Последняя Ева - Берсенева Анна. Страница 24
– Да по мне-то, конечно, ничего, – согласился директор. – Не вижу криминала в том, что ты рассказала. Собственно, она говорила то же самое: что вы прогуливались… За что купил, за то продаю. Ее встревожило, что, когда ты ушла, он смотрел тебе вслед именно тем взглядом, который так ее пугает.
– Каким же именно? – улыбнулась Ева. – Просто даже интересно! Меня вот его взгляд ничуть не пугает. Наоборот, очень внимательный, вдумчивый взгляд, побольше бы таких.
– Ну, не знаю, – завершил разговор директор. – По-моему, тоже, это все домыслы дамы в критическом возрасте. Ладно, Ева, пусть это будет нашей самой большой проблемой! Но ты имей в виду все-таки. Зачем мамашу нервировать? – Эвергетов поднялся из-за стола. – Куда летом поедешь? – поинтересовался он напоследок.
– В Кратово, наверное, – пожала плечами Ева. – Куда еще?
– Почему же? – не согласился он. – Сейчас возможностей много. У меня вон сын в прошлом году в Грецию ездил. Салоники, Афины, потом на пароме по островам. Говорит, как в раю побывал!
– Да мне как-то не хочется одной, – смущенно улыбнулась Ева. – А у подружек денег нет на такие путешествия, у всех ведь мужья, дети, не до того…
– Да, это верно, – вздохнул Эвергетов. – И чего ты замуж не выходишь, не понимаю, – добавил он каким-то мимолетным тоном.
Кто-нибудь другой, может быть, и не решился бы задать ей такой неприятный вопрос. Но Мафусаил знал ее с первого класса, уже двадцать пять лет – страшно подумать! Вся Евина жизнь прошла перед его глазами, и смешно было бы, если бы он постеснялся задать ей любой вопрос.
– Не берут, – снова улыбнулась Ева.
– Ну и дурак, что не берет, – сердито сказал Мафусаил. – Ты, наверное, всех мужчин дураками считаешь, а?
Тут он подмигнул Еве, снова собрав морщинки в стрелки.
– Да нет, что вы, вовсе нет! – засмеялась она. – Просто, по-моему, на таких, как я, вообще не женятся. За что же – дураками?
– Ладно, – вздохнул он, – извини, что я в такие дела лезу. Родителям привет передавай. Как там у отца в Курчатнике, не закрывают их?
– Нет вроде, – покачала головой Ева. – Наоборот, говорит, заказы какие-то из Америки. Он же еще в девяносто первом ездил, помните? Вот теперь и пошли заказы. До свидания, Василий Федорович.
Сначала Еве показалось, что ее насмешил сегодняшний разговор. В нее влюбился мальчик, на пятнадцать лет ее моложе, да еще ученик! Это было настолько невероятно, что даже не заслуживало размышлений. Но потом она поняла, что чувства ее не сводятся ни к насмешке, ни к недоумению.
«Как все нелепо, – думала Ева, спускаясь в метро на Маяковке. – Все, что связано с любовью, само собою получается у меня нелепо, вызывает у окружающих какую-то неловкость… Если бы дело было только в том, что Денис не хочет на мне жениться! Да он вообще не хочет жениться, и в конце концов, это его дело. Но ему неловко со мной, он всегда стремился вырваться от меня, и я всегда это чувствовала. Хотя и теперь не понимаю, почему…»
С такими невеселыми мыслями пришла она домой. Но расстраивать маму унылым видом не хотелось, и, постаравшись придать лицу веселое выражение, Ева воскликнула чуть не с порога:
– Мам, ты не поверишь, я сегодня выслушала потрясающее признание!
– Какое? – спросила мама, выглядывая из кухни. – В любви?
– Почти. Одна родительница считает, что ее сын в меня влюблен. Мой ученик, десятиклассник, представляешь?
– Да? – улыбнулась мама. – Что ж, интересно. Это она тебе сказала?
– Нет, Мафусаилу.
– И что он? – Мамин тон стал немного более настороженным.
– Да ничего, – пожала плечами Ева. – Вызвал, вместе посмеялись. Привет вам передавал. В ваши времена не так было? – поинтересовалась она. – Представляю, какой тогда был бы скандал! На комсомольском собрании, наверное, разбирали бы, да?
– Да, – согласилась мама. – И родителям бы не привет передавали, а выговор обещали по партийной линии.
