Полет над разлукой - Берсенева Анна. Страница 76

Ее всегда удивляло, как странно он просыпается: только что казалось, что спит глубоким сном, и тут же – открыл глаза, а в них ни следа сна.

Взгляд у него был встревоженный.

– Плохо тебе, Алечка? – спросил Андрей, садясь рядом с нею под красные ножки Мойдодырши. – Целый день на солнце, вот я дурак! Сам-то привык…

– Ты не привык, это у тебя просто генетическая память барселонская, – пытаясь улыбнуться сквозь слезы, пробормотала Аля.

– Бледная какая… – Он обнял ее и ласково провел пальцами по щекам, по заплаканным глазам. – Ничего, моя хорошая, ты тоже привыкнешь, хоть и без генетической памяти. Загоришь ты у меня, посвежеешь, отдохнешь…

– А потом ты меня обратно отвезешь? – всхлипнув, проговорила Аля. – Андрюша! – неожиданно воскликнула она. – Я не могу больше делать вид, что… Я должна с тобой поговорить, я потому и приехала! То есть я не потому, я просто так приехала, потому что без тебя больше не могла, но и еще… Андрюша, сколько можно себя обманывать? Как мы сможем так жить? Это же неправда! Я должна что-то сделать, я понимаю…

– Ты должна? – переспросил он.

– Кончится лето – и что? – не слыша его вопроса, продолжала она. – Уеду, буду звонить? А ребенок родится – и он будет звонить?

Она совсем забыла, что вообще не говорила ему о ребенке, и спросила так, как будто он уже знал. Рука Андрея вздрогнула и замерла на ее плече.

– Почему – ребенок?.. – медленно произнес он.

– Господи, да почему бывает ребенок, ты не знаешь разве? – воскликнула она.

– Ты беременная, что ли? – спросил Андрей с теми же медленными, настороженными интонациями.

– Да, – выдохнула она. – Я потому так и говорила с тобой, я как раз к врачу собиралась идти, когда ты позвонил…

– Сходила к врачу?

Голос его становился все спокойнее, все отрешеннее, и смотрел он прямо перед собою.

– Андрюша, что ты подумал? – заглядывая снизу ему в лицо, спросила Аля. – Что ты обо мне подумал? – Но тут же она вспомнила те дни и опустила глаза. – Ну да, я сразу так и хотела, как раз когда ты позвонил… Ты правильно подумал! Но я этого не сделала и не сделаю никогда. Только вот театр придется бросить, и мне это страшно тяжело, ты понимаешь? Мне невыносимо это сознавать…

Она наконец выговорилась, наконец сказала все, что хотела, но это не принесло облегчения. Махнув рукой, Аля уткнулась лицом себе в колени. Голова у нее кружилась от слабости и в глазах было темно.

Сначала она не поняла, что происходит. Ей показалось, что тьма в ее глазах вспыхивает и светлеет, как будто разорванная изнутри. А дыхание, наоборот, стесняется…

Открыв глаза, Аля увидела, что лицо ее упирается Андрею в грудь, а он не замечает этого и прижимает ее к себе все сильнее.

– Андрюша, – охнула она, – что ты делаешь, ты меня задушишь сейчас!

Он тут же опустил руки – и Але стало жалко, что она перестала чувствовать его. Она не понимала, почему он молчит и что думает об этом обо всем.

– Саша моя, Саша, до чего я тебя довел… – вдруг сказал он так тихо, что она еле расслышала его голос. – Женщина, которую я люблю, мне говорит: «Я должна решить, я должна бросить», – а я слушаю с умным видом как последний подонок! Как такое простить?

– Но, Андрей, – удивленно сказала Аля, – что же я должна прощать? И кто должен был за меня это решить?

– Не тебе – мне себя как простить? За тебя решать никто не должен, но я-то… – Он по-прежнему сидел неподвижно, опустив руки. – Но я-то спокойно все на тебя свалил! Изложил порядок своих действий – и все, живи как знаешь. Как будто жизнь по расписанию идет… Не хотел в объяснениях путаться, – зло усмехнулся он.

– Я тоже не хотела – в объяснениях. – Аля невольно улыбнулась, увидев его по-мальчишески сердитую усмешку. – Андрюша, – вдруг вспомнила она, – а в Шереметьеве, помнишь, ты с женщиной разговаривал? Это ведь жена твоя была?

– Да, Ольга, – удивленно ответил он. – Она в Мадрид улетала, мы с ней возле стойки столкнулись. А ты откуда знаешь?

