем сюда пришла.

– Быстро вы познакомились! – хохотнула Маринка. – Ну да Полиевкт Павлиныч у нас коммуникабельный, практически как американец.

– У вас, барышни, как я понимаю, сегодня выходной? – поинтересовался он. – И занятия мои окончены. Что мешает нам вместе пообедать?

– Ничего не мешает, – охотно согласилась Маринка. – Правда, Алиска?

Пообедать в обществе Полиевкта Алисе мешала скука. А в свой единственный выходной она предпочла бы обойтись без нее. Можно было сходить в какой-нибудь музей – их в Москве было бесчисленное количество. Или, еще лучше, просто погулять по городу – в его летней расслабленности ей смутно чувствовалось особенное очарование. Алисе показалось, что в летней Москве возникает какая-то совершенно провинциальная доверительность, при которой она тем не менее остается мегаполисом.

Способность этого города не совпадать с самим собою задевала сердце, и Алисе хотелось получше понять, как эта способность проявилась на этот раз, в новом времени года. Обед с импозантным мужчиной ничем в этом смысле полезен не был.

– А перед обедом можем погулять у Новодевичьего монастыря, – сказал Полиевкт. – Вы ведь там еще не были?

– Нет, – удивленно ответила Алиса. Он как будто угадал ее желание увидеть что-нибудь новое. – А что это за монастырь?

– Увидите. И вряд ли разочаруетесь.

– Ну-у, на Новодевичье… – кисло сморщилась Маринка. – Жара на улице, самое время могилками любоваться. Ладно, пошли, – торопливо добавила она, видимо, сообразив, что культурная программа является обязательным блюдом обещанного обеда.

– Это семейная традиция. – Полиевкт положил салфетку на стол, и она сразу легла так, будто он угадал единственное подходящее для нее место и даже единственное правильное расположение складок на ней. – На протяжении как минимум пяти поколений, которые мне удалось проследить по отцовской линии, все мои предки носили необычные имена.

– Но почему? – спросила Алиса.

Следить за тем, как каждое его движение правильно организует действительность, было интересно.

– По вполне оригинальной причине. Мой давний пра-пра, который эту традицию завел, вообще, насколько я сумел понять, отличался парадоксальным мышлением. По поводу имен он, в частности, говорил: «Зачем же я буду беспокоить Николу-угодника или Михаила-архангела, у них и так довольно подопечных, они, пожалуй, дурно станут смотреть за моими детьми. А потому пусть их святыми будут Евстолия, Епифан и прочие не слишком обремененные опекой личности».

– Я все-таки не очень понимаю.

Алиса даже головой помотала. Ощущение, что Полиевкт произносит какое-то заклинание, – ровно то же ощущение появилось у нее, когда он назвал свое имя, – возникло снова.

– Это он про святых говорит, – допив шартрез, поданный в качестве диджестива, сказала Маринка.

К концу обеда настроение у нее было умиротворенное, не то что вначале, когда она выглядела сердитой как черт из-за жары, обилия великих могил на Новодевичьем кладбище и чрезмерного, по ее мнению, Алисиного к этим могилам интереса.

– Каждому имени соответствует определенный святой, – объяснил Полиевкт. – Это и в католической традиции так, вы должны знать.