– К счастью, времена изменились, – сказала Ева. – Никому до таких вещей дела нет, и это прекрасно. Я вообще у вас антиобщественная! – смеясь, крикнула она уже из своей комнаты.
– А что же тебя все-таки расстраивает? – спросила мама, когда Ева пришла на кухню и села за стол.
– Почему ты решила, что меня что-то расстраивает? – удивилась она. – Да это же смешно, расстраиваться по такому поводу, мам! Ну, сказала какая-то дура, что теперь, полдня об этом думать? Да и Мафусаил у нас умница, не придает значения глупостям.
– Нет, конечно, по этому поводу расстраиваться нечего, – согласилась Надя. – Но что-то в связи с этим тебя ведь расстроило?
– Ну… Да, наверное, – нехотя согласилась Ева. – Но не в связи с этим мальчиком, просто… Ты понимаешь, я так сильно чувствую свою никчемность, что мне просто страшно иногда становится. – И, перехватив мамин протестующий взгляд, она добавила: – Я знаю, что ты скажешь, все я понимаю! Конечно, вы меня любите – и ты, и папа, и Юра с Полинкой, я всем вам нужна. Но все равно… Какая-то полная человеческая никчемность, блеклость – не только внешняя, – и от этого все… Все, что у меня с мужчинами происходит!
– С какими мужчинами? – перебила ее мама. – С Денисом? Это, милая моя, еще ни о чем не говорит!
– Может быть, – пожала плечами Ева. – Но это ни о чем не говорит вот уже шесть лет, и за все время у меня больше никого не было. И до этого никого не было. А это уже о чем-то говорит, по-моему. А если возникает какая-нибудь любовная тема, то совершенно невпопад, вроде этой истории с мальчиком. Я чувствую себя неимущей, у которой может только отняться, ты понимаешь? – Эти слова она произнесла с неожиданной страстью, хотя мысль пришла ей в голову только сейчас. – Как Соня в «Войне и мире», правильно Наташа Ростова говорила!
– Я про Соню, правду сказать, не помню, – сказала мама. – Может, в «Войне и мире» так оно и есть… Но кто тебе сказал, что ты такая же, как та Соня?
– Я сама это знаю, – ответила Ева. – Моя жизнь подтверждает это каждый день, и кто мне что должен говорить?
– Человек сам создает свою жизнь, – не согласилась мама. – И никто меня не убедит, что это не так.
– Это не всегда так, – мягко возразила Ева. – Может быть, время изменилось – не знаю… Ну что ты мне предлагаешь делать – на выставки ходить, на театральные премьеры? Чтобы жизнь была интересной… Я и так хожу, но это ничего не меняет, совершенно ничего! Да, в конце концов, никому просто не интересно, что я там видела на этих выставках. Все равно каждый испытывает потребность только в том, что способен увидеть сам, а все остальное ему ни к чему.
– В жизни ничего не происходит само собою, – медленно произнесла Надя. – Только в ответ на твое усилие. Если ты можешь его совершить – все у тебя будет.
– Я просто не знаю, в каком направлении его совершать, – улыбнулась Ева. – И поэтому не вижу в нем смысла. Я делаю все, что в состоянии делать: живу, работаю как могу, что-то читаю, о чем-то думаю, кого-то люблю… Я такая, как есть. И такая, как есть, я никому не нужна. Ладно, мама, все не так печально! – засмеялась она. – В конце концов, не обязательно всем женщинам выходить замуж! Если бы я встретила такого человека, как папа, я бы ни минуты не сомневалась. Если бы он так меня полюбил, – уточнила Ева. – А просто так, лишь бы выйти… Зачем?
– Хотя бы затем, чтобы иметь детей, – вздохнула Надя.
– Для этого не обязательно выходить замуж, – заметила Ева.
– Ну и родила бы, – спокойно сказала Надя. – Пора уже, годы-то идут. Тридцать два – не восемнадцать, тянуть больше нечего.
Ева слегка опешила от этих слов. А она-то считала, что мама даже опасается, как бы ее неудачница-дочь не родила без мужа! Но вообще-то ясности и трезвости Надиного ума удивляться не приходилось, и с чего это она взяла, что мама мыслит так примитивно?
– Смотри, – улыбнулась Ева. – Ведь и правда рожу, будете знать!
Разговор о детях зашел у нее с Денисом еще в самом начале – еще когда в их отношениях чувствовалась страсть. Точнее, чувствовалась страсть в его отношении к ней…