– А у меня спектакль в этот вечер отменился, я и приехала, – смущенно сказала Аля. – Но не стала подходить…

– Ну как же так можно! – Андрей чуть не вскочил с невысокого постамента, даже приподнялся слегка, но остановился и вместо этого снова обнял Алю, прижался щекой к ее голове. – Саша, Саша, умная ты девушка – что за глупость такая?

– Мне показалось, она тебе что-то важное говорит, – пробормотала Аля.

– Да что важное? – горячо воскликнул он. – Очередное объяснение, запоздалое, никому не нужное! И думаешь, для меня что-то важнее было тогда, чем тебя еще хоть на минуту увидеть? Да-а… – вдруг улыбнулся он. – И правда, переборщил я с trato distante! Простился с тобой как с посторонней – вот и получил.

– Так уж и «как с посторонней»! – улыбнулась Аля, вспомнив их последнюю московскую ночь. – Или ты со всеми посторонними так прощаешься?

– Не со всеми, – улыбнулся он в ответ. – Хотя, конечно, не буду тебя уверять, что десять лет после развода вел целомудренную жизнь…

– Ладно, ладно, каталонец горячий, без подробностей!

Аля засмеялась и встала сама, но тут же почувствовала, как тошнота снова подступает к горлу. Она охнула и схватилась за полотенце, висящее на руке разноцветной красотки.

– Алечка! – Андрей, еще сидя, обнял ее за талию и снизу испуганно заглянул в лицо. – Ты очень плохо себя чувствуешь? Как можно было сразу не сказать, что ж ты думала-то обо мне! Целый день по жаре бродили… И на асфальте холодном еще сидела ночью! – вспомнил он. – Пойдем-ка, ляжешь. Или, может, к врачу поедем?

– Зачем к врачу? – испугалась Аля.

Наверное, он расслышал испуг в ее голосе.

– Да уж не затем, чтобы… – сказал он. – Пойдем.

Утро уже пробивалось сквозь легкие шторы, и в комнате стоял тот синеватый полусвет, в котором предметы кажутся зыбкими, а чувства – странными.

Но странность чувств не пугала рядом с ним, и, прижимаясь плечами к руке Андрея, Аля думала о том, что все возможно сейчас, все возможно в ее жизни, и легкость его сильнее, чем незыблемость любой преграды.

– Что же все-таки будет, Андрюша? – спросила она, вглядываясь в его глаза в трепетном полусвете.

В эти мгновения ей легко было спрашивать обо всем и ничто не казалось невозможным. Но сердце у нее все равно замерло.

– Я перееду в Москву, – сказал Андрей.

Этого она не ожидала совершенно. Она думала, он станет ее о чем-нибудь расспрашивать, что-то предлагать, они вместе попробуют найти какое-то решение… Но того, что он скажет именно так, коротко и ясно, она и представить себе не могла!

– Но… как же? – растерянно спросила Аля. – Это же… по-моему, это невозможно для тебя!

– Невозможно? – усмехнулся он. – Эх, Сашенька, да разве это – невозможно? Невозможно – когда любимые люди умирают, а от тебя ничего не зависит. Все остальное просто трудно, не больше. Но почему ты решила, что трудно должно быть тебе, а не мне?

Аля поняла, что он вспомнил смерть родителей, и поняла, о чем он говорит. Она и сама знала это: не пережив наяву, но так сильно, так ясно пережив в спектакле, в сцене смерти Стаховича…

– Я не хочу таких жертв, – твердо сказала Аля. – Мне не надо, чтобы ты бросил работу. И Барселону… Я не такая уж глупая, Андрюша, все я прекрасно понимаю. Да и что тут непонятного…

Она посмотрела на фотографию, висящую над их головами. В яснеющем воздухе комнаты казалось, что золотистые здания летят над осенними горами.

– Какая умненькая девочка, – улыбнулся Андрей. – Что же ты так прекрасно понимаешь, интересно?

– Но ты же сам говорил, – смутилась она. – Про то, что тебе здесь хорошо… Про свободу в горле! И Карталов тоже…

– Ну, Карталов, допустим, спит и видит, как бы в Москву меня перетащить. Он ведь хочет, чтобы я новый театр строил, говорил он тебе? Вернее, не новый, а вот именно – развивая то, что есть, я ведь его спектакли изнутри знаю.

– Но ты же не можешь все здесь бросить, – настаивала Аля.

– Почему ты решила, что я все здесь брошу? – удивился Андрей. – Не могу, конечно. У меня здесь целая мастерская, люди со мной работают. Но я буду приезжать из Москвы сюда, а не в Москву отсюда, вот и все. Я ведь и Москву люблю, Сашенька, я в ней родился, не чужой же я там.